Акура смотрит на нее еще одно короткое мгновение, сверлит взглядом её опущенную голову, не говоря больше ни слова, а после просто поднимается на ноги и уходит. Молча. Так же, как еще несколько минут назад это сделал Лис. Оставляя её в одиночестве просто тупо смотреть ему в след.

Что это сейчас было?! Что?!

Она не понимает. У Нобару мысли все в разнобой. Скребутся, долбятся изнутри о стенки черепной коробки. Налезают друг на друга. И девушка снова склоняет голову, прячет подбородок где-то у себя на груди, позволяя слезам впитываться в ткань льняного платья. Растирает второй рукой место ушиба.

Ей бы просто подумать, выдохнуть, осмыслить. Научится жить дальше, принять те обстоятельства, в которые ее поставила судьба. И слова все его крутятся у нее в голове. Жалкая. Слабая. Поломанная девка. Не жилец. И в горле точно застревает неприятный ком, заставляя её как-то по детски мотать головой. Униженная и посрамленная. Разбитая. Она наверное, действительно виновата сама. В том, что с ней случилось, какой она стала. В жизни ведь так и бывает — люди сами причины своих бед. Запнулась. Споткнулась. Ошиблась. И вот результат. Неумелая девочка брошенная во взрослую жизнь. Глупая она. Глупая. И болото. Такое болото эмоций, мыслей, чувств в ее голове. Она устала. Очень устала. Дурная у нее какая-то жизнь. В дурном мире. Неправильная.

Раньше было проще. Проще жить имея за спиной семью и опору. Людей, что готовы были всегда поддержать, закрыть собой от страхов и бед. И эти внезапные, светлые, чистые, даже наивные воспоминания вызывают новые слезы на зеленых глазах. Заставляя стирать их пальцами.

В ее доме, том самом, который она могла называть своим долгие четырнадцать лет. Всегда ждала её мать, занимающаяся делами по хозяйству. Строгая, ласковая, умеющая и похвалить, и поддержать, и дать необходимый подзатыльник, и вкусно накормить. И Нобару скучает по ней. Очень. Часто. По ее теплым, таким нужным ей сейчас объятиям. По родному голосу, который, кажется, умел успокаивать одним своим звучанием. Она помнит и отца. Он всегда был строг с окружающими людьми, со всеми, но только не со своими дочерьми и женой. Не было такого, чтобы он когда-либо поднимал руку, даже тогда, когда несносные выходки двух юных девочек этого требовали. Когда, казалось, проказы детей переходили все границы. И, конечно, Нобару помнит сестру. Она была младшей, невыносимой, озорной и бесконечно любимой. Всегда носившейся по дому, всегда скачущей, непоседливой. А в другую секунду уже задумчивой, отстраненной и какой-то неуместно застенчивой. Ее память все еще хранит прошлую жизнь, где были родные, была любовь, было счастье. И Нобару, наивная такая, все еще надеется, что эти картины можно повторить. Пережить эти эмоции снова.

А после было ярое пламя. Кусачие языки взметали в самое небо в тьме ночи. И было так страшно. Горячо. Больно. Ужас истерикой рвался наружу. И перед глазами картинки. Красные — красные, пожирающие все существо. И сердце её застревает снова в самом горле. Это все воспоминания, все эти страхи детства, калейдоскопом в ее мозгу. События почти двухлетней давности. У нее рука сама ныряет за ткань повязанного пояса на груди. Шарит тонкими, дрожащими пальцами в складках одежды. Ищет свой талисман с портретом матери. И даже с некоторым изумлением для себя, она вдруг достает вместо него почти прозрачный камень. И весь этот поток образов в голове обрывается. Так резко и быстро. Нобару моргает. Раз. Два. Картинка проясняется. Расплывчатые силуэты прошлого уступают место реальным фигурам.

Томоэ.

И слез больше нет. Глаза почти сухие, лишь ресницы слиплись. Нос все еще красный, но это скоро пройдет. И Нобару вдруг улыбается, едва-едва. Успокоилась так быстро. Она ведь не одна. Уже не одна. И он по прежнему остается с ней рядом. Наверное это и есть то самое женское счастье. Ей вдруг верится в этот момент, что все наладится, что все еще будет хорошо, несмотря на всю обыденность и затертость этой фразы. Ведь важно не место, важны люди. Девушка шмыгает носом. И на душе становится так спокойно. Это конечно все глупо. Но она так устала быть разбитой.

Нобару доходит до его спальни двигаясь как-то медленно и постоянно теребя в руках кулон, путая тонкую цепочку в пальцах. Словно он сейчас даст ей те силы, что так не хватает. Ступает тихо по деревянному полу, словно боится потревожить кого-то. Хотя, ведь если подумать, то в доме сейчас совершенно одна. Рей предупредила, что ей нужно будет сходить по воду. А Томоэ теперь слишком часто уходит надолго, возвращаясь практически к ночи. Нобару приоткрывает «дверь» спальни Лиса аккуратно, неспешно. Заглядывает за нее как-то несмело. Но комната оказывается пустой, в общем, как она и ожидала. Девушка мнется еще какое-то мгновение прежде чем переступить порог. Выдыхает воздух гулко и шумно. И ловко застегивает замочек цепочки на шее. Металл заставляет лишние мурашки бежать по ее коже. И Нобару ощутимо ежится, пряча кулон свой за одежду.

Она нервничает. Даже боится. Не знает как лучше начать. Что стоит сказать, когда мужчина вернется. И от этого пальцы дрожат. Нобару, облизывает губы, снова делает глубокий вдох унимая трекос сердца, хватает с полки какую-то потрепанную книгу и садится на пол подгибая ноги в коленях. Упирается плечами в жесткое дерево шкафа за спиной и раскрывает где-то почти на середине книгу. Так отчаянно стараясь сосредоточиться на чтении и просто не думать. Ведь если начнет думать, то точно пропадет, сбежит снова как последняя трусиха. Но, вот только буквы пляшут перед глазами, строки плывут. И Нобару хмурится, стискивая пальцами потрепанные временем страницы.

***

Вечереет. Горизонт расплывается закатным сиянием алых и сиреневых тонов. Они смешиваются, тонут друг в друге, а солнце ласкает лучами уходящий день. Акура идет размашистым шагом по пестрой улице встречающей его гомоном, криками, шумом и роем тысячи голосов вокруг. Мужчина чертыхается, практически скрипит острыми зубами. И так настойчиво игнорирует то странное чувство, спирающее его грудную клетку. Он не жалеет. Нет. И плевать, что девчонке было больно. Плевать, что вся ее хрупкая и надломленная фигура просто кричала об этом. Линия поникших плеч, судорожные всхлипы, соленые глаза.

— Захлопнись! — он так рявкает на женщину тануки старающуюся его остановить, когда переступает порог заведения. Что та практически подскакивает на месте, теряя дар речи на короткое мгновение. За что он ненавидит девчонку? Хороший вопрос. За нее саму. Так пойдет? За ее слабость. Она ведь слаба. За то, что человек. За все эти синяки, за переломанные кости, что так долго не могли восстановиться. Акура раздвигает тонкие седзе с размахом, заходя в просторную комнату.

Взгляд его стальных глаз скользит по чужим лицам ёкаев. По всей этой практически в одни миг окружившей его толпе, в которую он так нагло ворвался. Девушки улюлюкают, смеются. Мужчины пьют спиртное. Слушают песни, говорят друг с другом. Акура давит на глазницы и ныряет широкой ладонью за воротник, трет собственную шею. Ему нужно выпустить пар. Отвлечься. И огненный демон знает, кто с этим отлично может помочь. Юко. Ему нужно найти Юко. И к скорому счастью мужчины, знакомый шлейф пестрого кимоно попадается ему на глаза.

Акура косится на молодую женщину, точно пожирая её взглядом. Юко подливает чай в белую чашку, сдержанно улыбается и покачивает головой, кажущаяся сейчас такой увлеченной рассказами какого-то мужчины сидящего рядом с ней.Изящная, фарфоровая, с выразительными глазами и длинными пушистыми ресницами. Надо признать, что она изумительна. Ведь иначе бы он и не выбрал ее своей любовницей. Изумрудная ткань платья на светлой коже смотрится восхитительно. Материя слегка обнажает плечи, подчеркивает этим цветом её миндалевидные глаза. Темно русые волосы собраны в аккуратную прическу. Женщина кажется такой воздушной, легкой, словно сотканной из пены облаков.

Акура перевод глаза на ее гостя и делает шаг по направлению к беседующей паре. Плевать, если сегодня об их связи могут узнать и другие. Стоп. Черт вас дери, это и простой связью назвать нельзя. Меж ними нет ничего. Лишь секс. Договор выгодный обоим. Трах ради траха. И эта женщина с медовыми глазами прекрасно об этом осведомлена.