И тогда юная гейко сразу затихает, как улавливает звучание этих слов. Акура стоит все так же крепко прижатый к ней, слышит, как бьется сердце в ее груди. Все. Еще один поцелуй и отпустит. Точно отпустит, и пусть бежит от него без оглядки, пусть плачет в свою подушку. Вот тогда она уже точно перестанет пялиться на него своими щенячьими глазами, смотреть так верно и преданно, юля под самыми ногами. Акура смотрит на ее шею, на бьющуюся синюю жилку, на поднимающуюся и опускающуюся грудь стянутую шелком платья, пока Тоши все глядит куда-то в сторону, вновь голову отворачивая. И ведь не кричит даже, еще ни разу не пискнула, хотя могла уже вопить во все горло.

— Тоши, — тянет ее имя мужчина, а сам думает, что пьяный язык его до добра не доведет, это точно, — Знаешь, а Нобару тоже боится меня. В грудь мне руками упирается. — И Тоши в его руках едва заметно вздрагивает, сильнее напрягаясь. Поднимает сама к нему голову. И он видит, как у девочки соль стоит в распахнутых глазах и влага на ресницах, но взгляд такой теперь подавленный. Разбитый.

— Это потому что Вы всегда пугайте.

И Акура хрипло смеется, еще теснее прижимая девушку к доскам тонкой стены. Да, действительно, это пожалуй самый верный будет ответ.

— Ну, хоть ты меня не бойся, ладно?

Все, лишь еще раз поцеловать её и хватит. Поцеловать так, чтобы запомнила, чем все может кончиться, уяснила на будущее этот урок,. Ведь она еще совсем юная девочка, даже ребенок в его глазах. И пахнет от нее цветами и чем-то сладким. А он ведь знал и совсем других девиц. Много и разных, сменяющихся одна за другой. И кожа у них была грубее, не было этого волнительного дыхания, такого трепетного взгляда. Каждая из них ластилась к нему как кошка, требуя поцелуев, нащупывая ладонями член, заставляя твердеть его и наливаться кровью. А что если он сейчас раздвинет ноги и этой девочке? Почувствует, узнает какая она внутри? Она ведь сама за ним побежала, вцепилась в его руку.

У Тоши рот приоткрытый, влажный, глаза огромные. Боги не смотри так, не смотри. Акура вдруг ощущает, как в паху вновь начинает зудеть. Мать вашу. Нет, он не станет трахать ее. Незачем о таком думать. Пусть она и не соображает, но он то все различает. Да и без того уже пьян, разбит, размазан, уязвлен. И спиртное — это его способ забыться. Тоши снова вздрагивает, когда Акура обрушивается на ее рот с новой силой, когда так жмет к стене, что вот вот расплющит ее грудную клетку, когда так сильно сжимает ладонями лицо, задирает к себе, давит пахом, не давая ей дышать, не чувствуя ни ее рук, ни дыхания, ни ответного поцелуя, даже если он и есть. Ему бы просто раствориться в этой девчонке на мгновение, отвлечься от своих мыслей о Нобару. Ведь внутри уже все высечено, выжжено, вывернуто наизнанку. И ему так отчаянно нужен кто-то. Здесь и сейчас. Кто-то теплый, живой и мягкий. И целовать ее так, что бы пульс зашкалил, кусая губы, въедаясь глубже в женский рот.

— Уходи. — давит Акура наконец отрываясь от нее, давая Тоши отчаянно хватать воздух. — Давай выметайся.

А девчонка все стоит на том же месте, смотрит только как-то тоскливо на него и подавлено. Словно он обидел её? Нет, он конечно обидел - это факт. Сам силком её затащил сюда, заставил испугаться и дрожать. Облапал. Да, он обидел, но та обида, что мелькает в её глазах — она словно совсем иная. Она будто глубже уходит корнями в самую женскую душу. Тоши смотрит так, словно он пролез ей в самое сердце, раскурочил грудь, отогнул кости. Да бред все это. Он просто пьян. Пьян, и точка с этим.

А потом у Акуры аж воздух в горле застывает — она отрицательно качает головой? Демон смотрит на гейко во все глаза. Она что, реально никуда не пойдет? Останется с ним? Останется здесь? Не чувствует, как у него член стоит? Мать вашу, да он готов уже рычать на нее! Ведь попросту не сдержится.

— Тоши, проваливай! — и под локоть её вновь хватая, направляя грубым жестом к двери.

— Нет, не надо! — голос у нее звучит так твердо. — Вы пьяны и я все понимаю. Теперь даже знаю почему. — говорит уже тише. — В ином случае Вы бы даже и не взглянули на меня сегодня, не заметив как и прежде. — Тоши голову свою опускает, улыбается грустно. — Но, прошу, не гоните. — признается она, — Ведь больше у меня не будет шанса остаться с Вами наедине никогда.

И повисает тишина.

Акура изучает девичий профиль и склоненную голову. Она стоит перед ним, вся напряженная, но решившаяся. Прячет стыдливо глаза. Демон делает к ней короткий шаг, приподнимает лицо за подбородок пальцем.

— Я ведь даю тебе шанс уйти.

А она снова головой отрицательно и упрямо качает. Акура усмехается на это тихо что то в уме словно решая, взвешивая и, кажется, понемногу отпускает себя, склоняясь, вновь накрывая ее губы, целуя все более грубо и жестко. Обрушиваясь на девушку своими пьяными испарениями, шаря руками по стройному телу. Он просто хочет. Просто надо. Просто с кем то. Чувствуя, как у девочки бьет ознобом плечи.

Его когтистые пальцы дергают рваными нетерпеливыми движениями пояс на оби ее платья, пока губы терзают губы, пока она беспорядочно и хаотично сует руки ему под фаланги, видимо, желая помочь. Помочь? Да это настолько оказывается безумно, что почти смешно. Акура дорывается до ее груди — просто ныряя широкой ладонью за ткань тяжелого платья еще так до конца и не сняв его, сжимает девичью плоть. Мягкая, тугая, полная, литая. И он с рыком сквозь зубы прижимает Тоши еще теснее, отрывается от губ, перемещается на шею, обжигая своим дыханием. Оставляет слюну и красный след на коже, сжимает второй рукой другую грудь, сдавливает с силой. И девочка дрожит. А он понять не может: то ли сладко, то ли страшно, то ли больно. Или все сразу.

А Тоши для него оказывается просто на удивление податливой. Позволяя хрипло дышать в сгиб шеи, сжимать грудь до ярких пятен на коже, вжиматься пахом, да так, что она чувствует сквозь ткань его дикий стояк. И мужчина не думает, растворяясь в ощущениях и дыхании. Акура снова целует Тоши в губы прокусывая и слизывая проступающую кровь, столь собственнически, с таким напором. Что вдруг она сама ладонями обхватывает его сильную шею, жмется грудью к груди. Когда руки его нетерпеливо спускают всю лишнюю материю с её плеч, бросают пестрым пятном на пол до конца развязанное платье.

Последние завязки на её талии с треском рвутся к чертям собачьим, и девушка замирает с быстрым вдохом, чувствуя, как подушечки его пальцев проходятся по обнаженной коже бедра, как мужские фаланги ныряют меж её ног. Туда. где горячо и влажно. О да, девчонка потекла. Ей непременно понравится. Он сделает так, что понравится, отблагодарив ее за эту смелость. Тоши дышит рвано и тяжело. Когда его влажный рот перемещается на ее шею, вылизывает, целует, снова покусывает. Вот и верхняя часть тонкой нательной рубашки послушно падает вниз, виснет на талии обнажая два небольших полушария нагой молодой груди. И Акура обхватывает ладонью женскую ягодицу, приподнимая девушку, усаживая ее на какой-то подвернувшийся в углу комтаны комод, помогая второй рукой, скользит ею вниз, чтобы крепче обхватить за талию, позволяя ей на мгновение хватать воздух. И тут же протискивается меж её разведенных ног. Тоши лишь жмурится крепче, упираясь лопатками в твердость стены позади, выгибает шею, запрокидывая голову, пальцами крепко вцепляется в дерево, когда Акура склоняется вылизывая и вбирая мякоть её груди в свой рот. Зарываясь пальцами в волосы, распуская хвост от ленты.

Акура как-то странно улыбается не сводя с нее внимательных золотых глаз, пожирая всю её откровенность взглядом, так пошло, что Тоши в момент краснет, поспешно и стыдливо опуская вниз голову, тут же натыкается на оттопыривший черную ткань брюк член. Нервно сглатывает. Ощущая, как Акура по-хозяйски проводит по ее телу руками, спускаясь вдоль позвонков по спине на бедра, чуть убирает сбившуюся вокруг талии ткань нательной рубашки, и вдруг как-то лениво начинает расстегивать ремень своих брюк. И, кажется, вот на этом моменте Тоши пугается по-настоящему. Ее зрачки разом вдруг расширяются сильнее, закрывая цветную радужку. Все тело напрягается, на шее вздуваются синие прожилки вен, и сердце начинает биться с удвоенным ритмом. Акура подтягивает её ближе к себе, устраиваясь меж её ног удобнее. И тут кое-что замечает. То, как прерывисто девушка дышит перед ним, как неестественно сильно пальцы ее вцепились в темное дерево комода под ней, как широко распахнуты глаза, в которых застыл… Что это? Страх? Откуда все это? У Акуры дергается кадык на шее. И этот ее страх почти осязаем. Страх этой девчонки, раскинутой перед ним, раскрытой, мокрой, влажной. Готовой.