А этому мальчику, наверное, восемнадцать.

Он был худ, даже слишком. Обтягивающие шмотки, которые он носил, не скрывали ни одной косточки. Волосы парнишка, видимо, красил, так как такого огненно-рыжего цвета, какого была его причёска с пышнючей, уложенной на бок чёлкой, в природе не существовало.

Мальчик постоянно был заторможенным, плохо схватывал задания, вечно всё путал и забывал. Коллеги жаловались на него. У него же всё валилось из рук, а взгляд постоянно был таким отсутствующим, что хотелось встряхнуть его, разбудить, что ли, чтобы он вышел уже из этого странного состояния.

А сейчас он сидел между коробками, обхватив себя руками, и как-то нервно вздрагивал, смотря пустыми глазами в пространство. Увидев внезапно материализовавшуюся рядом с ним Евсееву, парень дёрнулся, но бежать ему было некуда: сзади стена, впереди Сонечка. Несколько мгновений он просто молча смотрел на неё, а потом часто-часто задышал, как делают малыши, когда собираются заплакать, как бы заводятся, готовятся и потом уже, начиная с тихой ноты, и всё громче и громче начинают орать. Олег не заорал. Он зажал рот ладонью, а из его глаз потекли слёзы.

Это было так страшно — такая молчаливая истерика — что Софья кинулась к мальчику и, обняв его, начала гладить по голове, как маленького.

— Тш-ш-ш! Тише, тише! Ну что ты? Всё хорошо! Слышишь? Всё хорошо! Успокойся! Всё наладится, что бы ни случилось.

Постепенно худое мальчишеское тельце перестало содрогаться в её руках, и Софья рискнула посмотреть ему в глаза.

— Мы сейчас вытрем слёзы, выйдем из магазина и выпьем чаю в кафе на углу, хорошо?

Олег смотрел мимо неё и молчал. Она встряхнула его за плечи, повторив вопрос:

— Хорошо?

Парень кивнул, так и не посмотрев ей в лицо.

Софья ковырнула ногтем упаковку столовых салфеток (ой, да мало ли их покупатели рвут, а парню сейчас нужнее), выудила пару штук и протянула мальчишке. Он вытер лицо, высморкался и они отправились переодеваться.

Боясь упустить мальчика из виду, Софья переоделась быстрее, чем обычно и теперь ждала Олега у двери мужской раздевалки. Не дождавшись и зная, что других сотрудников в помещении уже не осталось, она заглянула внутрь. Олег сидел на лавке, на полу у его ног валялся рюкзак.

— Ты чего застрял?

— Да я не пойду, наверное.

— В смысле?

— Я здесь переночую. Мне всё равно идти некуда, — его голос звучал безразлично, как у робота.

Быстро обдумав его слова, Софья схватила парня за локоть и потащила к выходу со словами:

— Ещё чего не хватало. Ко мне пойдёшь. У меня раскладушка есть и подушка лишняя найдётся.

***

Как разошлись после «встречи одноклассников», Родик не помнил. Проснулся утром с больной головой и на чужой кровати. Огляделся. Ага. Приволокся к Стасику, оказывается. Ну, это предсказуемо. Оба были холостыми. А вот чего домой не поехал, непонятно. Прислушался. В кухне гремели посудой.

— Жо-о-хов! — заорал Родик, ленясь вставать.

В дверь заглянула кудлатая со сна голова приятеля.

— Проснулся, пьянь? Пошли завтракать, что ли, а то на работу опаздываю уже.

— Какая работа? Я сдохну сейчас.

— Ну, знаешь, это ты у нас сам себе начальник. А я птица подневольная. Мой головняк нашему боссу не интересен.

Михайлов посмотрел на Стасика одним еле открытым глазом и хмыкнул.

— Как тебя такого вообще в офис пускают? Я б выгнал нахер.

— Слушай, Михайлов, — вытаскивая на ходу колечки пирсинга из брови и собирая разбросанные по комнате клубные шмотки, — гундел через нос ещё не протрезвевший Стасик, — я, конечно, понимаю, что ты нас, педиков, не очень-то…, но ты совсем уж в придурки-то меня не записывай. Само собой, на работу в таком виде я не хожу. Одно дело — клуб, другое — офис.

— Бля, нас! Да ты в педиках без году неделя. Вот как Масика своего встретил, так и чокнулся. И то, он у тебя на бабу больше похож.

Михайлов стянул с себя одеяло, собираясь встать с кровати, и тут увидел, что спал голышом. С противным таким подозрением потянулся рукой к своей филейной части, как бы проверяя, всё ли там в порядке.

— Э-э-э, Стас, а мы с тобой не…

— Да пошёл ты, придурок, — беззлобно огрызнулся Стасик, расчёсывая перед зеркалом свою блондинистую гриву и стягивая волосы во вполне презентабельный хвост, — на хрен мне твоя старая задница, когда у меня Масик есть.

— Не такая уж она и старая, — пробурчал Родион, вылезая из постели, одеваясь и перебираясь на кухню.

Жохов, дефилируя по помещению в своей шикарной розовой футболочке, наверное, Масиковой, и старых вылинявших джинсах, включил кофемашину, достал зерновой хлеб и масло из холодильника, положил на стол перед Родионом.

— Давай, намазывай. Меня-то обычно Дима кормит, а ты уж сам, сам.

— Какой ещё Дима?

— Ну так Масик же. Дима. Димасик. Чего неясно-то?

— Так вы что, живёте вместе, что ли? — Михайлов аж нож уронил от удивления.

— Три месяца уже. С того самого дня, как он меня из клуба бухого домой на себе приволок, больше и не уходил. А я бы и не отпустил, если б он вдруг засобирался. А нету его просто потому, что он сегодня работал всю ночь, а сейчас к родителям поехал зачем-то. Не знаю, не спрашивал.

Стасик поставил на стол две чашки кофе и сел.

— Ты знаешь, Родь, никогда у меня отношения с девушками не получались. Потому что они всегда хотели от меня того, чего на самом деле я хотел для себя. Защиты. Крепкого плеча. Нежности. И он дал мне это, понимаешь?

Михайлов поморщился.

— Ох и баба же ты в сущности, Стасик.

— Пусть так. Пусть. Уж какой есть. И я никогда не смогу отказаться от этого. Да и не хочу. А Масик… Я люблю его, Родь. Не могу без него. И если бы ты только знал, какой у нас крышесносный секс!

— Вот не надо! — Родион замахал руками в воздухе, отгораживаясь от ненужной для уставшего мозга информации, — только без подробностей! Давай уже на романтике и остановимся.

Жохов заулыбался и, демонстративно сложив губки трубочкой, как для поцелуя, часто захлопал ресницами:

— Ну не бойся, милый, я тебя не обижу!

— Клоун!

В Стасика полетела пачка масла.

Кухню наполнил дружный мужской ржач.

* Гидравлическая тележка (на жаргоне — «рокла», «рохла», «рохля») — транспортировщик поддонов, используемый для перемещения грузов вручную, преимущественно на поддонах (палетах). От обычных тележек отличается наличием гидравлического домкрата, который с помощью тяг и рычагов поднимает и опускает вилы тележки.

========== Часть 2 ==========

Сегодня у Сонечки был выходной, но она всё равно по привычке проснулась в раннюю рань. В незашторенное с вечера окно светило летнее солнце. Соня немного полежала, послушала тишину. Потом встала, подошла к окну и открыла его. Внутрь ворвалось щебетание птиц. Ранние пташки радовались утру, солнышку, зелени, жизни. Сонечка вдохнула полной грудью свежий июньский воздух. Как хорошо! Ну и хватит. Пора к реальности.

Накинув лёгкий ситцевый халатик, Софья вышла из комнаты и, на цыпочках прокравшись по коридору мимо раскладушки с сопящим под простынёй парнишкой, заперлась в ванной. Пока чистила зубы и расчёсывала короткие тёмные волосы, она разглядывала себя в зеркало.

Ничего особенного. Стрижка, правда, классная, под мальчика. На этот раз попался хороший мастер. Седых волос нет пока, слава богу. Хотя это странно, с их-то с Максом жизнью. Глаза карие, губы припухлые со сна, симпатичные, вроде. И ботокса не надо. Невысокая, не сильно худая, но, кажется, ничего так. Грудь вот маловата немного. Как подросток, короче. Никто её никогда за взрослую тётку не держал. И на работе вечно: Сонечка, да Сонечка.

Софья вздохнула. Надо впрягаться в обычную домашнюю суету.

Из ванной она зашла в комнату к сыну. Он не спал. Софья подошла к нему и поцеловала в щёку.

— Доброе утро, сынок.

В ответ, как всегда, тишина. Софья провела ладонью по тёплой, слегка колючей коже щеки.

— Максик, милый. У нас в коридоре мальчик спит. Я к тебе его не стала, а ко мне он сам не захотел, конечно же. Он с нами поживёт пока, ты не против?