Григорий удивился. Вроде был давеча у царя, али не обо всём поговорили?

Наверное, доставили поздно, а слуге настрого было приказано хозяина ночью не беспокоить. Тот местом дорожил и ослушаться не посмел.

Надорвав нетерпеливо листок и развернув его у окна, чтобы было светлее, Григорий вгляделся в аккуратный, округлый почерк:

«Покорнейше прошу простить меня, Григорий Палыч, что тревожу Ваш сон так поздно, но безотлагательное дело заставляет меня обратиться к Вам с просьбой. Не откажите встретиться со мной завтра в одиннадцать вечера в трактире «Грозный Гусь», и я постараюсь всё Вам объяснить. М.».

В голове у Свешникова зашумело. То ли вчерашний хмель играл с ним злую шутку, то ли малыш Милослав собственноручно прислал ему письмо с просьбой о встрече.

«Нельзя! Нельзя! Нельзя! — колоколами било в мозгу. — Я не смогу! Просто не смогу!

Но, а вдруг он в беде? Ведь помощи просит. У кого? У меня? Малыш! Что ж ты делаешь, а? Сам в руки мои идёшь! Под покровом ночи, в злачное место. О, Боже! Ночью? Нежный, как девушка, светловолосый царевич? Силы небесные! Хоть бы он уберёгся по пути, а уж там я его никому в обиду не дам!»

***

Свешников всегда был очень любвеобилен. Пока служил при дворе, каждая особь женского пола, да, поговаривали, и не только женского, почитала за честь попасть к красавцу-советнику в постель. И знатные дамы, и девушки попроще. А уж служанок он вообще пачками по ночам принимал, они при его виде без чувств падали, а он их подымал да к себе в апартаменты нёс. Спасать, значица.

Милославу тогда пятнадцать было, юноша взрослеть только начинал. И не хуже девушки, увидев первый раз Свешникова, дыхания лишился. Прокрался в то крыло, где жил царёв советник, да, обмирая, под дверью его полночи и проторчал. Благо Свешников всю прислугу на ночь разгонял, чтобы не отвлекали, поэтому юношу никто не увидел. И пропал с той ночи молодой царевич. Душу свою невинную отпустил навсегда навстречу мужчине и обратно уже забирать её не хотел.

Встречал Григория Палыча в коридорах, проходу не давал, в саду подстерегал, в окна за ним смотрел, голубых глаз не отрывая. Ещё больше про него шептаться стали, что блаженный. Да только не заметил Свешников, как попал в сети этих голубых глаз. Понимал умом, где он, а где царевич, и какая пропасть между ними. Положение, условности и главное — возраст. Мальчик ведь совсем, ребёнок! Даже дышать в его сторону нельзя, не то что… Избегал его, да только глаз оторвать не мог, стоило мальчику приблизиться на расстояние вытянутой руки. Канатами адскими тянуло их друг к другу, не убежать.

И однажды ранним утром, проснувшись в своей спальне, Григорий почувствовал на лице нежную ласку. Открыв глаза, увидел сидевшего рядом Милослава. Его взгляд, обычно такой рассеянный и затуманенный, да под длинною чёлкою спрятанный, когда тот находился в людных местах, сейчас блуждал по лицу мужчины, а в зрачках его горело пламя негасимое.

— Зачем ты здесь, царевич? Зачем тебе неприятности на твою юную голову, а? И мне с тобою заодно, — попытался отшутиться Свешников, да только голос дрогнул, подвёл.

— Я не могу без Вас, Григорий Палыч! Простите меня, но не могу!

Своими тонкими, на удивление крепкими пальцами прошёлся ещё раз по лицу Григория, забрался под затылок, запутался в волосах и неожиданно вытащил из-под них чёрную шёлковую ленту, которой Свешников стягивал на ночь волосы.

Григорий молчал, наслаждаясь секундами нежданной ласки, собираясь с силами, чтобы всё прекратить, а юноша, пылая лицом, вдруг наклонился к нему и, щекотнув светлыми своими волосами его подбородок, прижался губами к его губам.

Одно мгновение, и Милослав оказался уже у двери.

— Простите меня, — повторил ещё раз и скрылся.

На следующий день советник государя Григорий Павлович Свешников подал в отставку и, съехав из дворца в меблированные комнаты на окраине столицы, заплатив за два года вперёд из имеющихся у него накоплений, принялся безбожно пить.

***

В «Грозном гусе» Свешников был уже за час до назначенного Милославом времени. Заняв столик в углу, он потребовал себе вина и принялся ждать, сидя как на иголках и пытаясь рассмотреть каждого входящего в заведение, при этом искусав всю нижнюю губу от волнения за юного царевича, который в сгустившихся сумерках должен был добраться в этот не очень безопасный район.

Спустя полчаса от одиннадцати сердце Григория билось уже где-то в районе горла, перехватывая дыхание. Что-то случилось. Милослава не было. Из последних сил мужчина сдерживался, стараясь не броситься на поиски и давая себе ещё немного времени, и тут колокольцы над входной дверью дзынькнули, впуская внутрь невысокого посетителя в длинном тёмном плаще с покрытой капюшоном головой. Человек осмотрелся по сторонам и уверенно скользнул в самый тёмный угол, туда, где сидел Свешников.

Хрупкая фигурка оказалась напротив мужчины, присев на краешек огромного дубового стула и сняла капюшон. Светлые локоны рассыпались по плечам, и царевич негромко произнёс:

— Доброй ночи, Григорий Палыч.

— Ой ли, царевич? Разве ж она добрая, когда юным мальчикам в такое смутное время в одиночку приходится по улицам бродить?

— Так вот об этом и речь будет, Григорий Палыч. О том, что времена нынче слишком смутные, — Милослав замолчал, ожидая, что ответит собеседник, а сам, склонив голову, принялся беззастенчиво его рассматривать.

Григорий долго молчал под взглядом пытливых голубых глаз, потом не выдержал:

— Не могу понять, царевич, то ли подменили тебя, то ли народ не о тебе речь ведёт, когда о блаженной меньшой дочке государя Милославе сплетничает. Где ты дел скромного тихого юношу, который на людей-то и глаз поднять не смеет?

— Не волнуйтесь, Григорий Палыч. С ним всё в порядке. Только очень уж он боялся с вами встретиться, пришлось немного успокоительных капель у няньки Авдотьи отлить.

— Отлить? Да ведь это капли, их капают.

— Вот именно. Чуть не попался я, вот рука и дрогнула. Переборщил малость с лекарством-то.

Глаза Милослава действительно подозрительно блестели. Свешникову стало весело.

— Да ты пьян, маленький царевич!

Щёки юноши покрылись нежным румянцем, но глаз он не отвёл.

— Мне всё же надо просить вас об одном важном деле, — наконец начал он о том, для чего пришёл. — Понимаете, Григорий Палыч, мне пришла в голову мысль, как можно поймать Тень, да только сам я с этим не справлюсь, а помощи мне в этом никто оказать не посмеет.

Свешников враз стал серьёзным, а Милослав продолжил:

— Раз никто не может поймать этого изверга, его надо выманить.

Холодок проскользнул Григорию промеж рёбер, а глаза сами по себе сощурились.

— И?

— И я могу это сделать, — просто произнёс царевич.

— Что? Что ты можешь, маленький засранец? — Свешников взвился, враз забыв о всякой вежливости по отношению к сыну государя. — Да ты точно не в своём уме! Тебе что, жить надоело, ты смерти не боишься? И ты представляешь, что будет, если узнают, что я тебе в этом помогал?

— Вы правы, Григорий, смерти я действительно не боюсь, но вы сначала выслушайте. Я…

— Для начала объясни мне, как ты меня нашёл.

— Это оказалось просто, оказывается. Всего-то и надо было, что дворовых девок поспрашивать. Тех, которых вы в своё время…

Григорий вопросительно поднял одну бровь.

— Ну, которые… В общем, многие вас помнят… Ну я и… Узнал, короче, когда понадобилось.

— А из дворца как сбежал?

— А никто за мной не следил. Спать отправился, а сам в окошко спальни вылез. Перебрался через стену по верёвке. А отойдя подальше, экипаж поймал.

— Сам? Ночью?

— А что мне было делать, Григорий Палыч? Кто бы мне помогать стал?

— Ну так и я не стану, царевич. Не в этом случае. Это слишком опасно. А Тень я сам найду. Есть у меня уже кое-какие мыслишки. Завтра в засаде посижу, понаблюдаю за местом, где этот убивец предположительно свои жертвы заманивает.

— Пока вы будете думать, ещё невинные люди погибнуть могут. Может, я именно там и попробую его привлечь? А то я просто в людных местах собирался почаще появляться в одиночку. Только нужно, чтобы был всегда неподалёку кто-то, чтобы смог отбить, если что.