Высиживайте свою ненависть на кухне. История – тем более, относительно недавняя, тем паче на пороге 70-летия Победы – неподходящее поле для вымыслов и клеветы.

И главное: общественного запроса на противостояние личности и государства сегодня тоже нет. Напротив, в кои-то веки появился запрос на единение. Безнадзорно штампуемые поделки существуют в противофазе с жизнью страны и тем не менее ставятся в эфир. А значит, до культурной политики нам еще очень далеко.

«Орлова и Александров» – уже прошлое. Сохранившийся в репертуаре «Тангейзер» – настоящее. Теперь давайте приподнимем завесу грядущего. Как член экспертного совета по современной драматургии я получила из Министерства культуры очередную порцию пьес с претензией на господдержку. Что хотят ставить театры страны?

Открываю файл. Авторский текст: «Через два года отец Михалыча умрет от туберкулеза, а мать сопьется. И тоже умрет. Михалычу придется бросить училище и вкалывать на двух работах, чтобы прокормить трех малолетних сестер. Потом сестры вырастут – двое из них станут проститутками, а третья, самая младшая, выйдет замуж за американца и уедет жить в Штаты. Она родит двух очаровательных близняшек и возглавит клуб молодых матерей в своем американском городе. И никогда, никогда и никому она не расскажет правды ни про отца, ни про мать, ни про брата и сестер, ни про страну под названием Россия». Не буду выдавать, какой конкретно театр просит у Минкульта деньги на воплощение этой душераздирающей истории. Почему-то снова сибирский. Может, в Сибири надо что-то поправить?

Другой файл. Ремарка к первой же сцене: «Виден фрагмент ванны. Девушка заходит вовнутрь… Видно как она снимает трусы, вернее, небольшой фрагмент коленей и белья на лодыжках, и, по всей видимости, садится на унитаз»…

Третий. «МАША. Мама, а я беременная после нового года, но не знаю, кто отец. Их там было шесть человек потенциальных отцов, и я не помню, которые из них».

Четвертый.

«ОЛЯ. Ну что? Написал? Он что?

ЛЕША. Он пишет, что окей. Говорит, каунтер страйк пятый уровень прошел.

ОЛЯ. А про Светку что пишет?

ЛЕША. Пишет про какую-то Катю. На велах зовет кататься.

ОЛЯ. Такедь…»

Да, ценой времени и нервов отдельных членов экспертного совета эти постановки, возможно, удастся остановить. Но так серьезные задачи не решаются. Государственная культурная политика должна быть системой не запретов, а стимулов. Противостоять вызовам труднее, чем предупреждать их – улавливая и формулируя от лица государства тот самый общественный заказ. Объясните молодым драматургам, что «так едь» – не обязательная форма русского языка. Продемонстрируйте режиссерам, что премии дают не только за унитазы. И, поверьте, многие из них вздохнут с облегчением.

09.04.2015

ЗА МИНУВШИЕ две-три недели Отечество наше пережило культурную революцию. Странное слово «Тангейзер» сотрясает страну от Калининграда до Владивостока с эпицентром в Новосибирске. Фамилию Вагнер усвоили даже те, кому раньше за глаза хватало Меладзе. Фраза из новостных программ: «И об опере» – действует, как боевой клич, собирая народ к экранам. Известный прежде узким кругам режиссер Кулябин по плотности упоминаний в СМИ не уступает Коломойскому.

Я принимала участие в целом ряде заседаний, советов и ток-шоу, посвященных новосибирскому «Тангейзеру», а потом одумалась и завязала. «Спасибо, нет», – отвечаю теперь на звонки. Раздаваться они будут наверняка еще долго: не умея создавать события, журналисты упиваются всяким скандальчиком, как дворняга любимой костью.

Почему завязала? Жалко времени на игру в притворяшки, где по нарастающей (и, увы, со всех сторон) идет приумножение разнообразных лукавств. Самое малоприятное в истории с «Тангейзером» – все всё понимают, однако и сами живут в системе допусков, и другим навязывают удобную мину.

Давайте делать вид, что у российского театра существуют какие-то свои особенные хвори, которые можно излечить локальными припарками. Главное – не обобщать. Потому что обобщение может вдруг вывести проблему на совершенно иной уровень, потревожить влиятельные мозоли.

Давайте верить, что «Тангейзер» – досадная случайность, уродливая диковина. Ведь если так, можно устраивать вокруг него искусствоведческие хороводы, до неразличимости замыливая суть вопроса.

Давайте примем за аксиому, будто Борис Мездрич – главный провокатор театральной России, новый «мистер Нет». Прочим – белым и пушистым – руководителям трупп за Бориса Михайловича просто неловко.

Давайте раз и навсегда приговорим, что против «Тангейзера» выступают охранители-мракобесы, способные только тащить и не пущать. По ночам им снятся реперткомы, Главлиты и цензурные уставы. Художник в их представлении – человек, вибрирующий перед начальственным кабинетом… Как легко и приятно бороться с такими оппонентами! Можно голосить а-ля торговка рыбой на одесском Привозе, допустимо нести ахинею типа: «Пусть православные граждане встретятся с театральными деятелями», «Если мне не нравится священник, я иду в другой храм». Путаница понятий, смешение белого с острым, душевная глухота прощаются, если визжишь ты за «свободу творчества».

Давайте прикинемся, будто талант режиссера определяется «Золотой маской» – это позволит произвести Тимофея Кулябина в мэтры. Кто-то в запале даже сравнил его с Бродским: оба, мол, пострадали от государства. А что такого? Иосиф Александрович умер, ему все равно, а нам приятно.

Попробую напоследок разгрести завалы этих лживых допущений. Начнем с того, что «Тангейзер» – не экспонат кунсткамеры, но рядовое явление. Мездрич пострадал практически безвинно: в том смысле, что подобными – и даже куда более хулиганскими аттракционами – охотно пробавляются наши ведущие сцены. Однако там должности худруков и директоров занимают «юпитеры», а Мездрич – несмотря на опыт – все-таки застрял в категории «бык обыкновенный». То, что позволено более именитым коллегам, для него обернулось крахом карьеры. На эту несправедливость Мездрич и сам тонко намекнул в интервью: «История с «Тангейзером» – не частный случай. А вдруг завтра кому-то не понравится «Идеальный муж» у Табакова… Вот что тревожит». Так нарушитель на бюджетной иномарочке, зависая возле поста ДПС в ожидании протокола, подкалывает инспектора: «Ваша удача, товарищ постовой, что вы именно меня тормознули. Вон «мерин» с крутыми номерами пронесся – не меньше двухсот в час. Мог бы сбить и не заметить…»

Далее. Никаких уникальных диагнозов у отечественного театра нет. Новосибирский «Тангейзер» – один из многочисленных симптомов всеохватной болезни. Московский второклассник приносит из школы новогоднюю песенку: «Закрывай-ка глазки, ложись и спи, завтра будет новая PSP»; ведущие церемонии «Ника» издеваются над президентом страны – целый зал кинематографистов радостно подхихикивает; и так – куда ни ткни, везде намалеванный очаг на гнилой стене. А мы все притворяемся. Вот борьба за облико морале – запретили гей-пропаганду. Соответственно в сериале «Орлова и Александров» единственная фигура умолчания – личные пристрастия Эйзенштейна. Зато выставлять СССР как страну подлецов и доносчиков можно, насчет этого законы не писаны. Вот забота о народном здоровье – лучшие советские фильмы предваряются анонсом: «Содержит сцены курения». Табак опасен для здоровья, кто бы спорил. А попрание святынь – не опасно? Я сейчас не только о Православии говорю. Есть еще наша совместная история, держава, где родилось большинство нынешнего населения России, имена, к которым принято относиться если не с пиететом, то с осознанием масштаба.

Для недужного общества культура могла бы поработать доктором, однако сама оказалась на койке в карантинном боксе. Куда без страха заходят либо люди с выдающимся иммунитетом, либо те, кто по сути своей – инфекция и любой заразой принимаются, как родные.

Государственных, амбициозных задач деятелям культуры официально не предлагают. Никто не говорит: «Вы в ответе за нравственное состояние своих соотечественников, за психическое – а значит, во многом и за физическое – здоровье нации. Пишите, ставьте, снимайте, работайте ради человека. Каким он станет завтра, в огромной степени зависит от вас». Планку, долгое время валявшуюся на полу, наконец, установили – чуть выше плинтуса. «Э-эээээ… Не могли бы вы, занимаясь самовыражением, никого не оскорблять?» Какая там «волшебная сила искусства», «театр-храм», «сцена-кафедра» – все забыто. Уровень общения, словно с дефективными. Постарайтесь не напачкать – уже спасибо.