«Брадоул» Бэнкса, выбравшись с прилегающей дороги, быстро набрал разрешенные двести миль в час, заняв крайний левый ряд двадцатирядного шоссе.

– Тот человек сказал, что за мной приедет Джим Грановский. Кто это? – спросил Ник, неотрывно глядя в боковое стекло.

– Я и есть Джим Грановский, Ник. Это мое имя. А Бэнкс – это просто кличка, но я к ней привык как к родному имени. Да и большинство людей знает меня как Бэнкса.

– А где дядя Андрес?

– Приедем домой, я все расскажу.

– Почему я был в тюрьме, Бэнкс?

– Ты ничего не помнишь? – Бэнкс повернулся к Нику.

– Я помню, как старик мне сказал, что мне нужно уходить. И ему тоже нужно уходить. А потом он вскрыл себе горло.

– Какой старик, Ник?

– Старик, ниппонец. Он со мной все время разговаривал, рассказывал про мир, который нас окружает. Про людей рассказывал. Он рассказывал, что никто и никогда не может нас убить до конца, закрыть в клетке. Мы все свободны и при желании можем идти туда, куда нам хочется. Только не сказал, куда идти.

– А-а, этот… – Бэнкс покивал, он был в курсе, с кем сидел в одной камере Ник и что произошло. – Ну, ты не расстраивайся, придешь в себя, поймешь, куда нужно идти. То, что ты говоришь, уже многое значит.

– Да, старик меня научил говорить, – Ник продолжал смотреть в окно на проносящиеся пейзажи.

Ник стоял посреди большой гостиной и рассматривал обстановку. Ему казалось, что он впервые видит подобное, зал ожидания освобождения не в счет, общий зал в тюрьме не в счет. Там все было по-другому. А Бэнкс стоял в проеме арки, за которой находилась кухня, и наблюдал за Ником. Это длилось, наверное, минут двадцать, Коулл медленно поворачивался, рассматривая все, потом подошел к одной из стен и стал рассматривать голографии, на которых Бэнкс был много моложе, в боксерских трусах, с голым торсом, в руках чемпионские пояса, или моменты боя.

– Что это? – спросил Ник, указывая на одну из голографий.

– Бой за звание чемпиона материка, – Бэнкс подошел ближе. – Мы тогда месились десять раундов с переменным успехом. Противником был Чака, на тот момент действующий чемпион. Но в одиннадцатом раунде, на третьей минуте я его свалил прямым в голову. С тех пор Чака больше в боях не участвовал. Жаль, хороший был боец.

– Он умер? – спросил Ник и посмотрел на Бэнкса.

– Нет, он и сейчас жив. Просто ушел из большого спорта. – Бэнкс, конечно, слукавил. В тот памятный день он едва не отправил Чаку на тот свет. После боя свергнутый чемпион полгода провел в клинике, восстанавливая здоровье, а потом, получив пенсию от спортивного комитета, продолжил свою жизнь в пригороде, в пансионе инвалидов с полным содержанием. Увы, издержки жизни бойцов-«химиков», мало кто оставался здоровым.

– А это? – Ник ткнул в другую голографию, на которой был запечатлен момент, где Бэнкс получает сокрушительный удар в челюсть.

– А это мой последний бой. Я четыре раза подтверждал звание чемпиона материка, дважды чемпиона планеты. Но в тот раз мне не повезло. Против меня выставили Тимми Рэзвора, который приехал с Лигеи, получил официальное гражданство и подал заявку на участие в чемпионате. Прошел все бои, и в финале мы с ним схлестнулись не на шутку. После этого боя Тимми стали называть Катком. Тимми Каток. Но после этого он уехал и принимал участие в каком-то региональном чемпионате, и там его убили.

– Как?

– Какой-то промоутер выставил на бои невероятно способного и сильного бойца, он почти все свои бои заканчивал смертью противника. Его звали Убийца Чемпионов. Ну, там мутная история, как-нибудь расскажу. Пойдем на кухню, поможешь мне приготовить ужин.

– Пошли, – кивнул Ник, ужин он еще никогда не готовил.

Следующий час оба были заняты тем, что нарезали, шинковали, чистили, варили и жарили. Бэнкс показывал, что и как делать, Ник схватывал на лету, особенно хорошо у него получалось шинковать. Лук, морковь, зелень… Он делал это виртуозно, будто всю прошлую жизнь работал поваром в элитном ресторане, где процесс приготовления блюд никогда не доверяли машинам и автоматам.

Бэнкс наблюдал с легкой улыбкой на губах, ободрял, подсказывал, помогал. Ник так увлекся готовкой, и даже немного расстроился, что все закончилось так быстро.

Потом был ужин на двоих. Бэнкс накрыл стол в гостиной, усадил Ника.

– Сейчас поужинаем, потом посмотрим кино.

– Кино?

– Ну да, – покивал Бэнкс. – Познавательное кино.

Кино оказалось и впрямь познавательным, на огромном экране теле демонстрировалась запись, набранная из множества сюжетов. Ник сначала смотрел как-то без интереса, а потом вытянул палец и сказал:

– Это я!

– Это ты, Ник. – Бэнкс убавил звук и подсел ближе к Нику. – Когда тебя привезли из госпиталя, твой дядя приказал периодически делать видеозаписи. Я тогда не слишком хорошо разбирался во всех этих гаджетах, но постепенно поднаторел. Два с лишним года практически не выпускал камеру из рук. При любой возможности снимал тебя. О, смотри, а вот и дядя Андрес!

Весь вечер Бэнкс рассказывал Нику историю его жизни. Особенное внимание он уделил тому фрагменту, когда Ник вернулся домой после ранения. Сам бы он, конечно же, никогда не догадался, что и как нужно делать, что говорить. Но с полгода назад он проконсультировался с одним психологом, и тот посоветовал, что делать.

Время уже было позднее, Бэнкс выключил теле и повел Ника в одну из комнат.

– Вот, это будет твоя комната, располагайся. Ванная и туалет ты уже знаешь где, кухня тоже. Моя комната вон там. Давай, сходи, прими душ и укладывайся спать, на завтра у нас с тобой запланировано много дел.

– Кровать большая, – сказал Ник. – Ты закроешь дверь?

– Нет, конечно же. Зачем?

– В тюрьме всегда закрывали.

– Ты дома, Ник, – успокоил Коулла Бэнкс. – Здесь никто тебя закрывать не будет. Хочешь, спи с открытой дверью, хочешь, прикрой. Можешь даже свет не выключать. Забудь про тюрьму, ты дома.

Ник принял душ, вытерся огромным полотенцем, прошел в свою комнату, уселся на кровать, подобрав ноги, прикрыл глаза.

«Может, не нужно никуда идти? Может, я уже пришел? Домой. Бэнкс добрый, но очень похож на охранника. Старик, как же мне тебя не хватает! Нужно идти или я уже пришел?!»

Через полчаса Ник уже лежал в постели, укрывшись одеялом по самый подбородок. Он не стал отключать ночник, так было привычнее, в камерах никогда не отключали свет полностью. Хотя дверь оставил открытой нараспашку. Он просто лежал и пялился в потолок, пока не уснул. Он всегда так делал, в тюрьме.

Утром Ник проснулся сам, а не от шума открываемой железной двери и решетки. Он приподнялся на локтях и осмотрелся, сначала не поняв, где он. Наконец вспомнил, что вчера его из тюрьмы забрал Бэнкс и они у него дома. В этот момент он уловил приятный запах и вспомнил, как они с Бэнксом готовили вечером.

– Бэнкс! – позвал Ник.

Послышались шаркающие шаги, в проеме двери появился Бэнкс в кухонном фартуке с деревянной лопаткой в руке.

– Проснулся? Здоров же ты спать! Давай быстро в душ и к столу. У нас еще куча дел.

На завтрак Бэнкс приготовил яичницу с беконом и зеленью, приправленную самодельным майонским соусом, оладьи с яблочным джемом и кофе. Ник с удовольствием съел все, что положил ему Бэнкс, выпил большую кружку кофе – Бэнкс не признавал мелкие чашки.

После этого, одевшись, оба покинули квартиру и спустились на парковочный этаж, к мобилю.

– Первым делом едем в магазин, Ник. Нужно тебя приодеть.

Покружив по городу, Бэнкс припарковался у огромного здания, этажи которого уносились вверх. Первые десять этажей занимал гипермаркет, где можно было купить все, от простого стилуса до гравибайка или небольшого прогулочного катера, включая продукты, одежду, бытовую технику, обстановку для квартиры и прочие прелести жизни.

Они поднялись на четвертый этаж и прошли в отдел одежды. Бэнкс повел Ника мимо рядов стеллажей с брюками, рубашками, нижним бельем. На вопрос Ника, почему они ничего не выбирают, Бэнкс ответил, что им нужен отдел четыре звездочки, а это отделы в одну или две звезды. Что это значило, Коулл не понял, но переспрашивать не стал, послушно идя следом за Бэнксом.