Его глаза сужаются, и он шагает вперед. Я отступаю, прижимая ладони к прохладной кирпичной стене, позади меня.

– Хочешь знать, что это? Хочешь знать, что я сделал? Я женился на тебе, чтобы сохранить свой бизнес, я не любил тебя, мне было наплевать на то, что с тобой случилось. Я использовал тебя, я трахнул тебя, и я сделал все это, чтобы не потерять то, для чего работал.

Я издаю больной, задыхающийся звук, оборачивая пальцы вокруг горла, словно это остановит боль, проникающую в мою душу.

– Ты продолжала давить.

– Не смей обвинять меня, – кричу я.

Он поднял руку. – У тебя была возможность высказаться, Катя. Теперь моя очередь.

Я качаю головой, чувствуя отвращение. Он просто продолжает говорить.

– Ты продолжала давить сквозь мое дерьмо, сквозь стены, сквозь жесткость. Ты продолжала давить и я почувствовал. Было ли это достаточным, чтобы отказаться от всего? Нет. Но это было больше, что я когда-либо чувствовал к женщине.

Он делает шаг ближе, и мое дыхание становится неровным, прерывистым.

- С течением времени, мне стало комфортно. Ты подходишь мне, ты подходишь моей жизни, мы работали. Ты заставляла меня улыбаться, черт возьми,… я не улыбался уже много лет. Ты заставила меня поверить, что было больше жизни, чем бизнеса. Я влюбился в тебя, и до того, как я проснулся и осознал это, ты нашла контракт и ушла.

Я качаю головой из стороны в сторону.

Он лжет. Он говорит это только за тем, чтобы я вернулась к нему, чтобы я сдалась, и он смог использовать меня еще для чего-нибудь.

– Прекрати, – я пронзительно кричу, бросаясь вперед. – Ты лжешь.

Он хватает меня за плечи, слегка встряхивая.

– Я не лгу, Катя. Я не трахнул ни одну женщину, с тех пор как ты ушла, и я не хотел. Единственное, что я хочу, это ты.

– Лжец! – я воплю, набрасываясь на него с руками. Я ударяю его в челюсть, и он рычит от боли, отступая назад. Это не останавливает его, он бросается вперед, на этот раз, хватая меня за запястья. Я извиваюсь, дергаюсь, пинаюсь и кричу.

Он не любит меня. Он не хочет меня. Он лжет. Он лжец. Это то, что он умеет. Это то, кто он есть.

– Я не лгу, – скрипит он – я хочу этого.

– Нет, – я кричу.

– Да.

Я поднимаю голову. – Нет ничего, что ты можешь сказать, чтобы я поверила, что это реально.

– Даже то, что я люблю тебя?

Мои колени дрожат, а глаза цепляются за него. – Ты болен, Маркус Тандем. Болен.

– За то, что говорю правду? – он рявкает.

– Что ты хочешь от меня? – я плачу. – Что ты хочешь? Ты хочешь еще больше меня помучить? Или ты просто хочешь выгоду с меня?

– Хуй с ним, – он рявкает. – Я хочу тебя, потому что ты - это ты.

– Нет!

– Да.

Я вырываю свои руки и запускаю снова свой кулак к его лицу, он ловит его, дергая меня вперед, и внезапно его губы на моих. Мои колени подкашиваются и я борюсь. Боже, я борюсь. Я колеблюсь, запутывая пальцы в волосах, и тяну их, я пинаю его коленями и извиваюсь, но его губы удерживают мои, целуя, обжигая мои.

Затем я целую его в ответ и ненавижу себя за это.

Ненавижу себя за то, что иду на поводу у чего-то столь знакомого, нуждаясь в этом так сильно, что охотно пропускаю себя через боль, которую я, несомненно, почувствую, просто имея этого. Просто почувствовать себя хорошо на мгновение. Моя спина ударяется об стену и Маркус не отодвигает свои губы от моих. Он целует меня, пока я не задыхаюсь от нехватки воздуха. Его руки запутываются в моих локонах, дергая, и его тело подминает мое, член прижимается к моему животу. Затем его руки свободно выпутываются из моих волос и спускаются под подол моего платья.

Мы в отчаянии, эмоции исчезли.

Нет ничего, кроме необузданной похоти, похоти, которая опасна для нас обоих. Моя голова плывет от алкоголя и эмоций. Я не могу думать, не тогда, когда его губы на моих, не тогда, когда его руки повсюду. Он дергает мое платье вверх, находя трусики, и рвет их, словно они не больше тонкого кусочка материала.

Затем он спускает свои штаны, освобождая член. Что происходит? Что я делаю? Мои мысли покидают меня, когда он толкается вверх, заполняя меня. Я откидываю голову назад, крича. Возбуждающая, чувственная агония разрывает мое тело, и я выгибаюсь, пытаясь облегчить это, пытаясь получить больше, я не знаю, что. Маркус ставит руку на стену рядом с моей головой, а другой крепко обхватывает меня за задницу, трахая меня. Он трахает меня так, как будто это последний наш день на земле, и я единственная причина, за что он борется.

Он трахает меня так, словно я важна.

Он трахает меня так, словно я его спасательный круг и он не сможет выжить без меня.

Я кончаю бесстыдно жестко и быстро, сжимая его костюм, отчаянно пробегаюсь пальцами под тканью. Он рычит низко и глубоко и трахает меня так жестко, что я чувствую, как кирпичная стена раздирает мне спину. Затем он тоже кончает сильно и быстро, выдыхая мое имя.

Я закрываю глаза, позор накрывает меня.

Что я наделала?

Я толкаю его в грудь, но он не двигается.

– Отпусти меня, – я хриплю.

Он поворачивает лицо, прижимая нос к моей шее.

– Отпусти меня! – я становлюсь безумной.

Его руки перемещаются на мои берда и тянут меня ближе.

– Черт подери, – я плачу, толкая его в грудь. – Отпусти, блять, меня.

Он отступает, и я отодвигаюсь от него. Мне стыдно за себя.

Это ужасно, что я могу быть такой жалкой и слабой. Он использовал меня, оскорбил, и я позволила ему взять меня так, как будто ничего не случилось. Что, черт возьми, не так со мной? Я поправляю платье, отказываясь смотреть на него.

– Катя, – он начинает, но я поворачиваюсь и убегаю.

– Блять, – он рычит. – Катя, подожди.

Я забегаю внутрь без нижнего белья и разбитая. Я пробираюсь через толпу, пока не нахожу своих братьев. Лэндон замечает меня первым, и его широкая улыбка быстро стирается с его лица, когда он видит меня. Он подбегает, хватая меня за плечи. – Что случилось? Кто тебя обидел? Боже, Катя, ты…

Его голос затихает, и когда я смотрю вверх, его глаза направлены на что-то за моей спиной. Я знаю – это Маркус. Лэндон быстро подталкивает меня за его спину, в ждущие руки Уайатта. Он шагает к Маркусу и рявкает. – Какого хуя ты здесь делаешь? Она не хочет видеть тебя. Уходи.