- Да, я схожу с удовольствием. Ведь хоть я и не играю на пианино, но очень люблю фортепианную музыку!

- Тебе понравится, я уверен. Мне кажется, София – единственный человек, которого я знал, чьё воображение не уступает твоему. Именно поэтому её музыка удивительна.

- Ты говоришь о ней с такой теплотой, - Крис улыбнулась. – Похоже, вы были близко знакомы.

- Да, ты права. Говорят, у преподавателей не должно быть любимчиков, но я ничего не мог с собой поделать и питал к этой девушке слабость. У неё был необычный талант и необычная судьба. Её родители погибли, когда Софии было одиннадцать лет, и это наложило отпечаток на всю её жизнь. Я как будто ощущал свою ответственность за это, думал, что должен помочь ей всем, чем смогу.

- Это очень грустно, - посерьёзнела Крис. – Наверное, она будет рада увидеть тебя.

Что-то промелькнуло в глазах Александра, и он поспешил закончить разговор:

- Значит, договорились! Концерт завтра в шесть. А сейчас пора спать, мышонок. Я помогу тебе помыть посуду.

- Хорошо, пап. Но посуду я помою сама. Тебе не положено, у тебя сегодня особый день, - и Крис звонко чмокнула отца в колючую щёку.

4

Крис лежала в своей постели, и раскрытая книга лежала у неё на коленях. Чарльз Диккенс «Холодный дом».

Девушка следила за тенями, плывущими по потолку, и понимала, что сосредоточиться на чтении она не может. Такое бывало с Кристиной не часто, обычно она умудрялась настолько погрузиться в созданный писателями мир, что всё окружающее просто переставало существовать, как бубнящий где-то в другой комнате телевизор. Крис читала на переменках в институте, читала в столовой и на скучных лекциях. Одногруппники шутили, что если бы случился конец света, и всё вокруг начало рушиться и гореть, Крис бы этого даже не заметила. Она улыбалась в ответ на эти незлобные шутки, а друзья легонько хлопали её по плечу со словами: «Какая же ты смешная, Тина!».

Но сегодня вечером неповторимый мир Диккенса не увлекал девушку. За ужином отец растревожил её память всеми этими разговорами о феномене «незавершённого прошлого», прошлых жизнях и прочих странных вещах. И снова она лежала, пытаясь вспомнить хоть что-то из того сна. Может, ей действительно стоит обратиться к врачу?

Обычно сон повторялся, но в прошлый понедельник что-то изменилось. Крис не могла объяснить, что именно, просто к привычным ощущениям примешивалось какое-то новое и не очень приятное чувство утраты, бесполезности, упущенного шанса, причем шанса настолько важного, словно от него зависела вся ее жизнь. Или ее счастье, ее будущее. Что-то, настолько важное для нее, что мысль о том, что она это потеряла, вызывала ледяные мурашки и превращала стоящий на полу рюкзак в скрюченную собаку с головой крысы.

Крис села на постели. Брови ее сошлись на переносице в напряженной попытке вспомнить хоть что-то, но единственное, что смогло удержать ее сознание, это всполохи красок теплых и холодных оттенков, перемешанных в диком вихре эмоций, ощущений, воспоминаний и невысказанных когда-то слов. Когда-то… Теперь… И это «когда-то» было в том сне, а это «теперь» было здесь и сейчас. И между ними лежала пропасть ровно в одно упущенное воспоминание, по своей важности равное целой жизни.

Сначала Крис думала, что ощущение утраты как-то связано с её матерью. Это был единственный близкий человек, которого она потеряла, хоть это и случилось больше десяти лет назад. И если уж и была в её «незавершённом прошлом» какая-то утрата, то она должна быть связана с матерью. Должна. Но не связана. Крис ясно чувствовала это.

Другой человек уже давно бросил бы думать об этом и ломать голову, но только не Крис. Её пытливый ум привык добираться до истины во что бы то ни стало. «Если Кристина хочет что-то выяснить, её и танк не остановит!», - говорил отец. И был прав.

«Лучше бы ты была такой же упорной в плане учёбы!» - говорил староста их группы Василий (иначе как Василий он себя называть не позволял).

Но Крис бывала упорной только если что-то представляло для неё подлинный интерес, а если казалось скучным – она предпочитала не тратить на это драгоценного времени. Поэтому оценки Крис по некоторым предметам оставляли желать лучшего. И вместо того чтобы внимательно слушать преподавателя и в поте лица корпеть над контрольными, как некоторые её сокурсники, она читала книгу или смотрела в окно, и один Бог знал, что бывало в этот момент у неё в голове.

Крис закрыла томик Диккенса, положила рядом с собой и снова легла. Как только она решила для себя, что дознается, в чём тут дело, ей сразу полегчало.

- Завтра же я всё выясню! – сказала она решительным шёпотом, и её брови сошлись на переносице, как бывало всегда, когда Крис принимала важное решение, но тут же снова разгладились, и лёгкая улыбка тронула её губы.

Крис закрыла глаза, чтобы спать и видеть сны.

5

Как много света было в этих чужих окнах. Как много далеких и прекрасных огней, рассыпанных осколками на этом черном холодном небе. И крыши высоток, тонущие где-то в темноте непостижимой выси, поглощающей свет и тепло.

А потом наступит утро и зажжет пламя, и темноты больше не будет. Не будет ничего, о чем можно думать поздно вечером, когда совсем не хочется спать и одна только мысль об очередной ночи обрывочных видений, растворяющихся в тишине комнаты и мерном тиканье часов, вызывает нечто наподобие приступа астмы.

- Пьёшь таблетки? – послышался приглушённый голос Серёжи из комнаты.

- Просто снотворное… – ответила Софи, и взгляд её стал рассеянным. Да, она пьёт таблетки. Вот только они все равно не помогут. И сна все равно не будет.

- Да ещё и куришь к тому же! Ну и вонь! – Сережа возник в проёме балконной двери. – Что с тобой стало за эти годы?

- Именно поэтому я и не захотела останавливаться у тебя, - Софи слабо улыбнулась и затушила сигарету. – У тебя теперь семья, нехорошо, если в добропорядочный дом придёт такая жуткая тётка, как я.

- Язвишь? В этом вся ты.

- Нет, что ты!

- Жуткая ты или нет, но ты действительно тётка, которая даже ни разу не виделась с собственной племянницей!

- Ну-ну, не шуми, - Софи подмигнула брату, и он сразу растаял и смягчился. – Лучше постой здесь со мной. Знаешь, так красиво!

- И холодно! – Серёжа передёрнул плечами.

- А ты куртку накинь.

Ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

- Ты случайно не знаешь, почему я всегда иду на поводу у своей младшей сестры? – проворчал он, когда вернулся уже одетый.

- Потому что ты любишь меня, а я люблю тебя, разве не так?

- Ты всегда так легко говоришь о любви…

- Я люблю любовь. А что в этом плохого? – София обезоруживающе улыбнулась.

- Плохо то, что ты как будто относишься к любви несерьёзно.

- А ты порой слишком серьёзен, тебе не кажется? – и она со смехом стукнула Серёжу по плечу.

- Больно! – заорал он.

- Это чтобы ты не напрягался из-за ерунды!

- Н-да, иногда мне кажется, ты никогда не повзрослеешь.

Софи отвела взгляд и сразу как будто закрылась.

- Ты не прав. Я давно повзрослела.

- Тогда почему ты до сих пор одна?

- Мне ещё рано…

- Издеваешься?! Тридцать два – это не рано, а скорее поздно!

- Не занудствуй. Ты же знаешь, у меня нет времени на серьёзные отношения.

- Да, у тебя есть время только на твою музыку, - вздохнул Серёжа, и на лице его было написано крупными буквами «Она безнадёжна!».

- Моя музыка – это единственное, что по-настоящему важно, - Софи непроизвольно потянулась к пачке за новой сигаретой. Это значило, что она начинает нервничать, и разговор ей не нравится.

- Господи, Софи, от чего ты бежишь? От чего или от кого?

Софи посмотрела, наконец, в глаза своего брата и увидела в них отражение ночных огней.

- Что ты имеешь в виду?

- Ты знаешь, что я имею в виду! Софи, ты не была в родном городе пять лет, и мы общались только по письмам и редким звонкам. Ты даже не приехала на мою свадьбу, не приехала, когда у меня родился ребенок. Ты словно полностью выключила прошлое из своей жизни, предпочла сделать вид, что ничего не было! Я же не полный кретин! Я вижу, что ты убегаешь, убегаешь от чего-то изо всех сил!