Парень не мог больше так, вокруг него — одни хищники, а он до сих пор птичка, боящаяся всего на свете, выросшая в любви, а не в скандалах и интригах дворца Чон. Ему хотелось вырвать кинжал из рук Соа, всадить его глубоко в своё сердце, забыть весь ужас. И пускай Хосок идёт походом на Минов, их уже и так не спасти, а Юнги обречён только на вечный ад с Хосоком и Соа во главе. Его черти преследуют его уже при жизни, и он искренне не понимает, чем это заслужил.

Кровь стекала, капая на плащ Юнги, алая и сладкая. Мин прикрыл глаза и почувствовал, как Соа облизала рану, видимо, пытаясь впрыснуть в неё ещё больше своего яда, будто бы слов недостаточно, будто бы Юнги ещё не распался. Единственное, что удерживает его от падения — мальчишка, что ждёт, пока господин постучит семь раз и принесёт еду. Отдушина и отрада. Тот, кого Юнги спас. Тот, из-за кого Юнги впервые почувствовал себя нужным человеком, а не прихотью Его Величества.

Вдруг лезвие и руки девушки исчезли, а Мин всё так же стоял возле стены, боясь открыть глаза. Послышался топот и смех удаляющихся девиц, а Юнги понимал, что это не конец, это всего лишь начало его кошмара. Соа не попрощалась, а, значит, она решила отложить свою расплату на некоторое время. Она боялась трогать принца, пока Хосок приходил к нему, но теперь, видимо, решила, что ей законы больше не писаны. Так же глупа, как и принц ранее.

Теперь Юнги стало действительно страшно.

***

— Господин, у вас кровь на щеке, — женщина уставилась на Юнги, приподняв бровь, смотря на то, как принц набирал в руки еду. — Это тому мальчишке?

— Да, — просто ответил Мин, не отвлекаясь от своего занятия, стирая кровь рукавом.

— Сейчас, — старая ключница вдруг стала рыскать по кухне, доставая с одной из полок припрятанные лесные орешки, — вот, — она протянула их изумлённому Юнги. — Возьмите это. Они вкусные, может, мальчишке понравятся. Он всегда воровал рыбные коржики, так что и их возьмите. Он мне нравится, хоть он из Кимов, — быстро проговорила ключница, и, улыбнувшись, поклонилась.

— С-спасибо, — пробормотал Юнги, разглядывая орехи, — спасибо большое.

Когда Мин уже собирался уходить, ключница добавила: — Ваше Высочество, берегите себя, не перечьте владыке по пустякам, он — человек ранимый, хоть и жестокий. Я служу во дворце слишком долго для того, чтобы так говорить.

Юнги рассеянно кивнул и, пытаясь не вдумываться в слова старой женщины, направился к своим покоям, минуя взгляды слуг. Но на ум приходило «Ваше Высочество». Его уже давно так не называли, не принимали за настоящего принца, и он было уже смирился с этим «господин», когда забытые слова расцвели цветами в сердце, заставили вспомнить, что он — ровня самому королю, а безродная фаворитка короля Соа — никто, простолюдинка, которой повезло зацепить короля, непонятно только чем.

Скоро он закроет дверь вновь отстроенного мирка, назовёт свои покои королевством Мин, и будет дома. Но, когда подошёл к двери, которая, вроде, должна была быть закрытой — его сердце замерло, а в груди образовался огромный ком. Противный голосок в голове вопил, что хорошо не будет никогда, что стоит сделать ещё пять шагов и он увидит труп того, кого спас, пожертвовав своим шатким положением. Открытые двери кричали о том, что Юнги так и не сделал ничего хорошего в своей жизни. Дважды спас. Лишь однажды по своей воле. Напрасно, потому что толку нет и так.

Юнги боролся с подступающей истерикой и сморгнул влажную пелену с глаз. Липкий страх полз по позвоночнику, касаясь всех позвонков, играя с ними, доводя до исступления. Он сделал осторожный шаг, прислушиваясь к звукам, что доносились из покоев, но в ответ лишь тишина. Юнги сделал ещё несколько шагов, пытаясь не стучать каблуками обуви. Пот стекал по виску, и принц надеялся, что в комнате его не ждёт король. Хотя он уже ясно видел, как острый меч заносится над его головой, а узоры на рукоятке улыбаются красивыми завитушками, химерными линиями, дикими рисунками. Кажется, Хосок уже занёс меч, и опустит его только в том случае, если прольётся кровь. Кровь Юнги. Так же, как и вчера, когда толкнул в стену и вернулся к Соа. Юнги потрогал корочку раны на затылке.

Мину стало страшно настолько, что он подтянул рукав, вглядываясь в «безразличие». Если ему безразлично, то, значит, Юнги обречён, а Чон уже смирился с этим, принял решение, означавшее лишь одно. Он наигрался. У него появилось желание избавиться. Значит, Минам до первых холодов не дожить — они падут ещё до того, как первые листья закружат в воздухе, сверкая всеми цветами осени.

Юнги решил, что рвать болячку на зажившей ране нужно сразу, поэтому резко вошёл в свои покои, совершенно не ожидая увидеть там интересную картину. Засов был оторван и валялся на полу возле кровати. Хосок, раскачиваясь в стороны, сидел на постели принца и смотрел стеклянным взглядом в стену. Глаза Мина расширились, и он бросил всю еду из рук на небольшой столик, подбежал к королю, падая на колени перед ним, переживая, что что-то случилось. Но от Чона несло вином, и Юнги против воли улыбнулся, погладил щёку короля и вгляделся в его затуманенный взгляд.

Возле ноги Хосока лежал его меч, а на нём красовалась кровь. Едва заметив это, Юнги оторвал руку от щеки короля и подорвался на ноги, закружил по комнате в поисках следов крови Чонина. Но ничего не было, и принц замер, всматриваясь в то, как из глаз короля капают слёзы. Прямо на холодный, голый пол. Он вновь упал на колени перед королём, утирая солёные дорожки с его щёк, всматриваясь в черты лица, искал там надежду, что он не казнил подростка.

Хосок едва слышно простонал и прислонился головой к плечу сидящего на полу Мина, когда Юнги заметил движение в углу. Чонин стоял живой и невредимый, но его бледность говорила сама за себя. Он спешно поклонился и направился к выходу, прикрывая за собой дверь. Юнги поборол желание сорваться следом, надеясь, что мальчишка знает, что делает. Хосок всё так же упирался лбом в его плечо, и Юнги обхватил его плечи руками, отрывая от себя, заглядывая в закрытые глаза. Он толкнул короля на кровать и, прикрыв его одним из пуховых одеял, уже собирался идти, когда почувствовал, как рука схватила его руку. Юнги вскрикнул.

Ещё миг, и Юнги оказался о объятьях Хосока, прижатый к его груди. Он фыркнул и отвернулся от лица Чона: было такое чувство, что его заперли в огромной бочке с вином. Мин знал, что король иногда позволяет пропустить себе бокальчик, но он никогда не напивался до такого состояния. Хосок резко схватил Юнги за подбородок, коснувшись своим носом его, легко потеревшись, заставляя сердце трепетать.

— Не дышите на меня, — прошептал Юнги, обхватывая талию короля одной рукой, вторую же положил под щёку.

— С каких пор ты используешь уважительную форму, Юнги? — вполне сознательно пробормотал Хосок.

— Вы сами вчера пригрозили, что отрубите мне голову, если не буду, — улыбаясь, ответил Юнги. — Затылок побаливает до сих пор.

— Я отрублю, если будешь её использовать, глупый мальчишка, — Хосок на миг приоткрыл глаза. — Почему порез на щеке? — он провел подушечками пальцев по ране.

— Закрывай глаза, — Юнги провел ладонью по лбу Чона, зачесал ниспадающие волосы назад.

— Ты не уйдёшь, котёнок? — доверчиво спросил Хосок, прижимаясь к руке, ластясь, словно он настоящий кот.

— Не уйду, если сам не прогонишь, — тихо ответил Юнги, чувствуя, как Хосок прижимает его ещё ближе, хотя между ними уже и так места свободного нет.

Метка на запястье грела своим теплом, впервые не жгла, и Юнги стало интересно, что же там написано, но, как назло, как только он убрал руку с талии Чона, тот тут же запротестовал и вернул её на место, недовольно бормоча. Юнги улыбнулся и спустился немного ниже, утыкаясь в яремную ямку, вдыхая лёгкий аромат, что исходил от смуглой кожи.

Зависимость быть любимым тем, чью метку, чьи эмоции на себе носишь — вот, что чувствовал Юнги, и мысли о Соа уходили на задний план, он забывал о том, что эта ведьма поджидает его и оставит ещё не один порез на нежной коже, если Юнги позволит ей это. Но, прижимающийся к телу Хосок сигнализирует о другом, что никто больше не тронет Мина, никто не посмеет замахнуться мечом или кинжалом.