Анна думает о том, что надо бы спросить: «Что с тобой?», — но вместо этого говорит:

— Попкорн еще остался. — Она указывает на сиденье между ними, где лежит пакет.

— Я правда не хочу есть. К тому же очень скоро мы остановимся где-нибудь поужинать. — Эллисон снова зевает. — Тебе никто не говорил, что ты руль держишь, как старушка какая-нибудь?

— Ты говорила.

— И это правда. Надо будет называть тебя Эстер. Или Мертл. Да, ты похожа на Мертл.

— А тебя не обидит, если я скажу, что ты мне нравилась больше, когда спала?

На ночь, к удовольствию Анны, они останавливаются в мотеле возле Буффало, если ночевка в мотеле на западных окраинах штата Нью-Йорк вообще может доставить удовольствие. Когда они, перед тем как лечь спать, садятся посмотреть телевизор, у Эллисон звонит сотовый телефон. Это Сэм. Сначала он, очевидно, приложил трубку к ушку Изабель.

— Мама так по тебе скучает, Иззи, — ласково произносит Эллисон. — Маме так хочется побыстрее вернуться домой.

Уже не первый раз Анну поражает, что ее сестра так самозабвенно и не стесняясь демонстрирует свою любовь к дочери. По всему видно, что Эллисон — хорошая мать, и к тому же счастливая. Стоит ей чего-то захотеть, и она получает это. Сам факт, что Эллисон вышла замуж и у нее родился ребенок, как бы доказывает, что она любима, что ее жизнь развивается в нужном направлении. Желания Эллисон естественны.

Пожелав спокойной ночи Изабель, Эллисон своим обычным, взрослым, голосом говорит:

— Да, подожди минуту. — Она встает и уходит в ванную, закрывая за собой дверь.

Неужели она думает, что Анна станет подслушивать? Во-первых, если бы Анне захотелось подслушать, о чем разговаривает Эллисон, она в любом случае нашла бы способ это сделать, а во-вторых, неужели Эллисон до сих пор считает Анну тринадцатилетней девочкой, которой до смерти интересно разузнать секреты старшей сестры?

Хуже всего то, что скрытность Эллисон пробуждает в Анне любопытство, превращая ее на мгновение в ту тринадцатилетнюю девочку. По телевизору идет какой-то сериал, и во время очередного блока рекламы Анна выключает звук и приподнимает голову с подушки. Поначалу она слышит только голос, слов не разобрать, но по взвинченному тону, каким говорит Эллисон, можно судить, что разговор неприятный. Они ссорятся? Из-за чего Эллисон и Сэм могут ссориться? Потом Эллисон произносит громко, так что ошибиться нельзя: «Мне, по большому счету, даже неважно, правда ли это». Наступает пауза, и сестра какое-то время молчит, очевидно, слушает ответ мужа, а затем говорит: «Нет. Нет. Сэм, это не я, а…» Наверное, он прерывает ее, и, когда Эллисон снова что-то произносит, разобрать уже невозможно.

Рекламный блок закончился, и это словно бы является знаком Анне, что пора прекращать подслушивать. Она делает звук погромче. После такого сестра уже не сможет делать вид, будто ничего не случилось, но она продолжает говорить по телефону так долго, что Анна засыпает прежде, чем Эллисон выходит из ванной.

Сейчас они едут к западу от Саут-Бенда, это в Индиане, и как раз собираются начать четвертый раунд игры в двадцать вопросов (игра, в которую они последний раз играли, наверное, лет двадцать назад), когда у Эллисон снова звонит телефон. Сейчас три часа дня, небо закрыто тучами, но сегодня даже жарче, чем вчера. За рулем Анна, она старается не показать, какое волнение охватывает ее при виде дорожных указателей на Чикаго, которые теперь попадаются все чаще. «Девяносто одна миля» было написано на последнем, и сестры договорились, что поменяются местами, когда доберутся до «сорока». Они сразу поедут к дому, в котором будет жить Анна (она сняла жилье без предварительного осмотра), с помощью Генри выгрузят вещи и вечером сдадут грузовик. Завтра днем Эллисон вылетит обратно в Сан-Франциско.

— Это женщина? — спрашивает Эллисон.

— Да.

— Она знаменита?

— Да, — говорит Анна. — Кстати, можешь поговорить по телефону.

— Ничего. Она актриса?

— Нет.

— Она политик?

— Вообще-то, нет, но это я не буду засчитывать.

— Так нечестно. Она или политик, или нет.

— Ну, значит, нет.

— Она еще жива?

— Нет. Это был пятый вопрос.

— Она американка? — спрашивает Эллисон, и ее телефон снова начинает звонить.

— Да. Правда, ответь, я подожду.

Эллисон достает из сумочки телефон, смотрит, кто звонит, и снова прячет его.

— Кто это? — спрашивает Анна, но Эллисон не отвечает на вопрос.

— Итак, женщина, умерла, американка, не политик, но что-то около того. Это Гарриет Табмен?

— Ты что, снова беременна?

— Нет, насколько мне известно. Так что, не Гарриет?

— Это связано с тем, что брат Сэма влюблен в тебя? — спрашивает Анна. — Из-за этого весь сыр-бор?

— Единственный человек, который когда-либо считал, что Эллиот был в меня влюблен, это ты. Я ему немного нравилась, до того как мы с Сэмом поженились, но это было очень давно.

— Тогда в чем дело, Сэм тебе изменяет? Если изменяет, я ему яйца отрежу.

— Очень мило, Анна. Я это запомню. Ну ладно, я догадалась. Это Амелия Эрхарт?

— Почему ты не хочешь рассказать мне, что происходит?

— А почему ты решила, что что-то происходит?

— Я же не идиотка. Ты мне никогда ничего не рассказываешь. А я тебе расскажу кое-что. Хочешь узнать, почему я на самом деле переезжаю в Чикаго? Помнишь Генри, того парня, который будет помогать нам разгружать машину? Я думаю, что он — любовь всей моей жизни.

Сначала Эллисон молчит. Потом спрашивает:

— Ты встречаешься с бывшим бойфрендом Фиг?

Все верно, именно поэтому Анна не хотела никому ничего объяснять.

— Я с ним не встречаюсь, — говорит Анна. — Но мы друзья.

— Ты переезжаешь в другой штат, чтобы жить поближе к парню, с которым не встречаешься?

— Ладно, давай оставим этот разговор.

— Ты маме рассказывала?

— А ты маме рассказывала, что у тебя проблемы в семье?

Глядя прямо перед собой, Эллисон говорит:

— Семья одной из девочек из команды легкоатлеток, которую тренирует Сэм, подала жалобу на школу за то, что он позволил себе непристойные высказывания. Теперь ты довольна?

— Непристойные в сексуальном смысле?

— В каком же еще? — мрачно произносит Эллисон. — Прошлой весной он тренировал семи- и восьмиклассниц, а у них так гормоны играют, что они становятся неуправляемыми. Мы вели себя совсем по-другому, когда были в их возрасте. Эти девочки надевают маленькие спортивные топики, шорты в обтяжку и задают всякие дурацкие вопросы про оральный секс, а потом жалуются, что он дурно на них влияет.

— А что говорят в школе?

— Сейчас они проводят совещания, чтобы решить, что делать дальше. Его могут временно, до осени, отстранить от тренерской работы, но это же смешно. Сэма будут считать виноватым до тех пор, пока не будет доказана его невиновность.

— Но ты на него не злишься?

— Ну, нельзя сказать, что эта ситуация меня радует. Ты не чувствуешь запах гари?

Анна принюхивается, потом качает головой.

— А ты не знаешь, какие конкретно слова ему приписывают?

— Девочки изображали из себя проституток или что-то типа того, а он пошутил, что им нужно идти в квартал красных фонарей.

— Ничего себе! — вырывается у Анны.

— Спасибо, Анна, — холодно бросает Эллисон. — Сэм просто неправильно выразил свою оценку. Он не извращенец.

— Я совсем не это имела в виду. Я знаю, что он не извращенец. Вы с ним идеальная пара, вы мистер и миссис Совершенство.

— Я уверена, что наша консультант по семейным вопросам была бы рада услышать тебя.

— Погоди, вы что, обращаетесь к специалисту по семейным вопросам?

— Мы стали обращаться к ней еще до свадьбы. На нее, кстати, сумасшедшие деньги уходят.

— Вы начали посещать консультанта по семейным вопросам еще до того, как поженились?

— Она специалист по супружеским парам. Какая разница, Анна? Раскрой глаза. Идеальных пар не бывает.