Опрос ВЦИОМа, проведенный в минувшем апреле, показал: индекс счастья в России достиг исторического максимума за последние 25 лет. Четверть века, вдумайтесь. То есть ни эйфория начала 90-х, которую испытывали многие (что нормально – людям свойственно надеяться на перемены к лучшему), ни насыщение прилавков товарами и продуктами счастья обеспечить не смогли. Что же изменилось весной 2014-го? Сущая «мелочь»: люди снова – после долгого перерыва – поверили, что живут в великой стране. Не имеет права отечественная культура оставаться в стороне от этого запроса.

Экономика, промышленность, оборона, финансы в конечном счете зависят от одного фактора – от настроения, с которым просыпается утром рядовой россиянин. И если ему для полного счастья требуется ощущать себя гражданином великой страны, будьте любезны, деятели культуры, обеспечьте ему подобный настрой. А рк великой он сам ее сделает.

26.08.2014

«БЕРИТЕ, девчата, кефирчик, берите. Здешний, крымский. Украинская-то молочка от нас ушла…»

У тетушки за прилавком центрального коктебельского рынка лицо кислое – в точности как продукция на витрине.

– Ну и прекрасно, что ушла! – пытаюсь подпружинить патриотический тонус. – В России молока – залейся.

– Мы к украинскому привыкшие… Жалко…

Если путешествовать по Крыму частным образом, подметишь зигзаги и тонкости, недоступные официальному глазу. Поселок городского типа Коктебель – это вам, конечно, не Севастополь. Та человеческая порода неповторима. Тут люди проще, бытование у них прозаическое, склад души и образ мыслей сугубо земные. Жалуются – «нет сезона».

– Разве нет? На набережной не протолкнуться.

– Украинцев гораздо больше приезжало. А ваши-то – ну, наши, в смысле – поедут? Как думаете?..

Пока затрудняюсь ответить.

Пробная коктебельская декада лично для меня прояснила одно: захочется ли нам отдыхать в Крыму, зависит от того, готовы ли мы в Крыму работать. Каждый по-своему.

Пусть Коктебель не Севастополь, однако место не из последних. Край синих холмов был особо упомянут на ялтинской встрече президента Путина с деятелями культуры. Пройдя по дому-музею Чехова, глава государства уточнил: «В Крыму есть и еще один уникальный дом – художника и поэта Максимилиана Александровича Волошина. Знаменитый Коктебель стал духовным, творческим центром не только Серебряного века, но и культуры советского периода».

Таврида осваивалась различными племенами, однако создателями атмосферы и стиля, «имиджмейкерами» выступили: где-то – русская аристократия, где-то – русская интеллигенция. Коктебель, начиная с первопроходца, врача-офтальмолога Эдуарда Юнге, и затем больше столетия – вплоть до развала СССР, был интеллигентской Меккой. Зощенко и Булгаков, Грин и Паустовский, Петров-Водкин и Лентулов, Обухова и Уланова, Нейгауз и Козловский… А главное – поэты, поэты: Цветаева, Гумилев, Асеев, Берггольц, Алигер, Наровчатов, Маршак, Антокольский, Тарковский, Твардовский, Светлов, Михалков, Старшинов, Слуцкий, Асадов, Тушнова, Друнина, Дудин, Гофф… et cetera.

Сегодня интеллигенция попадает в Коктебель с короткими гастрольными вояжами, но отдыхать сюда не ездит. Пустынно на тропе, ползущей по склону Кучук-Енишара к высшей точке, могиле Волошина. Две-три фигурки за день там, где раньше пыхтели вереницы паломников – еще и камешки поэту несли.

В доме-музее – несколько случайных по виду визитеров. Заглянула сюда инкогнито – экскурсовода не нужно, с детства все помнится. Спрашиваю у смотрительницы: «Как у вас с посетителями? За минувший год сколько тысяч прошло?» Недоуменный взгляд из-под очков: «Я вам что, кассир?»

Поэзия нынешнего Коктебеля сводится к виршам доморощенных рифмоплетов, нацарапанным на дощатых сооружениях. «Я проснулся – нет вина, / да к тому ж в чужой постели. / Значит, точно с бодуна, / значит, точно в Коктебеле». Само сооружение при этом может оказаться и сортиром, и закусочной – местечковой поэзии соответствует первобытная архитектура. Сортиров, надо отметить, значительно меньше, нежели едален: «дикари», раскинувшиеся палаточными лагерями по-над Тихой бухтой, используют заросли у подножия холмов как импровизированные уборные…

Понятно, что стенания по поводу «загубленного Коктебеля» не утихали с начала XX века, усиливаясь всякий раз, когда в сухую полынную бархатистость вторгались очередные достижения цивилизации либо, напротив, войны и разрушения. Тем не менее утверждаю: сегодня центр поселка являет собой абсолют пошлости. Некогда песчаные пляжи, засыпанные остроконечным щебнем. Застроенная по обеим сторонам набережная. Движешься, словно в туннеле, между двумя рядами злачных заведений: харчевни, дискотеки, ночные клубы с соревнованиями по командному стриптизу… Громыхает убогий музой, тошнотворно тянет прогорклым жиром, не иссякают очереди к винным бочкам – как не исчерпываются и сами источники.

Первое впечатление – будто питие в Коктебеле начинается утром, с зазываний рыночных торговок: «А вот свое, домашнее, пять литров дешевле!», и заканчивается в темноте, на хмельно гудящей набережной. Но это иллюзии. У пьянства в Коктебеле нет пауз и перерывов. Курортник, прибывший вести здоровый образ жизни, выходит в семь утра на пляж – и сталкивается с «синяками», жадно сосущими портвейн из горла. То ли ранний опохмел, то ли затянувшаяся вечеринка. Можно, конечно, делать вид, будто не замечаешь, медитировать, глядя вдаль – на знаменитый карадагский профиль, но скажите честно: вас манит такой отдых?

В Коктебеле почему-то не действуют законы Российской Федерации об ограничении торговли спиртным, запрете распития в общественных местах. Сертификата на оборудование (а равно и лицензии на производство алкоголя) у бахусов в юбках тоже, сто пудов, нет.

Но и это не предел безобразий. На маленькой площади вокруг памятника коктебельскому десанту – надувные аттракционы, качели, батут, визг, грохот. Ступени постамента используются для отдыха и привала.

Вы слышали когда-нибудь о коктебельском десанте? Под новый, 1942-й год на оккупированный немцами берег высадились из штормящего моря почти три десятка бойцов, призванных посеять в рядах противника панику и оттянуть на себя внимание – вместе с огнем.

Спустя много лет после войны вдова Волошина Мария Степановна («Марусенька») запишет в дневнике: «Шум моря мне напоминает десант 41–42 годов и этих бедных мальчиков, которые тут метались и некуда им было деться. Они все были обречены – и все, все погибли. Я, вероятно, и больна-то оттого, что все это во мне еще живет…» Точный пофамильный состав десанта неизвестен, что породило в свое время страстный выкрик Михаила Зенкевича: «… На бой непобедимые / идут с морского дна… / Товарищи, родимые, / скажите имена!..»

А вы, граждане, под высеченными из гранита лицами – да чебуреки трескать?!

Коктебель освинячился, Коктебель оскотинился. В случае с этим уголком Крыма (подозреваю, не только с ним) украинизация равнялась плебеизации. В основе распада – полное равнодушие властей к уникальной ауре, накопленному престижу, в хорошем смысле слова – снобизму. Не исключено, мстили гению места за фразу: «Я заехал в Киев случайно, чтобы родиться. Но в себе украинской культуры я не ношу». Так Максимилиан Александрович – по паспорту Кириенко-Волошин – отреагировал на предложенный ему титул «национального украинского поэта»… Хотя, вероятнее всего, не слышали самостийные власти ни о каком Волошине, не читали его сроду. Закапывали жемчужину Коктебеля (да и полуострова в целом) в навозную кучу – ибо понятия не имели, что с ней делать. Превращали землю, пропитанную историей и культурой, в тупое гетто «Жри сегодня, пей сейчас».

Охотники на такой продукт находятся, к сожалению, и среди россиян. Вернуть Коктебелю былое достоинство необходимо еще и потому (даже в первую очередь потому), что начнут меняться приезжающие сюда люди. Выбить из мозгов пошлейшую философию сиюминутности – кому это по плечу? Только интеллигенции.