— Рей, — зовет Нобару раскрывая рот, хрипло и глухо, захлебывая горькими эмоциями и слезами. — Значит я новенькая, да? Замена? — и слова невольно переходят в тихий вой, в икоту, в бесконечную боль и оглушающее ничто за грудиной, так рвущее все нутро.

И только тогда прислужница замирает с бесконечным потоком слов, что обрушивала на подошедших ранее тануки. И в воздухе повисает гнетущая тишина. Будто осколками пробивая кожу, забираясь куда-то в самое горло, спирая дыхание. Рей глядит сейчас так отстраненно. Это ведь действительно её слова. Молчит, не зная что лучше сказать, ведь когда все начиналось, то действительно так и было, или казалось, она и сама сейчас точно не знает как. Сказала тогда первое что пришло на ум. Да и изменилось все потом в какой-то короткий срок, точно в тайне от посторонних глаз и прочего мира. Ведь она видела, она знает.

А Нобару все дрожит, да так, что руки обхватившие колени кольцом, ходуном ходят, впивается взглядом тех же красных глаз, что прислужница уже видела однажды на её лице и внутри от того все становится еще более неприятно. И вся ее слабость обнаженная, раскрытая душа, и такая острая боль, которой можно порезаться, которую можно впитать, что становится страшно. Страшно почувствовать и ощутить на себе.

— Скажи хоть что-то? — и интонация болезненная, почти детская, на грани чего-то такого хрупкого. И тишина. Хотя наверное так даже лучше. Лучше чем если бы она услышала отрицанье в ответ. — Я хочу уйти, верни меня к людям. — С решением Нобару не медлит и тканью длинного рукава влагу с щек собирает быстрым движением, приводя себя в относительно божеский вид, да на ноги снова поднимается так спешно.

Нос у нее распух, глаза красные, губы дрожат и тремор рук. Стоит, чуть опершись плечом о стену, и сипло дышит. Только не реветь снова. Слезы ведь не помогут. Просто сделать вдох, а затем выдох и поглубже. Дышать, дышать. Как бы херово не было, стоит дышать. Нужно дышать. И не плакать. Она ведь сильная, или хотя бы всегда старалась такой быть. Не сломается. Не станет.

— Я не могу, — едва слышно и все так же не осмеливаясь подойти ближе, чувствуя на себе отголосок какой-то колющей вины за сказанные так давно слова, хоть и понимает, что надо, что просто должна. Не сделай сейчас, потом будет поздно. — Господин Томоэ не позволит.

— Верная собачонка, — ядовито-то как, непривычно настолько, что Рей даже вздрагивает словно от удара, и глаза у нее теперь такие не верящие и уязвимые. Нобару же лишь со свистом втягивает носом воздух делая еще один глубокий вдох. Готовая рубить на корню. Все это эмоции. Дегтярные, черные, отравляющие все существо. Те самые эмоции, с которыми она не в силах сейчас справиться и бороться. — Тогда верни обратно, к нему. — и звучит так, что даже не просьба. И Рей кивает, едва-едва заметно для себя, отводя взгляд от покрасневшего лица, своей еще недавно подруги. Наверное первой, что казалось была за всю жизнь.

— Хорошо, но подожди еще немного. — соглашаясь с единственной просьбой, лишь теперь приседая с ней рядом, боясь даже прикоснуться к той, что казалась такой близкой. Той, которой так хотела помогать насколько может. Разбитая теперь в не меньшей мере. Чужая и такая же уязвленная.

***

Дом встречает их тишиной и все так же палящим солнцем в небе. Нобару одергивает руку от смуглянки резко, так, будто жалом ужаленная, вновь заставляя ту вздрогнуть. И сразу внутрь, сразу в дом, за дверь своей комнаты, когда-то так услужливо отведенной Лисом. Теперь уже без лишних слов и вопросов. Просто подальше от всех глаз, боясь даже думать о том, как ей быть теперь с этим знанием, как действовать, как жить. Ведь это же Лис! Мать вашу Лис! Как можно было поверить лису?! Как вообще можно было довериться такому, как он. Ирония, такая ирония. Борясь с единственным желанием завыть прямо здесь и сейчас. Так истерично и жалко упав на колени.

А ведь как все начиналось. Так верно, так ладно, так правильно. Позволив себе заменить одну реальность на другую, заменить тот мир на этот. Поверила так слепо. И даже казалось, что обрела счастье, покой. Какая же наивная девочка. Какая дура…

И в мозгу все бьются его слова.

Ты привлекла меня, Нобару, даже очень. Я сам не знаю почему.

Пусть человеческие женщины никогда и не были мне интересны. Но с тобой я хочу попробовать.

— Ничего не было правдой. Ничего. — принимая столь жалющую истину, как единственно возможную. Бездумно забиваясь в дальний угол, точно прячась от самой себя и всего вокруг. И снова по стене вниз к самому полу. Да и чем она могла привлечь его? Чем? Ведь вся состоит точно из неправильных, ломаных линий. Острый подбородок, вздернутый нос, огромные глаза точно блюдца на лице, покатые плечи, колкие локти, лишенная симметрии небольшая грудь, мягкий живот. Ключицы выпирают сильнее положенного, как и косточки на бедрах. Худа, да тонкокостна. Неидеальная. Совсем неидеальная, не то что та… другая, что была до нее. Ведь Нобару не красавица, не такая, и иной не сможет стать. Всего лишь человек. Простой человек.

И снова горькая усмешка кривит её лицо, как только пальцы сами цепляются за камень все еще болтающийся на шее. И в голове лишь одна мысль сдернуть его с себя поскорее. Взяться за кулон, схватить его покрепче пальцами и рвануть изо всей силы. Да так, что маленькие звенья тонкой цепочки посыплются на пол тихим звоном. Претенциозно звучит, весьма. Зато похоже на ее сердце. Но вместо всего этого она лишь еще сильнее сжимает его в ладони, зажмурившись покрепче, ведь Томоэ просил сберечь. Такая дура. Сейчас слабая. Слишком слабая. Жизнь не сказка. Пора стать жестче и сильнее. Пора уже стать другой и не такой наивной.

Нобару и сама не знает, сколько часов сидит так, глухо плачет не поднимая голову с колен, пряча опухшее лицо и лишь солнце за открытым окном еще напоминает о течении времени за этой комнатой, клонится алым диском за горизонт. Рей не заходит, не слышно даже её шагов за стеной, а ведь обычно носится всегда по дому, что-то делать пытается, чем-то гремит, а сейчас тишина.

В пару странных и не очень казистых движений добраться до футона все же получается и головой на пуховую подушку, лицом на мягкую ткань. Время от времени еще шмыгая носом и тихо всхлипывая, потом перевернуться на спину и снова на бок. Путаясь в ткани своего длинного наряда. Но только не плакать. Хватит.

***

Нобару трет припухшие глаза продолжая все так же время от времени ворочаться. Надавливает пальцами на глазницы так, что пляшут всполохи искр, и темнота ночи уже стелет взор. Трет и трет. До жжения и рези. Практически до боли. Тело просит сна, каждая мышца чуть ли не вопит об этом, и голова такая тяжелая, словно налитая свинцом, сделанная из чугуна, все гудит, раскалывается и трещит, словно кто-то на стекле железом высекает кривые узоры.

И уснуть не может, не получается. Все ждет Лиса. Лежит уставившись в белесый потолок, слушая удары сердца в ушах. Давясь гадким чувством, глотая его еще с легкой икотой, щекочущей горло, комкая пальцами одеяло теплое. Мир — херовая штука, слишком. То дает, то забирает. Зачастую, забирает он гораздо больше. Потому и все в ее жизни не так, неправильно, неверно, вывернуто наизнанку. И сегодня лишь еще один случай подтверждающий все это. Поверила в иное и обманулась.

Она не очень точно понимает, в какой именно момент, мир вокруг нее успевает наполниться новыми звуками, доносящимися из-за стен комнаты. Она лишь медленно присаживается начиная вертеть головой с намерением прислушаться точнее, пытаясь осмыслить. Вернулся. Томоэ вернулся. Нобару катает язык меж зубов, давя в себе вспыхнувшую вновь злобу.

Когда девушка появляется на пороге его комнаты, то действительно видит мужчину. Вид у него уставший, вымотанный, на столе лежит катана в ножнах, принесенная им с собой. Такая непривычная вещь для нее, она конечно знала, что у него есть меч и может даже не один. Да только за все прибывание здесь видела их лишь пару раз в его руке. И запах горечи гари чуть кружит по комнате с ним. Подмечая застывшую Нобару взглядом, Лис едва двигает уголками губ, точно здоровается снова. Томоэ не спешен, движения спокойные, он зарывается своей пятерней в спутанные волосы, ерошит непослушные пряди на лбу, чуть хмурится, точно отгоняя лишние мысли или наоборот припоминая что-то.