Иногда Родик начинал думать о том, что было бы, если бы Соня… Но быстро закруглялся с этим, вспоминая, через что ей пришлось пройти в одиночку. А ведь она практически спасла жизнь их ребёнку.
О несгибаемости Евсеева-старшего в бизнес-кругах ходили легенды. Но Родиону в свои юные годы некогда было слушать разговоры взрослых. Он учился, потом строил карьеру, в общем, жил дальше, перестрадав и переболев расставание с Соней. Да наверное, и любовь для него с тех самых пор стала просто нелепой помехой, а потом он и просто забыл, что это такое.
Искал отношений, имел их огромное множество, но сердце так ни к кому и не потянулось.
И вот теперь эти старо-новые отношения с Соней захватили его с головой. Он в них влетел с размаху, они с Сонечкой немного побарахтались вдвоём, вспоминая обиды, притираясь, смиряясь с привычками и недостатками друг друга, всё же не подростки уже были. Но барахтались уже по большому счёту как-то рядышком, в шаговой доступности, стараясь не терять друг друга из поля зрения.
То, что у Родика будет ребёнок, его настолько будоражило, что приятели его с трудом узнавали. Он как-то больше стал интересоваться жизнью окружающих, а не только своей собственной.
Михайлов на работу летал как на праздник, после работы мчался к Жохову, чтобы отвезти того с кучей судков и судочков в больницу к его любимому Масику.
В первые дни Стас вообще из коридора клиники не вылезал, как ни гнал его лечащий врач хотя бы отоспаться. Потом доктор догадался поговорить с Родионом, который тоже постоянно мелькал у него перед глазами.
— Поймите, он загоняет себя напрасно. С Дмитрием уже всё в порядке, ткани хорошо приживаются, остальные повреждения не настолько серьёзны, чтобы ваш чувствительный приятель у нас в коридоре в голодные обмороки падал. Его медсёстры первые двое суток несколько раз нашатырём откачивали. Ему с пациентом поговорить разрешили, так он с ним пообщался, весело так, поухаживал, потом вышел из палаты и в обморок грохнулся. Я ему даже грозил, что с охраной выведу, а он ни в какую.
Михайлов после этого разговора поговорил с Жоховым-старшим, который в это время тоже заехал в клинику, и они начали по очереди возить Стаса. Сам он после аварии за руль пока сесть боялся. Да и не хотел уходить, парни его силком из палаты вытаскивали.
В прошлый раз, когда Родик его вёз, он заметил у Стаса седую прядь на виске. Волосы у того были светлыми, и это не бросалось в глаза, но… Теперь-то Родик где-то внутри чувствовал, да был просто уверен, что у Жохова это вовсе не блажь, и что любовь не выбирают, какого бы цвета она ни была.
И вместе с этим пониманием у него как-то проще стали налаживаться отношения с Максом, которые немного пробуксовывали с тех пор, как они узнали, кем являются друг для друга.
Взрослый сын. Его взрослый сын. Это немыслимо. До сих пор не верилось. Такой умный мальчик, даже талантливый. Соня хвалилась его успехами до этого кошмарного нападения, которое перечеркнуло его жизнь на до и после. Он замечательно рисовал, занимался спортом. Макс был таким симпатичным, хотя для мужчины это, наверное, не главное. «Чёрт! Так это смотря для какого мужчины! — думал Родик. — А для него, наверное, это всё же важно. Он ведь… имеет довольно специфические вкусы. Хм-м…» Те звуки, что Родион слышал у двери спальни, когда Макс с этим рыжим Олежкой… Родика снова догнало какое-то нездоровое возбуждение. Твою ж мать!
Надо было срочно покурить и ехать за Сонечкой, у которой заканчивалась смена. Забрать её с работы, скорее к себе в квартиру и вытрахать все дурацкие мысли об ориентации сына из своей головы.
Вот ещё бы матушку надо как-то подготовить к тому, что её любимый сыночек внезапно обзавёлся таким большим, уже готовеньким и приспособленным к жизни семейством.
***
Бедную Соню уже не в первый раз мучили проявления странных вкусовых пристрастий и внезапные хотелки. Понимать-то она умом понимала, что это всё — беременные бзики, но от этого в данный момент желание съесть холодную домашнюю котлету никуда не пропадало. Родик, забравший её из женской консультации, на эту просьбу только ухмыльнулся:
— Да любой каприз, Мармеладова. Моя домработница только вчера мне их полведра нажарила. Чтоб хоть на три дня хватило.
— М-м-м… Я тебя обожаю, а вернее, твою домработницу, а ещё точнее — твои котлеты! Поехали быстрее, а?
— Когда ж ты, Сонечка, уже ко мне переберёшься? Сколько можно друг к другу в гости ходить?
— Это зачем ещё, а? Чтобы я тебе по полведра котлет жарила? Нет уж, мне и у себя дома неплохо!
— Ох, Соня, Соня! Ты монстр, для тебя котлеты важнее меня, хорошего!
— Ну, они-то однозначно вкуснее! — Соня чмокнула останавливающего машину Родика в плечо и отстегнулась. Ну не объяснять же ему, что она не могла бросить Макса без присмотра, а жить в одной небольшой квартире всем вместе как-то тесновато, да и Олежка уже практически член семьи. Ну как ей бросить своих мальчиков?
Припарковавшись у подъезда, Родик отправил Соню вперёд с ключами, а сам остался выгрузить пакеты с продуктами из багажника.
Войдя в квартиру, Сонечка неожиданно наткнулась там на немолодую, сухощавую женщину, которая встретила её, недобро сузив глаза и уперев маленькие кулачки себе в бока.
«Хм, домработница, наверное», — подумала Соня, разуваясь, вешая жакет на вешалку и здороваясь.
Вместо приветствия пожилая дама громким, визгливым голосом заявила:
— У вас пыль на шкафу и на кухонной полке. Вы что, не пользуетесь антистатиком для мебели?
В момент, когда Соня разувалась, её слегка начало мутить. А вопли этой странной женщины её состояние не улучшали.
— А самое главное — у вас сырость под ванной! Если вы не понимаете, как вредна плесень для человеческого организма, то хотя бы почитайте об этом в интернете! Там туча способов избавиться от сырости и плесени. И если вас интересует моё мнение на этот счёт…
— Ой, да отстаньте ради Бога! — не прекращающая мельтешить и доставать её странная женщина изрядно действовала на нервы. Мало того, что и так тошнило, так ещё она тут…
Соня прошла в гостиную, присела на диван и расслабилась. Но дама пришла за ней и сюда.
***
Поднявшись в квартиру и толкнув не запертую дверь плечом, Родион сразу направился на кухню поставить пакеты и накормить уже Сонечку её вожделенными котлетами. По-быстрому наведя чай, хоть и удивляясь про себя, когда это Соня успела нагреть чайник, Родик пошёл в комнату, откуда слышался звук, по всей видимости, телевизора.
— Родик! Родик! Да что же это такое? — Михайлову навстречу метнулась молния с седыми кудряшками, едва он вошёл с чашкой чая и котлетами на тарелке. — Это же уму не постижимо! Эта женщина совершенно не прислушивается к моему мнению! За что ты ей деньги платишь?
От неожиданности Родион дёрнулся и выронил тарелку.
— Ох… — простонала Софья, провожая тоскливым взглядом раскатившиеся в разные углы комнаты маленькие аппетитные котлетки. Захотелось заплакать от жалости. — Да зачем оно мне, ваше мнение? У меня своего хоть отбавляй… И при чём тут деньги? Михайлов, ну пожалуйста, ну добудь мне котлетку, а! И, вообще-то, предупреждать надо, что у тебя прислуга — торговка базарная.
Шумная дама, выпучив глаза, подавилась глотком воздуха, и теперь, словно рыба за стеклом, молча открывала рот, схватившись руками за то место, где у людей предположительно находится сердце.
Родион вдруг затрясся, расплёскивая чай из чашки, которую держал в руке. Да так интенсивно, что Софья даже подумала, не припадок ли у него какой. Но вслед за трясучкой в комнате взорвался приступ истерического хохота. Отсмеявшись и вытерев слёзы с глаз, Михайлов мотнул на успевшую уже продышаться седую даму головой, и пояснил для тех, кто в бронепоезде:
— Вообще-то, это мама моя. Нонна Викторовна. Прошу любить и жаловать.
***
Когда все ху из ху были выяснены, и у Нонны Викторовны с боем были отняты ключи от квартиры, которые Родик забыл у неё на последнем вечере-сватовстве, матушка Михайлова отбыла восвояси с гордо поднятой головой и выражением оскорблённого достоинства на лице.
