Он закусил губу, и, зная Баббу, я поняла, что он пытается не расхохотаться.

Если бы на его месте была Кристал, она бы тоже кусала губу, только для того, чтобы не уволить Тайлу.

— Я дал тебе восемь долларов, — ответил суровый, одетый в кожу парень, приехавший на «Харлее».

Твайла прищурилась и подалась вперед, нависая над ним, поскольку он сидел на стуле.

— Хочешь сказать, что дал мне пятьдесят центов чаевых?

Парень заерзал на стуле:

— Ну да.

Ее голос стал громче.

— Думаешь, я тут горбачусь, таская выпивку, ради пятидесяти центов?

— Нет, я думаю, что дам тебе доллар, а потом пересяду за столик, который обсуживает другая официантка. Та, у которой клевая задница и которая улыбается, когда приносит гребаное пиво, — выпалил парень на «Харлее», перестав ерзать и показав на меня большим пальцем.

— Ох... красотка, — театрально прошептал мне Бабба, хотя я стояла у стойки прямо перед ним, — кажется, он намекает на тебя.

Я вздохнула.

Я вернулась в Карнэл две недели назад. После разговора с Тейтом я пробыла в Индиане еще три дня, которые потребовались на то, чтобы забрать папу из больницы и договориться о визитах медсестры каждое утро и вечер.

Теперь я снова жила в гостинице с Недом и Бетти. Я вернулась к своим тренировкам и другим привычным занятиям, а именно: к лежанию около бассейна и латте в «Волшебной стране». И я вернулась в «У Баббы».

Одной из наших новых официанток была двадцатидвухлетняя Эмбер. Ростом метр пятьдесят семь, с густыми волнистыми светлыми волосами, она была классической подружкой байкера. Она рассказала мне, что копит деньги на увеличение груди, и это, а также ее микроскопическая одежда в зоне действий сумасшедшего серийного убийцы, который нападал на едва одетых официанток, дало мне основания считать, что Эмбер хоть и была девушкой байкера, но не очень-то умной.

Твайла, вторая новая официантка, раньше служила в морской пехоте и была полной противоположностью Эмбер, Венди, мне и почти каждой женщине, которую я знала.

Я много работала днем, поскольку это были смены Твайлы и Бабба с Кристал надеялись, что я повлияю на нее.

Пока не получалось.

Я многозначительно глянула на Баббу и неохотно поплелась к столику Твайлы.

— Привет, Твайла, — окликнула я, подойдя ближе. Она обернулась ко мне с таким свирепым выражением лица, что мне потребовалась вся сила воли, чтобы не остановиться и не убежать обратно.

— Собираешься опять сказать мне, что чаевые будут больше, если я буду улыбаться им и звать по именам? — рявкнула она.

Нет, я не собиралась. Я уже пробовала это сто двенадцать раз, и до нее не дошло.

На самом деле я не знала, что собиралась делать, кроме попытки не дать ей вызвать байкера на раунд армрестлинга, где победитель получает пятьдесят долларов, — тактика, к которой Твайла прибегала не раз. Думаю, это потому, что обычно именно она уходила с пятьюдесятью долларами в кармане, а байкер просто уходил из бара, потому что женщина победила его в армрестлинге. И все же, в результате ей не нужно было его обслуживать и она получала пятьдесят долларов, а значит, это было не совсем глупо. С другой стороны, такие байкеры не приходили к нам снова, что было плохо для бизнеса.

— Эм... — ответила я.

— По правилам приличия давать надо двадцать процентов, — продолжала она. — Пятьдесят центов от семи с половиной долларов — это не двадцать процентов. — Она повернулась к байкеру. — Двадцать процентов — это доллар пятьдесят.

Байкер перевел глаза на меня:

— Ты можешь обслужить наш столик?

Твайла так резко выпрямила спину, как будто ей туда вставили стальной прут.

— У тебя проблемы с тем, как я обслуживаю столики? — громко спросила она у байкера.

— Да.

— В чем твоя проблема? — потребовала она ответа.

— Женщина, — ответил он, — ты наехала на меня. Она не наезжает на мужчин. Она приносит выпивку, берет чаевые и уходит — дополнительный бонус, потому что сзади чертовски клевый вид.

Несмотря на разворачивающуюся передо мной сцену, я автоматически повернулась к двери, услышав, что та открылась. Я всегда так делала, на случай если войдет кто-то, кого я знаю. Мне нравилось приветствовать знакомых, и им это тоже нравилось.

В данный момент я бы их предупредила.

Вместо этого я застыла на месте, когда увидела, то вошел.

Тейт, в тесной рубашке винного цвета, джинсах с ремнем и ботинках. Волосы отросли еще длиннее, и он все еще не сбрил бороду.

Он выглядел таким красивым.

Больше трех недель я отправляла ему сообщения. Столько же времени я каждую ночь получала звонки с пожеланием сладких снов. Прошлой ночью Тейт тоже звонил, и он не сказал мне, что едет домой. Я удивилась, увидев его.

Удивилась и пришла в восторг.

В такой восторг, что действовала, даже не задумавшись.

Не отрывая от него взгляда, я на полной скорости рванула через бар. Он направился было к стойке, но увидев, что я бегу, остановился и, к счастью, приготовился, потому что я запрыгнула на него. Обняв его за плечи, я подпрыгнула и обвила ногами его бедра. По инерции Тейт шагнул назад и подхватил меня под попу.

Я уткнулась лицом ему в шею и крепко обняла его руками и ногами.

— Ты дома, — прошептала я.

— Да, детка, — прошептал он в ответ.

Я подняла голову и улыбнулась ему.

Он коротко посмотрел мне в глаза, прежде чем опустить взгляд на губы. Потом одна его рука оставила мою попу, поднялась по спине и зарылась в волосы. Он наклонил мою голову вниз и поцеловал, тем самым поцелуем Тейта, который лишал меня способности соображать и воспламенял все тело.

Я услышала свист и одобрительные выкрики через две секунды после того, как Тейт отпустил мои губы и зашагал через бар, прижимая меня к себе.

Проходя мимо стойки, он повернул голову и сказал ухмыляющемуся Баббе:

— У Лори перерыв.

— Надо думать, — ответил Бабба, когда выкрики и свист достигли апогея, и к ним добавились несколько очень пошлых слов ободрения.

— За такое я бы заплатил пятьсот процентов чаевых, — услышала я голос байкера, спорившего с Твайлой.

Мы с Тейтом проигнорировали его. Тейт был занят тем, что нес меня по коридору, а я была занята тем, что целовала его шею и наслаждалась ощущением его колючей бороды на своей щеке. Он убрал одну руку, поддерживающую меня, чтобы отпереть дверь, а я подняла голову, чтобы включить свет, когда мы вошли. Дверь позади нас закрылась, Тейт откинул голову назад, и мои губы нашли его рот. Всю дорогу через кабинет мы целовались, и мои ноги автоматически оседлали его, когда он опустился на старый потрепанный диван, который стоял наискосок посреди большого кабинета. Я так и не оторвалась от него.

Некоторое время мы продолжали целоваться и остановились, только когда Тейт дернул завязки моего передника. Мы отстранились друг от друга, когда он вытянул ткань между нами, а потом снова принялись целоваться.

Наконец, когда его ладони забрались мне под футболку и гладили мою спину, а мои руки были в его волосах, он оторвался от меня и провел губами вниз по моей шее, задевая ее бородой, так что я задрожала.

— Вот это приветствие, — прорычал он мне на ухо, и я снова задрожала, улыбнувшись ему в волосы. — Намного лучше, чем в последний раз, детка.

От этого я не задрожала. Я подняла голову и прищурилась, а Тейт откинул голову назад.

— Сколько еще ты будешь напоминать мне об этом? — спросила я, когда мои прищуренные глаза встретились с его.

Он усмехнулся:

— Ты обижалась на меня почти две недели, а я всего лишь сказал кое-что глупое, так что, думаю, у меня есть по меньшей мере месяц, поскольку ты серьезно облажалась.

Я положила ладони ему на плечи и склонила голову набок:

— А сколько еще ты будешь напоминать мне, сколько я обижалась?

— До тех пор, пока не пойму, что ты поняла, что это было глупо, и не будешь делать так снова.

Я надавила ему на плечи и откинулась назад:

— Ты хочешь, чтобы я устроила совсем другое приветствие? То, в которое «приветствие» не входит?