Софи злилась на старуху, злилась на себя, но ничего не могла поделать. Она с ужасом ждала того момента, когда придется рассказать отцу Крис обо всем, и поэтому старалась лишний раз об этом не думать.

Отвлечься ей помогала музыка. Софи писала на рассвете, когда Крис уже крепко спала, а утром играла то, что получалось. Ей нравилось смотреть, как просыпается Стокгольм, как его узенькие улочки наполняются людьми, а в окнах гаснет свет, уступая место солнцу. Ей казалось, что в рассветные часы город наполнен особым, дымчато-туманным, загадочным светом. Ей приятно было думать, что ее постель больше не пуста, и что в любой момент можно забраться под одеяло и прижать к себе Крис, вдохнув ее сонное тепло.

А потом пришло время Нильса выписываться из больницы и возвращаться в реабилитационный центр до следующей операции.

В Королевской опере Софи предложили дать еще три концерта в следующем месяце, и она согласилась. Она еще не сказала об этом Крис, потому что это значило, что на какое-то время им придется расстаться. Но в Королевской опере платили больше, чем в их родном городе, и это все решало.

К тому же близилось время операции Нильса, а это значило, что нужно заканчивать подготовку документов на усыновление. Как бы там ни было, и каков бы ни был результат операции, но Софи заберет ребенка к себе и домой вернется только с ним.

Софи много раз прокручивала в голове объяснительную речь, которую ей нужно было произнести перед Крис. Как сказать о том, что им предстоит разлучиться на два месяца? Ей и самой эта мысль казалась убийственной. Софи ругала себя за бредовые предположения, которые рождались у нее в голове, но ничего не могла с собой поделать.

“А что если за эти два месяца Крис решит, что я вообще не очень-то ей и нужна? Ведь каждый день с ней будет тот мальчик, ее однокурсник. Что если она решит, что глупо так расстраивать отца и что куда правильнее будет выйти замуж и забыть обо всем?”.

Конечно, эти свои мысли Софи тоже никогда не озвучивала. Она просто молча открывала новую пачку сигарет и смотрела, как над городом восходит солнце.

46

Крис очень радовалась, когда Нильса выписали из больницы, ведь это значило, что она наконец-то сможет увидеть их с Софи уроки музыки. Ожидание этого события было волнующим и приятным.

Софи рассказывала, что в реабилитационном центре есть старое пианино. Когда-то на нем играла одна из сестер, а потом она уволилась, и пианино стало частью интерьера. Софи настроила его сама, чтобы получить более-менее приличный звук и начала потихоньку заниматься с Нильсом музыкой. Крис с трудом представляла, как слепой мальчик может играть, ведь она сама не могла постигнуть этого чуда даже с прекрасным зрением.

В тот день по дороге в центр они купили большой зеленый воздушный шар, наполненный гелием. Конечно, на таком не улетишь, но “уже кое-что”, как сказала Софи. Нильс был в восторге от подарка.

- Воздушный шарик! Настоящий! - воскликнул он, когда Софи передала ему веревочку. Теперь, когда его глаза были свободны от повязки, казалось, что Нильс даже смотрит на шарик и видит его. Но, конечно, это было не так. Нильс мог различать только солнечный свет и темноту. - А какого он цвета?

- Зеленого, - ответила Софи.

- Как трава и деревья? - спросил мальчик.

- Да. Как трава и деревья, - ответила Софи.

- А на нем можно улететь?

- Нет, милый, нельзя. Он слишком маленький.

- Ну и ладно. Все равно он мне очень нравится! И я могу просто представить, что лечу!

Какое-то время Нильс был увлечен шариком, а потом Софи позвала его за фортепиано, и ребенок от радости даже выпустил веревочку, позабыв сразу обо всем. Крис успела поймать шарик, чтобы он не улетел к высокому потолку, и села в кресло рядом с инструментом. Для Нильса был приготовлен стул с подушкой, чтобы мальчик доставал руками до клавиш.

- Ну что, ты помнишь ту песенку, которую мы учили? - спросила Софи, помогая Нильсу поставить пальцы в нужную позицию.

- Помню! - с готовностью объявил мальчик. - Давай сыграем ее для Кристи!

- Давай! - и Софи подмигнула смутившейся девушке. С этим воздушным шаром Крис смотрелась изумительно, но Софи старалась не думать об этом, чтобы не отвлекаться.

Они заиграли в четыре руки, и впервые Крис не смотрела на Софи. Её вниманием полностью завладели детские ручки Нильса, которые двигались с уверенностью, не меньшей, чем у взрослого музыканта. Их произведение заняло не больше минуты, но было вознаграждено аплодисментами, и от восторга Крис сама едва не упустила шарик. Она хлопала, и на глаза ее наворачивались слезы.

- Тебе понравилось? - спросил Нильс, и щеки его разрумянились.

- Очень понравилось! Ты просто молодчина! Здорово получилось!

- Это все Софи меня научила… Я никогда не буду играть так же здорово, как она.

Софи грустно улыбнулась. Наверное, вспомнила себя маленькой в классе Александра Анатольевича, свою детскую неуверенность и поклонение таланту взрослого.

- Это еще что за ерунда? - Софи потрепала его волосы на макушке. - Да ты еще меня перегонишь, вот увидишь! Тебе только пять лет, а мне было семь, когда я начала играть. У тебя все еще впереди, Нильс.

- Правда? - осветился мальчик. - А ты будешь учить меня?

- Конечно, буду. Хочешь, выучим новую песенку?

- Да! Да!

Софи улыбнулась Крис извиняющей улыбкой, которая говорила: “Придется тебе потерпеть и подождать, когда закончится наш урок”.

Но Крис была только рада присутствовать. Ей нравилось наблюдать за этими двумя, нравилось, как они смотрелись вместе. Софи выглядела такой спокойной, счастливой и умиротворенной, когда болтала с мальчиком, щекотала и обнимала его, терпеливо читала вслух партитуру, которую Нильс не мог видеть. Крис вдруг подумала, что все эти два года, Нильс был для Софи единственной радостью, единственным, ради чего та двигалась дальше, и от этого ей стало очень грустно. Ей хотелось, чтобы Софи больше никогда не чувствовала себя одинокой.

“Но в моих ли это силах? Могу ли я дать ей то, чего ей не хватало? Могу ли заполнить пустоты, которые остались в ее сердце после всех потерь? Ради Софи мне придется стать сильной. Потому что сама она была сильной слишком долго”.

В тот вечер Софи наконец-то решилась на разговор с Крис.

«Ну давай же, трусливая ты дура! Скажи уже! Как всякие глупости творить, так смелости хоть отбавляй! А как сделать что-то важное, так ты сразу в кусты!».

- Кристи, мне нужно кое-что сказать тебе… - выдохнула Софи, чтобы отрезать себе путь к отступлению и не отложить разговор еще на день.

- Да я уж поняла, - усмехнулась Крис. - Ты так нервничаешь, что только свою партитуру еще не скурила… Что стряслось?

И Софи рассказала. При этом она старалась не смотреть девушке в глаза. И говорила быстро-быстро, словно надеялась, что Крис не успеет разобрать в ее словах самого главного. Но Крис разобрала.

- Значит, мы расстанемся на несколько месяцев? - спросила она, стараясь не выдать голосом своего огорчения, но Софи все равно почувствовала его.

- Всего месяца на два, не больше, - сказала Софи, хотя для нее самой и недели было достаточно, чтобы чокнуться.

“Почему я опять делаю вид, что мне все равно? Почему не могу сказать, как тяжело мне будет без нее?”.

- Что ж, ничего не поделаешь, - Крис кивнула. - Придется мне возвращаться домой одной.

- О, нет, зачем же? Я слетаю с тобой, а потом вернусь обратно через пару дней.

- Но Софи, зачем тебе тратить на самолет лишние деньги, когда они так нужны для операции?

- Да не переживай ты об этом! За концерты мне заплатят достаточно. К тому же, ты не забыла, что нам нужно как можно скорее поговорить с твоим папой, - Софи сама не верила, что сказала это, но идти на попятную было уже поздно.

Крис улыбнулась.

- То есть, ты хочешь все рассказать папе, а потом смотаться в Стокгольм, чтобы я одна все это расхлебывала?

- Нет! Я совсем не то имела в виду…