Лена пришла, когда я уже перестала чувствовать свои ноги. Её весёлое и звонкое «привет ещё раз» моментально избавило меня от этого ощущения оторванности и отчуждения.

- Что-то ты какая-то посиневшая вся, - заявила Лена, оценив меня беглым взглядом. – Давно ждёшь что ли?

- Нет, только пришла, - зачем-то соврала я.

Сейчас мне уже не сложно признаться, что я всегда боялась оказаться перед Леной в каком-нибудь идиотском положении. Боялась показаться попросту дурой. Лена была весёлой, симпатичной и уверенной в себе. Пожалуй, из нас троих она была самой нормальной. Училась она средне, с четверки на пятерку (причем, последнее случалось значительно реже), встречалась с каким-то парнем и своим присутствием разбавляла наш с Машей дуэт «ботаников».

- Я захватила с собой кое-какие диски с фильмами и музыкой, - с улыбкой шепнула Лена, когда мы вошли в переполненный автобус. – Просто боюсь, что мы помрём от скуки за эту ночь. У Маши наверняка даже выпивки не найдётся.

- Это точно, - усмехнулась я в ответ, и в тот же момент мне стало вдруг противно от самой себя и от этого смеха. Сама я не была большим любителем выпивки, но испугалась, что Лена сочтёт меня такой же, как Маша.

Когда мы приехали, уже совсем стемнело, а метель немного утихла. Лена без остановки трепалась про своего парня Антона, а я старательно делала вид, что слушаю. Ко мне снова вернулось тяжёлое и давящее, как будто вцепившееся в горло одиночество. Сейчас, с Леной оно было ещё сильнее, чем у библиотеки, когда я действительно была одна. Наверное, на меня тогда всё сразу подействовало: вечерняя сгущающаяся тьма, неожиданный снегопад, незнакомые улицы, яркий блестящий пакет с подарком в моей руке. Я так привыкла сидеть в это время дома, что сейчас мне казалось, будто это и не я вовсе иду по тускло-освещённым улицам и смеюсь над шутками Лены. Это точно не я. Это лишь часть меня. А сама я сижу за столом и решаю задачи по геометрии. Пожалуй, в тот день впервые произошло разделение меня на эти две такие странные, непохожие друг на друга части, прежде чем я окончательно утратила одну из них.

До сих пор я ясно помню, как мы вошли в Машину квартиру, осторожно, словно боясь нарушить сгустившуюся там тишину. Да, это было первое, что врезалось в мою память – дома у Маши очень тихо. И темно в прихожей. Где-то в дальней комнате горит тусклый свет, а во всей квартире темно и как-то пусто, как будто здесь никто и не живёт вовсе. Пахло свежесваренным кофе и ещё какими-то пряностями. На вешалке висел только одинокий зелёный Машин пуховик и розовый шарф, чёрные перчатки валялись на тумбочке рядом с ключами и телефоном. Больше ничего. Так чисто, что сразу бросается в глаза. И снова пусто.

Мы неловко потоптались на пороге, пока Лена не вооружилась своей обаятельной улыбкой и не поздравила Машу. Я тоже добавила что-то от себя и вручила ей пакет с книгой.

Что мы делали потом, о чём говорили, я вспоминаю с трудом. Помню только это ощущение какой-то натянутости, когда не знаешь, куда девать руки, куда смотреть и что бы ещё сказать. Но это довольно скоро прошло. Лене всё-таки удалось нас растормошить.

Мы сидели за накрытым столом и как раз допивали чай, хихикая над чем-то, когда это случилось. Напряжение совсем прошло, и нам было по-настоящему хорошо в тот момент.

Сейчас я думаю, что, пожалуй, мы всё-таки были хорошими подругами. Обычными девчонками, просто школьницами, пускай и слишком серьёзными иногда, но всё же беспечными. Нас ещё ничего не тяготило тогда. И было просто хорошо. Тепло, уютно, легко. Это был последний раз, когда мы сидели вот так втроём и, ни о чём не задумываясь, пили чай с бергамотом.

А потом мы услышали чьи-то шаги и смех в коридоре. Звон ключей. Мы с Леной решили, что это соседи, но Маша сразу напряглась, чашка дрогнула в её руке, и Маша со звоном поставила, почти уронила её на блюдце. Кто-то открывал дверь. Неужели вернулись родители? И что тогда? Уже слишком поздно, чтобы ехать домой.

Но, только лишь взглянув в Машины вдруг как-то сузившиеся и потемневшие глаза, я поняла, что это не родители. Что-то очень тяжёлое, суровое, злое появилось в её взгляде, отчего я сразу поняла – праздник испорчен.

Прихожая наполнилась двумя женскими голосами, шелестом снимаемой одежды, звоном железных вешалок. Маша всё молчала. И Лена уже открыла было рот, чтобы прояснить ситуацию, когда в дверном проёме показалась девушка. Не обратив внимания на меня и Лену, она сразу посмотрела на Машу. Обе молчали. Наверно сестра, подумала я.

Но они так не похожи.

Девушка была красивой. Высокой, худенькой и какой-то хрупкой. Её глаза были ярко подведены чёрным, отчего сразу выделялись и казались больше. Чуть вьющиеся волосы рассыпались по плечам, в ушах поблёскивали крупные серебристые кольца. На тонкой бледной шее висел такой же серебряный крестик, упирающийся в край глубокого выреза чёрной блузки. На щеках выступил легкий румянец с мороза.

- Ты обещала, что не придёшь, - сказала вдруг Маша, и я невольно вздрогнула от её голоса. Я не помнила, чтобы раньше Маша говорила таким ледяным тоном. Даже Лена вдруг как-то сразу поникла и потускнела.

- Планы изменились, - ответила девушка, вздохнула, тряхнула волосами. – С днем рождения, сестра.

Сестра всё-таки?! Я в изумлении пялилась то на Машу, то на девушку в дверном проёме, не веря, что сёстры, родные люди могут смотреть друг на друга с такой ненавистью.

В этот момент рядом с Машиной сестрой возникла другая девушка. Её длинные рыжие волосы были заплетены в косу, переброшенную через плечо, а лицо усыпано веснушками. В глазах испуг.

- Диана? – обратилась она к Машиной сестре. Та сразу повернулась к ней и шепнула с улыбкой: - Иди в комнату, я сейчас.

Рыжая бросила последний взволнованный взгляд на Машу и скрылась. Я уже вообще ничего не соображала, но воздух в комнате леденел с каждой секундой их молчания, и для этого не надо было ничего понимать. Всё ясно. Они просто ненавидят друг друга.

- Ты обещала, что не придёшь, - повторила Маша. Её излюбленный сдержанно-официальный тон начинал сдавать. В нём появились визгливые нотки.

- Это мой дом, и я могу прийти, когда захочу, - ответила Диана. Её голос, напротив, был спокойным и даже чуть отстранённым, тихим и мелодичным.

- Ты всегда делаешь только то, что хочешь и не считаешься с желаниями других, - ответила Маша.

- Не заводись, я не собираюсь мешать вашему веселью. Хотя, что-то у вас тут совсем не весело. Музыку бы включили, что ли…

- Не твоё дело! – закричала вдруг Маша, приподнимаясь. – Зачем ты притащила эту девчонку?

- Захотела и притащила. Повеселиться решила, пока родителей нет, довольна? – она усмехнулась. Холодно и вызывающе. – Можете присоединиться к нам, если хотите. Мы вас научим настоящим развлечениям.

- Заткнись! Не смей, - что-то дикое вспыхнуло в Машиных глазах, но тут же потухло. И сама она вдруг сразу успокоилась и повторила: – Не смей.

- Как хочешь. Я только предложила. Ни в коем случае не хотела посягать на твою святость, - Диана спрятала улыбку и развернулась, чтобы уйти.

Маша снова села на стул, взяла было чашку с недопитым и уже остывшим чаем, но чуть не выронила её из дрожащих рук, поставила обратно и, что-то пробормотав, вышла из-за стола и из комнаты.

Мы с Леной ошарашено переглянулись.

- Что это было? – спросила я.

- Не знаю, - ответила Лена. – Но точно знаю, что насчёт музыки её сестра была чертовски права. Хорошие песни на фоне всего этого безобразия нам не помешали бы.

- Но Маша…

- Да, помню. Маша не слушает рок.

Мои музыкальные вкусы полностью сходились со вкусами Лены. Но Маша любила только классику, а я сомневалась, что Бетховен или Моцарт добавили бы нам веселья.

- Я чуяла, что не надо нам сюда ходить, - вздохнула Лена, уткнувшись в свою чашку. Я ничего не ответила, хоть и была с ней полностью согласна.

Маша вернулась через пару минут, и, похоже, к ней снова возвратилось её обычное спокойствие.