— О чём вы?

— Девчонка! — прин взвыл, чувствуя, как пульсирует плечо, — где она? Та девочка, с которой ты был в тот день, когда я видел вас подле полевой дороги, — ему казалось, что, если найдет её, метка перестанет болеть, гореть и мучать.

Тэхён вырвался из цепких рук и попятился к двери, когда принц резко дёрнул его на себя, нечаянно разрывая рубаху, обнажая оливковую кожу. Чонгук застыл, а в глаза врезалось «отвращение», украшавшее живот мальчика.

— Это что?

— Моя сестра умерла, — прошептал Тэ, а Ким даже не шевельнулся, пытаясь прийти в себя. Он видел, как на мальчишку свалилась невидимая тяжёлая ноша, почувствовал, как она давит на его плечи, прижимая к земле, заставляя упасть, поранить коленки и истошно выть, прося помощи.

— «Скорбь». Это был ты, — выдохнул Чонгук, хватаясь за голову. — Это ты! — в голове гудело, мысли спутались, словно волосы на затылке. Он ожидал, что судьба назначила ему парой девочку, но перед ним стоял худющий мальчишка, едва старше тринадцати лет. Его хотелось откормить, согреть. Синяков почти не было, но принц отчётливо увидел почти сошедшие гематомы и тяжело вздохнул. Щенячий страх и непонятная преданность в его глазах удивила Чонгука, и он ужаснулся тому, что захотелось разбить это хрупкое тельце, ударить с высоты о землю, раскрошить тоненькие косточки и сжечь на костре, попутно преклоняясь худобе ключиц.

Тэхён неловко переминался с ноги на ногу, и, когда Чонгук схватил его за шею, мальчик вцепился в руки принца ногтями, смотря на насмешку в глазах напротив. Тэхён чувствовал, как сильные руки отбирают кислород, не давая ему поступать в лёгкие. Тэ умоляюще уставился на принца, и его всего сковал настоящий ужас, захотелось умереть, только от взгляда этих черных, как ночь, глаз. Заметив небольшой шрамик на щеке принца, Тэхёну захотелось его поцеловать, и он ужаснулся своим мыслям, прикрыл глаза, чувствуя, как сильно бьётся его сердце. Разве нужна ему жизнь? Кислорода не было, и Чонгук сжимал руки всё сильнее, круша последние надежды, в очередной раз крича в лицо, что Тэхён — никто, его душу забрать слишком легко, и, чтобы рассечь кожу, меч не понадобится, достаточно лишь единого взгляда, направленного в саму душу.

========== Don’t get too close. It’s dark inside ==========

Now you got no one you can trust.

Мин Юнги — воистину солнечный принц, как его любила называть его кормилица. Он родился легко, без осложнений, а хороший характер служил ему во благо. Не было никого, кто бы не любил мальчишку, он с самого детства бегал с детьми слуг по королевскому саду, брал всю вину за шалости на себя, даже заимел подружку и мечтал, что женится на ней, когда вырастет, не взирая на то, что девочка была дочерью прачки. Детские влюблённости проходили, а принц рос прекрасным, словно дикий цветок Смеральдо, завораживал всех своей хрупкой красотой, бледной кожей настоящего аристократа, мягкой улыбкой и уникальным даром располагать к себе с первой беседы. О нём шла молва по всему континенту, что и стало причиной его обмена на свободу от захватчика Чон Хосока. Король был наслышан о мальчишке, и, когда подвёл свои войска к границам с Минами, потребовал отдать ему принца, чем заставил короля схватиться за голову, а королеву — истошно кричать и отбиваться от служанок. Но выхода не было: Королевство Чон Хосока было слишком могущественным, его армия — втрое больше, а королевство Паков, которое он завоевал, как только взошел на трон, делало его невероятно сильным.

— Юнги, — на третий день после прихода гонца от Чона, королева нежно погладила щёку сына, — мы в очень плохом положении, — ровно с этого момента начался личный ад Юнги, старшего сына короля государства Минов. Он непонимающе смотрел на мать, качал головой и прогибался под грузом слов отца. Король должен пожертвовать сыном во имя своего народа. Другого пути не было, а младший сын вздохнул спокойно, Юнги отчетливо видел, как в день отъезда у него загорелись глаза. Наверное, он уже предвкушал рассвет своей зари. Предвкушал, что станет новым королём, а о Юнги все забудут, не обращая внимания на прошлое, громко встречая нового правителя.

— Ненавижу, — тихо повторял Юнги, пытаясь не сойти с ума, чувствуя каждую кочку родной земли на которую наезжала карета. Дважды он пытался сбежать, даже прокусил кожу на руке одному из сопровождающих до крови, но дальше пяти метров отбежать не сумел, проклиная свои тонкие руки, которыми и не поборешься толком.

Первый день в замке Чонов Юнги запомнил навсегда. Проданный принц чужого королевства, на которого даже прислуга бросала косые взгляды, а со всех сторон слышались мерзкие слова, не имел ни единого права в новом доме. Он закатил истерику и умолял отправить его назад, но Хосок упрямо его не слушал, а за ужином только улыбался и потирал грудь, заставляя Юнги злобно шипеть и нарочно разливать бокалы с вином. На его чувства никто не обращал внимания, а солнечный семнадцатилетний ребёнок в один миг закрылся, являя миру новую версию Мин Юнги — неприступную глыбу льда, добраться до сердца которой теперь оказывалось задачей практически непосильной. И только кожа на запястье кричала об обратном.

— Успокойся, ты — причина мира и того, что я до сих пор не отрубил твоему отцу голову, — Хосок умилялся Мину и воспринимал его коготки, как должное. Не ему ли знать, как тяжело терять всё, испытывая на себе такое громкое слово, как предательство. Жертва неудачных обстоятельств, прихоти Чона, его военной мощи. Всем плевать на принца, когда первые пограничные деревни пылают ярким огнём.

— Иди к чёрту, — не уставал повторять Юнги, бросаясь в короля едой. А Хосок опять-таки ликовал, он знал, что ему дозволено всё и что приручить этого дикого котенка — его цель, личный заскок и безудержное желание. Сломать, сделать своим, играться, а проступившая метка поможет всё воплотить.

Юнги кусал слуг, бился головой об пол, забывая о том, что он — элита общества, принц, которого до посинения учили манерам и этикету. Какие, к чёрту, правила приличия, когда тебя продают за несколько спокойных лет? А Юнги не сомневался, что долго он не продержится, и тогда отцу придется отдать Хосоку что-то ещё, возможно, даже второго сына. В первый день Юнги заработал себе славу дурачка, который в упор не понимал, что за то, что он творит — король уже бы раз пять отрубил голову любому другому, но Чон лишь тихо хихикал и забывал о своей жестокости, даже не притрагиваясь к своему любимому мечу. Советники были в недоумении, а слуги крестились, боясь, что государь сошел с ума. Но он быстро понял, что так нельзя, и перестал показывать на публике, насколько сильно зависим от черноглазого мальчишки.

В первую ночь Хосок приказал не трогать Юнги, просто запереть в комнатушке, простом чулане, где ужасно воняло рыбой и протухшим мясом. Юнги же опешил от такой наглости и потребовал золотые ручки на дверях, а не дерево и безвкусный камень. Хосок только смеялся и сверкал небольшими ямочками на щеках, заставляя сердце Юнги биться быстрее.

— Котёнок, тебе, может, ещё пол золотом устлать? Довольствуйся малым, — тихо шептал король, часто краснея. А ночью Мин чувствовал на себе чужой взгляд. На следующий же день узнал о том, что Хосок отказался от своих фавориток, чем вызвал лёгкую улыбку на губах принца.

Выжженное в первый день «нежность», что отпечаталось на запястье Мина, до сих пор вводило в ступор, заставляя себе напоминать, что Чон Хосок — жестокий правитель, а не добренький мальчик, что спокойно будет принимать все заскоки Юнги. Но он принимал.

Хосок ломал медленно. С каждым днём приходил всё чаще, не внимал рассерженным воплям Юнги, а когда мальчика словили целующимся с одной со служанок, и слова кривого не сказал, лишь выпорол служанку до красных полос, приговаривая, что она — ведьма. С каждым днем улыбался Мину всё искренней, бросал к его ногам все заморские шелка, экзотические фрукты, книги, написанные лучшими мастерами своего дела.

Юнги понял, что имеет власть над королём именно в один момент.