Вдох и плавный выдох. И снова.

— Рей будет только к вечеру, — тон Лиса совсем неприветлив и слабый удар в «дверь», снизу где-то, верно пяткой. — Зачем явился?

— А мне нужен повод? — и смех его врезается в уши. Демон больше не двигается, замер, затих где-то по ту сторону. Оперся о стену лопатками, прижался спиной и слышно, как шелестит ткань его одежды, видно, как очертила тень его силуэт за тонкой перегородкой. — Нашел свет звезд?

— Нашел, — соглашается с ним Лис. И стоит все так же у створок двери, точно лишая возможности двинуться дальше вглубь дома.

— Кому отдал? — И Нобару камень, что на шее висит в ладони сжимает, чувствует, как Рей трясет её за плечи, как уже сидит так близко к ней.

— Нобару, — шепчет она её имя ей на ухо, — очнись, — снова добавляет. Обхватывая лицо ладонями, заставляя посмотреть на себя, в свои неестественно синие глаза. Снова встряхивает, и осознание её теперь кренится ближе к миру реальному, чем к эфемерному выползая из патоки темных чувств, взгляд её малость проясняется. — Я перенесу нас отсюда, только держись за меня, — едва различимо, что бы слышала только она.

***

Как только туман вокруг распадается растворяясь в воздухе, то Нобару сразу вертит головой желая поскорее понять где они очутились. Снова багряное небо над головой, снова встречные лица с неясными телами. Но девушка почти не смотрит на них, скользит рассеяно взглядом по встречным силуэтам ёкаев и глаза её еще блестят не нормальным блеском и сердце в груди молодой еще бьется гулко. Она все еще боится его, это факт, это данность. До крика, до паники, до сдавленного шепота. Не контролируемо, осязаемо.

— Ты в порядке? — Вопрос, в сущности, ничего не значащий. Ведь и так ясно, что ничего худшего не случилось. Это просто, чтобы отвлечь ее. — Как только Акура-оу покинет дом, Томоэ сообшит мне об этом и мы сможем вернуться. — и Нобару слабо кивает головой в свой ответ. Ведет ей вверх и снова вниз, смотрит в одну точку. Просто делает. Механически.

Рей берет её за похолодевшею руку, обхватывает кисть руки своими когтистыми пальцами и Нобару кривится чувствуя острую боль в ладони одергивая ту обратно. Ногти оставили свои следы багряных полумесяцев, запекшиеся теперь коркой крови. Рей сглатывает, Нобару старается ломанно улыбнуться, прячет руки за спину, а вместе с ними и все свои страхи. Боясь показаться слабой. Ей не нужно знать, хотя та и так все понимает, смотрит округлив глаза.

— Нобару! — окликает её звонкий голос и как только девушка поворачивает голову, ее обнимают теплые руки и стискивают так сильно, так неожиданно. — Я ведь не могла ошибиться? — с придыханием выдает её новая знакомая. — Ты нас не помнишь? — и губы дует, так деланно, так по-женски. Нобару смаргивает, хлопает глазами отгоняя морок.

— Я по… — попытка прочистить горло, добавить голосу легкости. — Я помню, — и снова почти настоящая улыбка дергает уголки её рта, вот только глаза все еще пустые так и не горят ни одной эмоцией, отсутствующие. Не её.

Рей смотрит на девиц с легкой опаской, но Нобару не делает попыток вывернуться и смуглянка чуть расслабляется, но глаз не отводит. Не доверяет она тануки, слишком те изворотливы да хитры на её взгляд. Хотя ей ли судить других, когда сама служит Лису.

Аямэ и Тоши — начинающие гейши из чайного домика, они говорят много, рассказывают о своих покупках и делах на сегодня, жестикулируют, смеются, искрится жизнью и эмоциями, как и положено девушкам их лет. Аяме рассказывает как сестрица на днях пролила чай на пришедшего гостя и та деланно фыркает, толкая подругу в плечо, что-то говорит в ответ припоминая промахи той. И Нобару чуть оживает рядом с ними, оттаивает от ужаса потихоньку, ощущая вновь малую долю покоя. Хоть и почти не слушает, улыбается, кивает головой в такт словам стараясь выглядеть вежливее.

Взгляд её постепенно привлекает фигура женщины появившаяся по ту сторону улицы. Она высокая, черты лица её удивительно тонкие, взгляд надменный и глаза столь темны, и непроницательны. Нобару верно уже видела её раньше, вот только припомнить бы где. Девушка переминается с ноги на ногу, смахивает прядь волос с левого плеча и вновь возвращается глазами к тануки, все так же бесконечно говорящих о своем.

— Нобару? — тянет Рей и дергает ту за рукав тихонько, привлекает внимание, — Что с тобой? Ты все еще волнуешься?

— Нет, — врет Нобару стразу отвечя, и неосознанно вновь хватается рукой за кулон на шее, старая привычка, перекатывает его между пальцев и снова глаза на ту незнакомку косит. — Кто она? Мне кажется я её знаю? — спрашивает тихо и тут же ловит на себе удивленные взгляды своих новых знакомых. Девушки замолкают, но улыбаются все так же приветливо.

— Ну конечно знаешь, — отзывается Аямэ, утвердительно кивая в ответ — Она же была ойран гоподина Томоэ, а теперь ты вместо нее.

— Не говори то, о чем не знаешь — резко вклинивается Рей выступая на шаг вперед перед девушкой, точно заграждая собой, и Нобару хмурится, сводя брови в непонимании услышанного, от этой реакции на простой ответ. Оглядывается на подругу и теперь кажется постепенно припоминает, как встретилась с ней несколько месяцев назад, когда еще только попала к Лису. Как склоняла перед ней прислужница голову низко, как признавала в ней свою госпожу.

— Кто такая ойран? — вкрадчивый вопрос не разрывая взгляда со смуглянкой и ответ пришедший откуда-то со стороны.

— Шлюха.

— Что? — Нобару облизывает губы, кривит их в какой-то сардонической улыбке, но они точно предательски снова становятся сухими в один миг. Шлюха. И теперь она вместо нее. И сердце в грудной клетке начинает биться быстрее, вновь ускоряясь, прыгать по стенкам. И куда-то к горлу, бьет почти до тошноты.

Шлюха. И теперь она вместо нее.

Ложь. Ложь. Такая лютая ложь. Ведь все совсем не так.

Ложьложьложь

Мать вашу, ложь! Она же не шлюха и ни как не вместо нее. Горло что-то спирает, давит изнутри на его стенки, рвется вверх, ко рту. То ли тошнота, то ли духота, то ли дурнота. Нобару всхлипывает, глаза влажнеют, она жмет ладонь ко рту стремясь скрыть рвущиеся звуки. Она дура. Наивная, почти блаженная и такая тупая. Конечно, ведь стоит вспомнить с чего все началось. И в этот момент кажется себе столь жалкой и никчемной.

— Нобару, это не так, — одергивает её Рей, кладет руку на плечо вырывает девушку из краткого плена своих мыслей. — Не слушай их, не верь. — И Нобару не хочет верить, но это происходит. Верит. И мысли бьют в сознании. Такие беспорядочные, такие глухие. И в горле хрипота. И хочется плакать. Рыдать. Рвать ногтями горло. Выпутаться из всего этого.

========== Ломаная ==========

Два шага назад, и ладонями влагу соленую по лицу с прерывистым вздохом. А за спиной все чьи-то голоса, такие громкие и такие далекие для Нобару теперь. Она бы обернулась, обязательно сказав что-то Рей, тогда, но не сейчас. Сейчас еще два ломаных шага в перед на подкашивающихся ногах и сползти спиной по стене торца какого-то здания, поджав колени ближе к груди, закрыв лицо ладонями.

Её крутит. Лихорадит. Трясет. Разбитая, уничтоженная, посрамленная, никчемная девчонка. И даже не хватает сил сказать, что она ненавидит его, её, всех вокруг и каждого. Просто не хватает. Лишь трясет. Словно лишилась живительной силы, словно воздух создает ватную подушку, забивая все горло, становясь теперь лишь отравой.

Она ведь понимала все с самого начала, и теперь так не хочет верить во что превратилась по своей же воле. Женщины всех возрастов так склонны обманываться. Она не хочет. Нет. Просто сжать руки в кулаки и беспомощно замотать головой. Только не верить. Нет, нет, нет. Прячась от мира в искусственной тьме своих рук, и хочется передернуть плечами, сбросить с себя наваждение, лишь бы избавиться от всего этого.

Шлюха. Отвратительное слово, будто грязью марает язык. И хочется плеваться, скатать слюну в ротовой полости и смачно плюнуть на землю. Так и боясь осознать полностью, до конца, до последней грани. И еще хуже принять. Всегда страшно понимать, как был слеп, страшно понимать, как люди жестоко умеют обманывать. И искривить бы губы в злой усмешке, но ведь знает, что виновата сама. Сама придумала то, чего нет. Придумала, а потом поверила в какой-то миг. А ведь всегда считала себя умной девушкой. И так глупо попалась. Дура, точно не меньше. И мир перед глазами пляшет размытым пятном. Мутным, незримым.