Лис помнит её, слабую и измученную, едва очнувшуюся, с большими, лишенными понимания глазами, перебинтованным телом. Он хотел тогда помочь, искупить вину, быть рядом, но она оттолкнула. Вздрогнула так сильно от его простого прикосновения к ней, а потом зарыдала. И вот теперь ему только и остается, что разглядываться её из далека. Лишая себя возможности приблизиться. Пялится каждый день, на ее, такую живую, снова подвижную и хрупкую, словно хрусталь, собранный по осколкам. Со слабостью в теле, которая в их мире является не иначе как большим промахом, гнилым звеном цепочки.

— Хочешь, найду тебе с такой же мордашкой. Будет даже лучше прежней. — Акура все не унимается, подначивает. Приходит к Брату почти каждый день. Хочет растормошить его, заставить двигаться. Заставить стать собой. Стоит выпрямив спину, скрестил свои руки на груди. Весь вальяжный как сытый хищник. Лишь глаза с прищуром все смотрят на близкого друга. Ведь он знает его, знает как тот лих, саркастичен, язвителен. А как девчонку задел, так в молчанку начал играть. Ходит мрачнее тучи. Носится все вокруг нее. И Акуру это почему-то злит.

— Нет. — Лис отрезает твердо и безапелляционно. Бросает свои последние слова Брату, а после разворачивается на пятках и просто уходит. Не желая заставлять её еще больше напрягаться от его присутствия.

А Акура губы кривит. Не оборачивается. Катает язык меж зубов, цокает, и надвигает воротник выше на шею, до самой кромки волос, тихо ругаясь сквозь зубы. Девчонка ведь попала лишь по своей вине. Влезла куда не стоило. Пропустила слова его мимо. А все потому что слишком своенравная. Дурная и несуразная, решившая, что может слишком многое. Забывшая, что лишь простой человек, которому изначально не место рядом с высшим ёкаем. Кому не выжить в их мире, где боль принимают за наслаждение. Слабачка. Именно так. Иначе огненный демон о ней и не думал. Другой и не считал.

Акура находит её светлую макушку глазами. Нобару теперь одна, сидит, волосы свои теребит, пропускает сквозь тонкие пальцы. И вид такой потерянный, даже разбитый. Глядит в след удаляющемуся Лису, будто ей пусто без его глаз на ее фигуре теперь стало, а ведь еще недавно нос свой воротила. Задирала вон как высоко, он видел, тут стоял.

Акура щурит глаза, снова шипит на нее сквозь зубы. Прикидывается хрупкой, слабой девчонкой, когда ей выгодно, плачет и скулит, когда нужна помощь, а на самом деле какова?! И тут же вновь кривится. Девчонка ведь не такая. Знает, что наговаривает. Нобару даже слишком ладная и правильная. Слишком хорошая. Еще совсем юная. С алеющим лицом лишь от одного его взгляда. Он все помнит, и то как она робела. И все эти ее слезы, эти большие просящие глаза. Вся её святость. Это противно. Тошнотворно, Набивает оскомину, будит ярость в глубине, привычного зверя.

Нобару вдруг ведет головой и взгляд ее зеленых глаз падает на демона, оставшегося в одиночестве своих мыслей. Они смотрят друг на друга несколько мгновений, пожалуй даже слишком длинных для случайной переглядки. Мужчина изучает её, всю, с головы до пят, скользит пренебрежительно-равнодушно, а потом вдруг раздвигает губы и скалится в ответ, усмехается, как гоблины из сказок. Нобару тут же ощутимо передергивает от его реакции. Он ведь тоже когда-то чуть не убил её. И даже после, спустя время вызывал дикую панику внутри, заставляя шарахаться не разбирая дороги. И ненавидеть, это было бы пожалуй самое нормальное, что она должно испытывать к нему. К существу лишившему ее дома. И благо, что она того не видела, не стала немым свидетелем своего конца.

Он хотел убить её. Действительно хотел. И сделал бы это самым изощренным способом.

Нобару повторяет эту мысль про себя несколько раз не отрывая от него взгляда, вникает в ее смысл, в звучание этих букв в собственном мозгу. Пережевывает. Но что-то все кажется неправильным, алогичным.

Он спас ее. Спас от своей же глупости.

Убить. Спасти.

Два абсолютно противоположные понятия. И то, и другое сделал Акура-оу. Тот, в ком нет добра и милосердия. И как только так вышло, что этому демону, которого она ненавидела, которого проклинала со слезами на глазах, теперь стала обязана жизнью? Обязана тем, что все еще дышит. И почему он не кажется ей больше тем самым вселенским злом, коим крестят его все в округе, ведь был в ее глазах лучшей кандидатурой на это место. Акура-оу. Он тоже что-то чувствует. Он не холодный. И она уже приходила к этой мысли ранее. Вот ведь оно как бывает. Когда за одним следует другое, цепью событий, что зовут жизнь. В один момент она может пойти по одному пути, а в другой — по иному. Гребенная философия. Тупая правда. Нобару даже усмехается себе.

А она ведь так и не поблагодарила его. И мысль запинается, замирает. О Боги, какая же ирония. И Нобару действительно хочет сделать это, считает таким нужным. Сказать ему всего одно слово, что так долго вынашивала в себе. Осмысливала. Истерика и слезы потери близких прошли, заменились другими чувствами, новыми обстоятельствами, даже дрожь унялась, от его теперь частого присутствия здесь. Нобару поднимается со ступеней на ноги, все же принимая это несуразное для себя решение. А ведь ей бы к Лису так сильно стремиться. Не к нему. Но девушка решает начать хотя бы с этого. Сделать этот шаг. Показать себе, что может. И пальцы ее тонкие хватаются вновь за край рукава. Это для равновесия, для храбрости в теле. Старая привычка маленькой девочки из детства, так легко перекачивавшая во взрослую жизнь.

Нобару поднимает снова взгляд к нему, а мужчина уже оторвался от ствола того дерева, на который опирался плечом, и разворачивается, чтобы тоже уйти. Ведь без Лиса ему тут нечего делать. Он к нему приходил. И придет снова. В следующий раз.

— Акура! — Выкрикивает его имя Нобару. И он останавливается, оборачивается. У него на секунду даже брови взлетают вверх. Редко, когда на его лице увидишь такие эмоции открытого изумления. Она подходит к нему настолько быстро, насколько ей позволяет еще не до конца восстановившаяся нога. Стоит, дышит часто. Хоть и прошла совсем нечего.

— Чего тебе? — и все равно такой яд в голосе ощутимый. Взгляд его сверху в низ точно сканирует ее фигурку, заставляя несколько съежиться. Те пара полос на женском лице уже практически сошли, стали почти незаметны на коже. Правая рука у девушки прижата ближе к телу. Именно она и была сломана, отмечает мужчина. Нобару явно боится делать лишние движения. И на ногах стоит не ровно. Выбить почву у нее из-под ног было бы проще простого.

— Спасибо. — Нобару произносит это так просто, непринужденно и с такой искренностью. Все же решаясь сказать то, зачем пришла. Благодаря его этим словом за все. За то что закрыл собой в тот момент, когда у она уже попрощалась с жизнью. За те слова его, когда он говорил ей не высовываться, сказанные хоть и с грубостью, но желанием предвидеть иной исход. За то, что остановился, не окунул её в грязь, что услышал просьбы, не дав мечтам Акеми сбыться. — Спасибо, — повторяет Нобару. Даже с улыбкой на лице. — Я ведь не поблагодарила тебя за то, что дал мне возможность жить дальше.

А Акура смотрит на нее холодным взглядом. Молчит. Нобару даже нервно сглатывает выжидая эту немую паузу. Он точно остается настолько безучастен к ее словам, что в внутри уже теперь ворочается что-то такое недовольное. Заставляя ее хмурить брови в этой возникшей тиши.

— Кем ты меня считаешь, а? Думаешь, я ради тебя себе шкуру спалил? — все же наконец изрекает он, будто процеживая слова сквозь зубы. — Скажи, мать твою, что ты там себе напридумывала?! — повышает голос. Нобару даже открывает и закрывает рот, теряется на вдохе от его внезапной грубости, смотрит на демона перед собой теперь во все глаза. Вспыхивает краской. Наверное она подошла не вовремя. Он зол. Девушка чувствует это кожей, чувствует, как электризуется воздух, как по нервным окончаниям бежит дрожь. Он уже был взвинчен, до того как она сказала первое слово. И нужно было это сразу заметить это.

— Акура… — и в женском голосе уже плещется такая узнаваемая паника.