— Вы журналистка? — Вика кивнула. — Вот, по своим каналам и узнал.
— Я-а-асно… — протянула Виктория, вставая, вытягиваясь, засовывая руки в карманы трикотажных чёрных брюк. — Неведомский, зараза, слил…
— Почему же слил? — отозвался Станислав, уже очухавшийся от шока. — Просто поделился информацией.
— А ключи Вы мне дали, чтобы отпечатки мои по базе пробить? — чуть склонив голову набок, спросила Вика, чувствуя себя свободнее.
Станислав улыбнулся, повёл бровями. Виктория поняла, что угадала. Победно улыбнулась. Постояла около холодильника, широкими шагами прошла к окну, взглянула на закат. Размышляла: стоит ли делиться со Станиславом своей историей. Кинула косой взгляд на картонную папку, где аккуратным почерком, очевидно, Скрябина, были выведены её фамилия, имя и отчество.
— Маргарита Клевер… — Вика закусила губу, едва произнесла это имя. — Давний псевдоним. Ещё с раннего детства, когда мои писательские опусы попадали в местные газеты и журналы. Чтобы никто из знакомых не увидел, что это написала я. Потом этот псевдоним приклеился ко мне. И теперь Маргарита Клевер неотделима от меня.
— Виктория Алексеевна, а что же по поводу Ваших связей со Зверем?
Кажется, именно это волновало Станислава больше всего.
— А так ли Вам надо это знать?
— Просто хочу узнать, почему девушка с юридическим и журналистским образованиями, с таким отцом… — жестами Станислав показал, какой у неё отец. — И вдруг работает и живёт в однокомнатной квартире на окраине города.
— Считай, что захотела вкусить настоящей жизни, — опять слова опережали мысли, — допрос окончен? Вы удовлетворены?
— Вполне. — Станислав поднялся, взял с подоконника картонную папку, засунул её подмышку. — Проводите?
— Конечно, — понуро кивнув, Виктория, шаркая босыми ногами, прошла до входной двери.
Станислав обувался, опустив голову. Папка, зажатая между рукой и телом, выскользнула. Вика присела, стала собирать рассыпавшиеся по полу листы. Станислав Александрович, застегнув ботинки, тоже кинулся собирать бумаги. Так, вдвоём, они ползали по полу, собирая дело Ветровой. Звучит-то как мерзко. Вика только сейчас обратила на это внимание. Наверное, любому человеку неприятно сочетание его фамилии и слова «дело». Виктория на секунду, только на секунду, зависла с бумагами в руке, задумавшись о том, каково преступникам слушать такие сочетания. Но они же этим гордятся… «Интересно, а каково было дяде и отцу слушать такие сочетания? Или они не попадали в ментовку?» — Вика так и сидела на корточках с бумагами в руках, устремив свой взгляд в одну точку. Станислав тоже дособирал бумаги, сложил их в папку, присел перед Викой и собрался забрать у неё бумаги. Виктория дёрнулась от прикосновений, часть бумаг снова оказалась на полу. «Я подниму!» — хором произнесли оба и наклонились за бумагой. Одновременно схватили бумажку. Одновременно отшатнулись друг от друга. Дрожащими холодными руками Вика передала Станиславу его документы. Прислонившись к косяку, стояла, ожидая, пока он уйдёт. Скрябин же, как специально, одевался очень долго. Потом повернулся, вручил Вике папку: «Делай с этим, что твоей душе вздумается…», поправил воротник пальто и, засунув руки в карманы, ушёл.
Виктория захлопнула за ним дверь. Сжимая в руках папку, поспешила к окну. Через пару минут Стас вышел из подъезда, закурил. Вика видела, как он нашёл глазами её окно. Не сомневалась, что он её увидел. Не сдержалась. Помахала ему рукой. Станислав не ответил, бросил окурок в снег, сел в машину и уехал, напоследок мелькнув оранжевым светом фар.
Виктория села на край кровати. Внимательно читала каждый документ. Она читала свою и не свою историю. Отец — помощник авторитета. Дядя — авторитет. Все авторитеты прошлого стали успешными бизнесменами, владельцами небольших предприятий. Но только не её родные. Если дядя — в прошлом авторитет по кличке «Зверь» — ещё кое-как держался на плаву, руководил парой-тройкой предприятий в городе, то отец… А что отец? Папа — правая рука «Зверя», авторитет по кличке «Ветер» — всю жизнь скитался по подходящим работам. Бросил он своё «дело», когда дочери исполнилось около десяти, и над семьёй нависла опасность. Вика смутно помнила, как дядя и отец переговаривались на повышенных тонах. Тогда папа поставил точку в своих смутных делах. И от этого на душе стало легко всем. Во избежание проблем со стороны бывших «друзей» семья Ветровых в то же лето отправилась в совместную поездку на юг.
От этих воспоминаний Виктории становилось на душе тепло. Так же тепло, как сегодня. Кажется, Вика готова навсегда запомнить этот вечер. «Пустое „вы“ сердечным „ты“ она, обмолвясь, заменила…» — промелькнула в её сознании строчка из «Евгения Онегина», кажется. Сегодня цитата пришлась кстати. И он, и она пару раз оговорились, назвали друг друга на «ты». И почему-то Вика не смущалась от этого. Напротив, даже была рада такому внезапному переходу на «сердечное „ты“».
— А с Неведомским, — зевая, перед сном произнесла Виктория, — с ним я ещё разберусь.
***
Утро не задалось — Виктория проснулась от звука капающей воды. Создавалось такое ощущение, что протекал кран. Да и опять соседи полночи не давали спать, поэтому к семи утра Вика чувствовала себя настолько разбитой, будто бы безотрывно праздновала что-то великое. Резко села на кровати — комната промелькнула перед глазами. Почувствовав под босыми ногами пол, поставила локти на колени и помассировала виски.
— Так, что вчера было? — спросила она в пустоту, голос вернулся эхом. — Видимо, ничего хорошего…
За окном лихорадочно заметала чьи-то следы позёмка. Такая погода не сулила ничего хорошего на сегодняшний день. Это Вика испытала, как говорится, на себе. Потому что стоило ей переступить порог спальни, как её ноги оказались в ледяной луже воды.
Сонливость как рукой сняло. Виктория прошлёпала по воде к ванной, благодаря все силы на свете за то, что не успела поменять старый паркет на новый ламинат. Дошлёпав до ванной, Вика задрала голову к потолку и получила по лицу парой ледяных капель, падающих с потолка. Да, о таком приходилось только мечтать. Сплюнула воду, что попала в рот. В ванную заходить не рискнула, поскольку даже через приоткрытую дверь было видно, сколько воды там. Зашла в туалет, вытащила оттуда половую тряпку и ведро, засучила рукава. Задумалась на секунду. А стоит ли это тех трудов. Быть может, соседи сделали это не нарочно и готовы возместить ущерб?
Подгоняемая такими мыслями, Вика выудила из шкафа сапоги, которые всегда туда ставила. Потом опомнилась — кинулась в комнату, переоделась из пижамы в трикотажные чёрные брюки и лёгкую тунику. Вернулась в прихожую, надела сапоги, накинула, не застёгивая, белое пальто. Схватила с подзеркального столика, встроенного в шкаф, ключи и вылетела из квартиры. Ключ легко повернулся в замочной скважине. Вика, спокойная за сохранность квартиры, стала подниматься на этаж выше.
Дверь, грязная и замызганная, она сразу разрушила все Викины иллюзии о честности и благородстве соседей. Но Вика не сдавалась. Виктория протянула руку и трижды, настойчиво, надоедливо, позвонила в кнопку над дверью.
Дверь открылась не сразу. Вике пришлось помёрзнуть на лестничной клетке минут эдак пять-десять. Но всё-таки медленно, лениво, с протяжным скрипом дверь отворилась, и на пороге показался лысый молодой — лет двадцати с хвостиком — мужчина в полосатой майке с явными признаками бурной ночи на лице.
— Здравствуйте, — стараясь быть как можно более политичной и спокойной, произнесла Виктория, — Вы меня затопили.
— И чего? — похоже, мозги спьяну варили у верзилы плохо.
— Вы не желаете возместить мне моральный ущерб?
— Слышь, баба, — раскрыл рот лысый, — вали отсюда, пока цела.
— Извините, — задохнулась от такого хамского поведения Вика, но шаг назад всё же сделала.
— Кто там, Череп? — послышался из квартиры ещё один мужской голос.
— Да, вот, баба какая-то… — отозвался лысый, косясь на Викторию, и от этого взгляда последней стало не по себе. — Предъявы нам тут, тип мы её затопили.