- Ты как? – спросила я, нажимая на «стоп». Экран телевизора погас, стало совсем тихо. Аня всхлипнула.

- Почему всё так? – прошептала она.

- Что? – я наклонилась к ней с каким-то благоговейным трепетом. – Что «так»?

- Почему Карен в ответ на признание в любви сказала: «Ты ошибаешься! Ты запуталась!»? Разве так можно говорить? – она снова всхлипнула.

- Потому что она не могла понять таких чувств. У неё самой их никогда не было, - ответила я с осторожностью.

- Но почему Марта решила умереть?! Ведь Карен предложила ей новую жизнь. Ведь они могли бы…

- Не могли бы, - мягко оборвала ее я. – Они не могли бы. Марта просто хотела освободить свою любимую.

В ответ Аня только судорожно вздохнула.

- Принести тебе попить? – спросила я, снова сражаясь с невыносимым желанием обнять её.

Аня то ли кивнула, то ли опять всхлипнула.

- Я же говорила, что тебе не стоит его смотреть, - вздохнула я, поднимаясь.

После стакана воды ей, кажется, стало получше. И мне хотелось рассказывать ей что-нибудь смешное, чтобы отвлечь. И хотелось держать её за руку. Но я не стала. По возможности я старалась избегать всех этих прикосновений.

- Это всё я виновата. В следующий раз будешь меня слушаться! – заявила я.

Она улыбнулась.

- Всё нормально. Правда. Фильм потрясающий. Я не жалею, что посмотрела его.

- Точно?

- Точно. Извини, что сижу тут и распускаю сопли.

- Да ладно. Я не против твоих соплей.

Она засмеялась, смутившись.

- Пойду умоюсь. А ты не смотри на меня, когда я заплаканная и страшная.

- Страшная?! – я не удержала равновесие и уселась на пол. – Это ты-то?!

- Да. И не спорь со мной. Когда я наревусь, лицо опухает и выглядит просто ужасно. Как будто меня покусали пчелы.

Я рассмеялась над её ворчливым тоном.

- Чего? – буркнула она обиженно.

- Ничего, - я улыбнулась. – Ничего. Иди умывайся. И приходи на кухню. Я собираюсь сварганить нам какой-нибудь праздничный ужин. Поможешь?

- Конечно! - и её личико тут же осветилось улыбкой. – Я быстро!

И мне хотелось сказать, какая она милая. Но я не стала. Я боялась испортить. Неловким словом, неосторожным прикосновением или случайным взглядом. Боялась спугнуть. Это лёгкое, неуловимое, неосязаемое нечто между нами. Я просто хотела относиться к нему бережно.

Я просто сидела на полу и не переставала улыбаться. Мне вдруг показалось кое-что. Кое-что очень странное.

Мне показалось, что я счастлива.

5

Почему-то мне особенно запомнилось, что в тот вечер Аня была одета в лёгкую кофточку алого цвета с серебристыми пуговицами и прозрачными воланами на груди и рукавах. Ей очень шла эта кофта. А когда мы готовили, она забрала волосы в два хвостика блестящими красными резинками. Она была очень красивой. И мне снова захотелось сфотографировать её, поймать её смущённую улыбку, когда она слушала меня, или её аккуратные, но взволнованные движения, когда она ставила чашки и блюдца на стол, раскладывала салфетки.

Но я не стала. Я то и дело ловила на себе её вопросительный взгляд, но не знала, что должна ответить. Она как будто всё время чего-то ждала от меня. А я делала вид, что не замечаю. Недомолвки, намёки и какая-то выжидающая незавершенность. Я была слишком измучена, чтобы понять, что у неё на уме. И на сердце.

Ей хотелось чего-то яркого, неожиданного, необычного, от чего замирает сердце и дыхание перехватывает. А мне хотелось покоя, мягкого света ночника и тихого бормотания телевизора. Просто покоя. Больше ничего. Мне было спокойно с ней. А ей нет. Никогда нет. Моя близость, моё простое присутствие в комнате всегда заставляли её нервничать и сжимать пальцы, сминать ткань блузы или юбки, опускать взгляд и смеяться, даже если не смешно.

За всё это время я так и не придумала способа успокаивать её. Она была спокойна только когда спала и не знала, что я рядом.

В тот вечер, уже около двенадцати, Аня нашла у меня в холодильнике бутылку шампанского.

- А ты разве не будешь открывать? – спросила она.

- Даже не знаю, - я пожала плечами. – Это родители купили ещё до… аварии. А теперь… Не одной же мне всё это пить.

- Я тоже могу попробовать, - Аня улыбнулась и тут же опять смутилась. А я снова растерялась, как когда она предложила мне посмотреть «Детский час».

И снова какая-то часть меня хотела убрать бутылку и захлопнуть холодильник, а другая уже рвалась за бокалами.

- Ты уверена? – спросила я. – Ты же не пьешь.

- Ну, немножко-то можно наверное. Новый год всё-таки.

- Ну, хорошо, - я улыбнулась, забирая у неё бутылку. – Сейчас открою.

На этот раз меня не пришлось долго уговаривать. Мы вернулись в зал к маленькому накрытому столику, и я уселась на диван, поставив бутылку под ноги.

- Лучше отойди подальше. А то за действия пробки после того, как она вылетит из бутылки, я не отвечаю! – сказала я хихикающей надо мной Ане.

Аня спряталась за дверью и наблюдала за мной одним глазом.

- Спрячься совсем! А то в глаз выстрелит! – предупредила я, сдерживая смех, нарочито серьёзным тоном.

- Тогда я буду похожа на пиратку.

- А если в нос, на кого будешь похожа?

- На Деда Мороза.

- Ладно, тогда потом не говори, что ты страшная!

- Не буду, - улыбнулась она, но всё-таки спряталась, услышав хлопок. Я тихонько усмехнулась. Пробка угодила в буфет и чуть не разбила стекло. Из-за двери высунулся хвостик Ани с красной резинкой.

- Уже всё? – спросил хвостик.

- Всё, - я облизнула с пальцев потёкшую пену. – Прошу к столу, пиратка.

Часовая стрелка неумолимо отсчитывала последние мгновения уходящего года.

- Желание! – воскликнула вдруг Аня, поднимая свой бокал.

- Чего? – не поняла я.

- Пока будут бить куранты, нужно обязательно загадать желание!

- Ты в это веришь? – я старалась изгнать из своего тона любые проявления снисходительности и «взрослости» по отношению к ней, но на этот раз не вышло.

- Конечно! – обиделась она. – В Новогоднюю ночь может случиться любое чудо. Если очень поверить и загадать желание, оно обязательно сбудется.

- Хорошо, - смягчилась я. С Аней я научилась верить во многие вещи. За это я всегда буду ей благодарна. – Что будем загадывать?

- Только нужно обязательно поверить! Ты веришь? Если не веришь, ничего не получится!

- Верю, - спокойно отозвалась я. И я действительно готова была поверить. Я думала, почему бы и нет? Ведь случаются же чудеса с другими, так пусть и с нами случатся. Я смотрела в её глаза и верила. Что бы она ни говорила сейчас, я всему буду верить. В её глазах ослепительный свет. И я готова следовать за ним.

- Хорошо. Тогда давай вместе загадаем кое-что. Если мы обе поверим, желание обретёт ещё большую силу.

- Давай, - я беззаботно улыбалась. В моём взгляде было восхищение, и я знала, она замечает его.

- Давай загадаем, чтобы Маша пришла в себя, - прошептала она.

Я коротко вздохнула. Еле слышно, и она, кажется, тоже.

- Хорошо, - снова сказала я.

И когда били куранты, мы загадывали одно и то же желание. И почему-то мне очень приятно было осознавать, что думаем мы об одном и том же. Может, даже участвуем в творении какого-то чуда.

А потом был звон бокалов и смех, и разговоры о каких-то милых пустяках. Потому что люди редко говорят о серьёзных вещах. Наверное, для них есть определённые серьёзные моменты, и когда эти моменты уходят, мы снова ведём себя как обычно.

И было легко. Ко мне пришёл наконец покой, которого я так жаждала. И в ту ночь мне казалось, что Аня способна даровать мне всё то, чего мне всегда не доставало, что я так безуспешно и отчаянно искала. И была эта невыразимая нежность, когда хочется заботиться, шептать милые глупости, отдавать всё лучшее, что только есть, ничего не прося взамен. Только нежность. Не думаю, что тогда я была способна на какие-то иные чувства к Ане. Потому что было слишком много внутренних барьеров, которые я не смела, боялась переступить. Не могла себе позволить. Да и просто не способна была, потому что слишком горячо, слишком свежо и больно было ещё.