…

Сейчас, когда все для меня уже закончилось, когда я с трудом отличаю день от ночи, когда смешались реальность и иллюзия, именно сейчас я все чаще оглядываюсь на свою жизнь. На все, что я успел сделать и что – нет. Я написал много книг, бесполезных книг. Исписал целую гору бумаги, добился славы, обзавелся поклонниками. Но самого главного так и не сделал. И уже не сделаю. Дорогая, дорогая моя Кэтрин, если ты когда-нибудь прочтешь эти строки, знай, что я всегда любил тебя и всегда, каждую секунду своей жизни раскаивался в том, что сделал. Пожалуйста, прости меня, если сможешь.

…

Стоун-холл. Я часто думаю о том, что с ним будет, когда меня не станет. Да, по завещанию дом отойдет Одри, но девочка еще слишком мала, не думаю, что Кэтрин позволит ей переехать сюда в ближайшем будущем. Я представляю себе Стоун-холл пустующим. Все верно, пустующим, ведь кто, черт возьми, захочет жить в доме, где жил чокнутый писатель? Разве что какой-нибудь извращенец, любитель мрачных историй, извращенец вроде меня. И я думаю о том, что ждет его здесь, когда он откроет комнату, которую нельзя открывать. Пустая комната доберется до любого, у кого есть тьма в душе. А она есть у каждого.

Поэтому я искренне надеюсь, что Стоун-холл останется пустовать до тех пор, пока Одри не вернется сюда. Мне жаль этот дом. Оранжерея погибнет, прекрасный сад зарастет, в комнаты проникнут пыль и грязь. Стоун-холл хороший дом. Он не виноват в том, что одна единственная комната превращает его в особняк ужасов.

Мне хотелось бы, чтобы однажды Одри смогла полюбить его, как полюбил я. Мне хотелось бы, чтобы она поняла, каким замечательным может быть это спокойное место в своем тихом уединении. Мне хотелось бы, чтобы она подарила Стоун-холлу вторую жизнь.

Верить в это – единственное, что мне осталось сейчас.

На этом дневник Уинстона Карца заканчивался. Одри сглотнула, ощущая подступающий в горлу комок. Под столом Вивиан крепко сжала ее руку.

- Все вышло так, как он и описывал здесь, - прошептала Одри. – Сад и оранжерея погибли… Все, чем он так дорожил, умерло.

- Это неправда, - сказала Вивиан твердо. – Оно не умерло. Оно просто ждало твоего возвращения. Стоун-холл теперь твой дом. Ты больше не маленькая девочка. Ты сможешь позаботиться об этом месте. Главное помнить, что чужим людям здесь не место. Иначе Пустая комната уцепится за них, как уцепилась за нас. Поэтому никаких больше извращенцев в Стоун-холле, кроме нас!

Одри рассмеялась, а Мэтью и Джошуа подхватили ее смех. Когда все отсмеялись, Вивиан спросила:

- Кэтрин… так зовут твою мать, да?

- Да, - Одри закивала. – Я должна обязательно показать ей эту запись. Мама ни за что не поверила бы во все, что мы здесь увидели, да и ни к чему ей это знать. Она не поверит, что я разговаривала с дядей, зато эти записи вполне реальны. Мама должна знать, что дядя раскаивался.

Они помолчали какое-то время, а потом Мэтью не вытерпел и спросил:

- Ну что… все, как бы это, остывает… давайте есть, что ли?

И компания разразилась дружным хохотом.

16:14

После обеда они перебрались в гостиную, где затопили камин. Дождь уютно шуршал по крыше, потрескивал огонь. Вивиан смотрела на пламя, не отрываясь, и его отблески окрашивали ее рыжие волосы, делая их огненными.

- Как думаете, Пустая комната теперь оставит нас в покое? – спросил Джошуа.

- Не знаю, как вы, а я хочу подстраховаться на этот случай, - сказала Вивиан, не отрывая глаз от метущегося пламени. – Я уже очистила свою совесть перед самой собой и перед Одри. Я рассказала Одри одну историю, которую не рассказывала раньше никому, даже тебе, Джошуа, - и она перевела взгляд на брата.

- Что за история? – удивился Джошуа.

- Помнишь миссис Морган?

Так Вивиан начала свой рассказ. Она рассказала о том, как миссис Морган оставляла ее одну в комнате на несколько часов вместе с куклой, принадлежавшей ее мертвой дочери. Рассказала о том, как ей было страшно, и как сильно она возненавидела старуху. Так сильно, что в тринадцать лет выпустила эту ненависть наружу, и что из этого вышло. Рассказала о том, как малышка Сьюзи стала навещать ее в Стоун-холле. И о том, как ей удалось простить саму себя.

Казалось, что больше всех этой истории удивился Джошуа. Он воскликнул:

- Господи, Вив, я даже представить не мог, что все эти годы ты жила с таким грузом вины!

Вивиан пожала плечами. Она снова безотрывно смотрела на пламя, трепещущее в камине.

- Ты был еще слишком мал, чтобы знать о таких вещах. Я думала, что расскажу тебе, когда ты подрастешь, но… Потом мы поругались, и все.

- Да… – Джошуа вздохнул. – Мне жаль, что все так вышло.

- Мне тоже.

- Но, по крайней мере, сейчас все это закончилось! Вы помирились, и эта история с миссис Морган ушла в прошлое! – попытался внести нотку оптимизма Мэтью.

- Верно, - улыбнулась Одри и положила руку Вивиан на плечо. – Пустая комната всем нам открыла глаза на истинных нас. Она помогла нам разобраться с собственными чувствами.

- Выходит, что Пустая комната – это не зло, - произнес Джошуа, подумав. – По сути она бесстрастна. Это мы наделяем ее злом или добром. Она лишь открывает нашу сущность, только и всего! А судим себя тоже мы сами.

Они снова немного помолчали, размышляя над его словами, а потом Мэтью сказал:

- Я благодарю Вивиан за откровенность, и, следуя ее примеру, тоже хочу рассказать о своей страшной тайне. Действительно хочу. Если бы мне неделю назад кто-нибудь сказал, что я буду рассказывать об этом всем вам, я бы ни за что не поверил. Но с тех пор многое изменилось…

Так начал свой рассказ Мэтью. Его глаза до сих пор наполнялись слезами, когда он говорил о том, как Вилли ушел под воду, а сам он слишком испугался, чтобы прыгнуть за другом и спасти его.

Казалось, его история больше всех взволновала Вивиан. Она сказала:

- Послушай, Мэтью, ты так и не смог избавиться от чувства вины, это нехорошо. Пустая комната может не отпустить тебя, ведь ты все еще не смог себя простить.

- Да, да, я знаю, но что я могу поделать? – прошептал парень, окончательно расстроившись. – Вилли так ни разу и не явился ко мне в этом доме! Я видел только того близнеца-утопленника, но не видел своего друга… Мне кажется, что Вилли никогда не простит меня.

- А теперь послушай меня, нытик, - сказала Вивиан серьезно. – С таким настроем ты из Стоун-холла никогда не уедешь! Что толку до сих пор страдать об этом, что толку от этой бесконечной перемотки пленки в обратном направлении? Вилли умер, он умер, понимаешь?

Это были жестокие слова, но это было правдой. Мэтью закрыл лицо руками.

- И ты можешь сколько угодно переигрывать события того дня в своей голове, от этого уже ничего не изменится, - продолжала Вивиан. – Ты можешь воображать себя героем, каким никогда не был, воображать, как ты вытащил этого мальчишку из воды, и все жили долго и счастливо, но ведь это был бы уже не ты, понимаешь? Настоящий ты испугался, что не удивительно, ты не был храбрым героем, ты был обычным ребенком, которому стало страшно. Вот в чем правда, Мэтью. Прими себя таким, какой ты есть. Реальность не всегда должна быть красивой и благородной, наоборот, чаще всего она оказывается именно такой. Но тебе надо жить с этим, жить дальше! Вилли умер, а ты жив. Ты можешь представлять себя героем, но никто не знает, что было бы, прыгни ты тогда в воду. Ты мог бы тоже утонуть, и тогда тебя вообще не было бы сейчас здесь. Но ты есть. Так перестань же ныть и прими достойно все, что ты сделал и не сделал! Это жизнь. Другого пути нет.