========== Глава IV. Женское руководство по неверности ==========
Смотрел краем глаза, как Ада рисовала — рука двигалась с такой скоростью, что казалось, будто движения соединяются в одно — резкое и бесконечное.
Интересно, она разве не должна сидеть в каморке без окон, без дверей дверей и шить свои проклятущие костюмы? Нет, конечно, нет. Брендан весь день скакал вокруг нее то ли желая загладить вину, что взял сперва Ванессу, то ли набиваясь в любовники. Как же мило эта стерва ему улыбалась. Уверен, Ада постоянно держит около себя какого-нибудь идиота. Навроде меня. Ну, с такими-то ногами может себе позволить. Еще постоянно перекладывает их. Туда-сюда-туда-сюда. И юбка специально такая, чтобы было видно и не видно одновременно. Ада одна такая сумасшедшая на площадке — прыгает сутками на каблуках, снисходительно улыбаясь ассистенткам, гримерам, костюмершам, всем подряд — «Ничего, что вы уродливо выглядите, ведь есть я: Ада-с-охерительным-вкусом».
Я чувствовал, как постоянно кривится рот — правый угол все полз вверх, заставляя то ли усмехаться, то ли скалиться, и приходилось каждый раз усилием воли опускать его.
Как там она сказала — «А зачем мне разводиться? Ты что, чем-то отличаешься от Чарли?». Надо было сломать ей нос…
— Руни, ты спишь?! — Все, если Брендан перешел на визг — конец близок, не хватало только, чтобы из-за этой стервы со мной разорвали контракт.
***
Кажется, Джилл сошла с ума. Двадцать минут орала в трубку невнятную хрень, не давая мне и слово вставить. Так и не понял, что хотела — шотландский акцент превращал человеческую речь в сплошной поток матерных восклицаний.
Сто раз себе говорил — пусть делает, что хочет. Пусть хоть сожжет себя, меня, свои сраные орхидеи, на которые денег уходит в неделю больше, чем трачу на обеды в месяц. Каждый день повторяю мантру — надо быть равнодушным, плевать, живу с этим недоразумением только потому, что надо с кем-то жить. Но нет, все равно обидно. Что ни делай — плохой, мерзкий и…
— Привет. — Как поднял глаза, так и ослеп от великолепия. Как будто Ада каждый день ходит не на работу, а на вечеринку при Оскаре. Иначе не понятно к чему все… Господи, как это называется… Оборки?.. Рюши?.. Пока пялился на финтифлюшки, достала откуда-то из складок юбки пачку сигарет.
Могла бы и уйти. Могла бы вообще сделать вид, что умерла ровно в тот момент, как меня увидела.
— Ну, привет. — Видно было как сильно ее задело «ну»: скривила на секунду губы, перед тем как заткнуть рот сигаретой.
— Ты зайди через час, хочу, чтобы ты кое-что примерил.
— Кое-что — это что? Водолазный костюм? — слишком поздно понял, что, задавая вопрос, смотрел на ее ноги. Вот интересно, когда-то Ада мне их на плечи закидывала, а теперь… А теперь судорожно пытаюсь придумать настолько саркастичную шутку, чтобы у нее аж лицо скривилось.
— Если очень хочешь, можно и водолазный, — я надеялся, что заденет сильнее, но лишь поджала губы, отворачиваясь чуть в сторону с видом оскорбленной невинности. Отвратительный запах ее ментоловых сигарет. Ненавидел его с того момента, как закурила, даже помню — пару раз просила купить ей пачку, и я нарочно брал обычные. Вообще я как-то слишком много помню, да все не то и не про тех. — Хочу немного изменить ткани, Брендан не против, и… — Вот она, поза — одна рука под грудью, вторая согнута в локте, пальцы пафосно сжимают сигарету — называется «я не ебаться профессионал».
— Очень интересно, — резко встал, оставляя недокуренной половину сигареты. Жаль, конечно, но тошно. Не знаю от чего — то ли от того, что одно только появление Ады заставляет сразу же вспомнить детство: квартиру с серыми обоями в каштан и невыносимый запах машинного масла от херового Фреда, моего любимого отчима; или от того, что между нами слишком много, и это много я уже не могу переварить. Каждое слово и действие вызывает резонанс в памяти, который раскалывает голову напополам. — Зайду позже тогда.
Чувствовал, как смотрела в спину, выжигая на свитере дыру. А может, мне просто хотелось, чтобы она смотрела.
***
— А где твой ручной гейчик? — Ада оторвалась от каких-то странных и со стороны абсолютно бесполезных танцев над воротничком. Можно подумать кто-то обратит на него внимание, кроме, разве что, парочки баб, так же свихнувшихся на тряпках.
Даже несмотря на то, что зажимала губами булавки, умудрилась чуть ли не выкрикнуть:
— Ты что вообще говоришь?!
— А что такого? — Пожал плечами, за что заслужил рассерженное сопение. Господи, когда же это кончится. — Не пидором же его назвал.
— Назвал. Только что. — Я чувствовал как дышит мне в шею, наклонившись слишком низко. Захотелось немедленно отодвинуться. Как будто переходила черту, за которой я уже не мог воспринимать ее спокойно. — И вообще, знаешь, кто слишком интересуется чужой ориентацией, у того у самого что-то не в порядке…
— В жопу засунь свои теории! — Резко отошел, почти отскочил. Эти херовы шутки слишком легко превращаются в намек. Смотрел на Аду, борясь с желанием выбить у нее из-под ног табуретку. Жаль, что не выглядела испуганной, как Джилл в моменты моего ора. Эта даже взгляд не отвела, стояла на вытяжку, как королевский гвардеец, медвежьей шапки только не хватало. Прямо выводит… — Что за тупые шутки?
Медленно, словно издеваясь, вынула изо рта оставшиеся булавки, зажимая их в кулаке:
— Обычные шутки, — наконец-то сделала шаг вниз, слезая с жердочки. Вдруг стало настолько неловко, что сглотнул и отвел глаза. Ведь прекрасно знал, почему вспылил, а она — нет. Опять выставляю себя дураком. — У тебя царапина на шее, подойди. А то кровью испачкаешься.
И конечно, я подошел. Конечно, я стерпел, скрежеща зубами, потому что… Виноват. Чувство заставляет нутро сжиматься и делать то, что говорят. Я слишком плох, это требует искупления.
Прошло уже лет шесть, но до сих помню, как сильно удивился, когда очередной дружок на полкружки пива в ответ на мое нытье, что внутри чертова пустыня, ответил — «Да, это понятно». Какого черта? Почему я сам себя не понимаю, а он понимает. Неужели я совсем больной, если не могу сообразить элементарные вещи, доступные даже вусмерть пьяному мужику без имени? Надо-то всего лишь найти сраную взаимосвязь между тем, что происходит снаружи и внутри, уничтожить ее, и жить себе счастливо.
Его слова это что-то из разряда «Я не читаю книги от первого лица, потому что все чувства героев мне очевидны». Вроде и смешно, а вроде и… Может, это ты тупой? Если для тебя ни хера ничего не очевидно, ты катаешься по полу, орешь и совершенно ни пизды не понимаешь, что происходит?
Когда последний раз я чувствовал себя хорошо? Это было точно до того, как мелкая сука Ада меня послала? Она боялась отца. Она не боялась трахаться в подсобке магазина, где работала ее мать, а со мной за руку ходить боялась. Как будто это Аду папаша бил головой об стену, пока она не вырубилась.
— Вот как-то так, — Ада наконец перестала изображать из себя медсестру, и убрала свои ручонки от моей шеи. Можно подумать, там не царапина от булавки, а огнестрельное ранение. — До новой свадьбы заживет.
— Ха-ха, — я постарался улыбнуться настолько натянуто, чтобы она не строила иллюзии про свое изумительное чувство юмора, — все, экзекуция окончена? Я могу пойти гулять?
— Да. Давай, — она отошла к столу, уставившись в свои то ли заметки, то ли наброски — мне не было отсюда видно. Вспомнилось, как лет в десять нарисовала мне за пенни Брук Шилдс, я спрятал рисунок в Шекспира и сидел, разглядывал его весь вечер. — Не хочешь пригласить меня куда-нибудь?
Сначала решил, что ослышался. Так и замер, как дурак, с пальцами, сжимавшими первую пуговицу. Охватило такое жгучее чувство дежавю, что голова закружилась. Теперь понятно, к чему отослала своего пидора и вырядилась как на карнавал. В прошлый раз так же пришла ко мне в трейлер с бутылкой виски. «Не хочешь составить мне компанию?». Кончилось все моим разводом, а она как жила со своим придурком Чарльзом, так и продолжила наслаждаться его мудацким обществом, не испытывая ни на секунду угрызений совести.
