Теперь на лавочке кто-то сидел.

Это был черный человек. В черном пальто и черной шляпе. Издалека Марина не видела его лица, но она знала точно — это не дедушка. Но почему он сидит на его месте? Кто он?

Человек сидел, опустив голову и положив руки на колени. Он как будто уснул. Или… умер.

Марина стояла, чувствуя, как нечеловеческий, животный ужас охватывает ее тело. А потом Черный человек вдруг пошевелился. Его голова начала медленно подниматься, словно он ощутил чье-то присутствие. Марина знала, что сейчас он увидит ее, она знала, что надо бежать, спрятаться хотя бы в туалете. Но не могла.

Черный человек поднимал голову. Сейчас она увидит его лицо. Увидит.

Но этого так и не произошло. Марина проснулась. А Черный человек остался в ее сне.

========== 17. Призрак мертвых качелей ==========

После обеда Юля заявила, что идет в оранжерею, и что идет она одна. Марина читала принесенные из библиотеки книги, поэтому только кивнула, а вот Саша заныл:

- И что я буду делать? Мне от этих книжек тошно делается! Можно мне с тобой прогуляться? Обещаю, я не буду мешаться! - и он сложил ладони вместе, словно Юля была божеством, которому он молился.

Однако Юля была суровым божеством. Она покачала головой, стоя перед большим зеркалом в прихожей и застегивая пуговицы пальто.

- У меня сегодня много работы. Нужно кое-что прополоть и пересадить некоторые растения. Ты устанешь ждать меня.

- Не устану!

- Нет. Я хочу спокойно поработать в одиночестве, понятно? Твое присутствие будет отвлекать меня.

Саша самодовольно ухмыльнулся в своей обычной манере.

- Отвлекать, значит? - он заговорил голосом Казановы. - Еще бы, ведь я такой красавчик, что одно мое присутствие в оранжерее будет провоцировать тебя! И ты будешь думать только обо мне, а не о своих растениях, и нестерпимое желание…

Юля не выдержала и запустила в него перчаткой, которую Саша поймал на лету.

- Признайся, дорогая, от одного моего присутствия у тебя сладкие мурашки бегут по коже, - он подмигнул Юле, которая в ответ скривилась, схватила сумку и сказала:

- Когда-нибудь я придушу тебя. Ты выведешь меня из себя! Ненавижу таких самоуверенных типов!

- Да, дорогая, поругай меня еще! Меня это заводит.

Юля закатила глаза, что значило: «Он неисправим».

- Смотри тут, веди себя хорошо, пока меня не будет. А то мне даже страшно оставлять Марину с таким извращенцем.

- Не волнуйся, любовь моя, я не стану тебе изменять! - Саша приложил руку к сердцу, наглядно показывая искренность своих чувств.

Юля усмехнулась. «Ну как можно долго злиться на этого дебила?».

Она все еще улыбалась, когда спускалась по лестнице. Улыбалась, когда открывала дверь подъезда и выходила навстречу холоду. Она думала, что, возможно, зря не взяла Сашу с собой. Его компания могла бы уберечь ее от одного глупого и бесполезного поступка, зреющего в подсознании. Юля не только Сашу убеждала, что сегодня у нее много работы, она убеждала в этом саму себя. Она выдумывала повод, чтобы не взять Сашу с собой. Чтобы он не помешал ей сходить кое-куда.

Юля шагала по присыпанному снегом асфальту мимо немых многоэтажек глухого двора, и улыбка уже не украшала ее лицо. Юля больше не думала о Саше, и уличный холод проникал в ее душу. Она шла торопливым шагом, стараясь не поднимать головы на мертвый город. Ей хотелось как можно скорее преодолеть это расстояние от дома до оранжереи и забыться, погрузившись в аромат любимых нарциссов. А потом… Нет. Она не станет этого делать. Или все же станет?

Юля знала, что станет. Она знала себя. Если подумать, то за эти годы она не очень-то изменилась. По-прежнему готова совершать поступки, о которых потом можно долго сожалеть, поступки без смысла и логики. Математика так ничему ее и не научила, Юля по-прежнему была импульсивной и в чем-то безумной, хотя иногда ей казалось, что то юношеское безумие исчезло вместе с коконом, заполняющим когда-то ее грудную клетку. Теперь там снова царила пустота, так откуда же взяться очередному приступу сумасшествия?

В оранжерее Юля немного пришла в себя. Монотонная работа, копание в земле, поливка, любование результатами ее работы — прекрасными, совершенными цветами, - все это дало ей кратковременное облегчение. Она работала два часа, и когда все было закончено, Юля застыла у запотевшего окна, рассматривая пролетающие снежинки. Стекло снова и снова покрывалось паром от ее дыхания, а Юля вновь и вновь протирала его кончиками пальцев.

В оранжерее было тихо, и в этой тишине ее мысли плодились и вызревали. Но Юля знала, что плод, зреющий в ее душе, гнилой. Он гнилой с самого начала. Он может выглядеть привлекательно, но стоит только надкусить, как внутренняя чернота откроется глазу.

Но соблазн попробовать был слишком велик. А Юля никогда не умела противиться соблазну. Если она чего-то хотела, она это делала, даже если в этом не было логики, даже если это было аморально, даже если это могло ранить чьи-то чувства. Юля всегда была такой, она теряла контроль, если желаемое маячило на горизонте.

Виктор Валентинович. Он исчез вместе с этим безумным миром, но после него остались его вещи. Осталась его квартира. И эта квартира была открытой. Она ждала Юлю, приглашала ее. Квартира могла показать ей желаемое — клочки его жизни, которую он вел без нее.

Столько лет Юля почти не думала о нем, но теперь… Столько лет она вытравляла его из памяти, как вытравляют химикатами растительных вредителей. Почему теперь все ее чувства, все воспоминания выбрались на волю и хлынули потоком, будто вода из прорвавшейся плотины?

Постоянно что-то напоминает о нем. То случайное упоминание «Магии простых чисел», то Марина, рассказывающая с восхищением о своем учителе математики, так подозрительно на него похожем.

За столько лет Юля ни разу его не встретила. Хотя никогда специально не избегала дороги рядом с его домом или с университетом. Но теперь оказалось, что в университете он давно не работает…

Юля вздрогнула от внезапной догадки.

А что если на той квартире он тоже больше не живет?

И это стало последним аргументом, толкнувшим Юлю на очередной безумный поступок в ее жизни. Не сомневаясь больше ни секунды, она схватила сумку и побежала, на бегу заматывая шарф.

Виктор Валентинович жил довольно далеко от оранжереи, и пешком по такой погоде до его дома можно было добраться не раньше, чем через час. Юля решила поторопиться, чтобы успеть до темноты. Не хватало только, чтобы Саша ее хватился и, чего доброго, собрался встретить. Как бы Юля объяснила ему, что ее нет в оранжерее?

От мыслей об этом Юля еще ускорила шаг. Выбежала на улицу.

Что же я делаю, Господи? Я совсем чокнулась.

Саша сказал, что прошлое умерло. И того Виктора Валентиновича, который был ей так дорог, уже нет. Но Юля хотела видеть его, хотя бы на фотографиях. Быть может, если она пролистает его семейный альбом, где на фото он счастливо улыбается вместе с женой, быть может, тогда это отпустит?

Виктор Валентинович не мог просто так взять и испариться. Не мог умереть.

Для меня он никогда не умрет.

Быстрым шагом Юля смогла добраться до его дома за сорок пять минут. Она понимала, что у нее не хватит смелости войти внутрь, а потому решила запастись пачкой сигарет. На углу улицы стоял киоск. Его витрина была закрыла белыми металлическими листами, но если верить логике нового мира, то дверь должна быть открыта.