- Не помню этой лестницы. Резьба на перилах другая. И тут тоже лаком тянет.

- Старая часть дома, - отозвался блонди. - Я с тобой. Держу тебя.

Постепенно чароит втянулся в игру, переходя за блонди из комнаты в комнату, с любопытством касаясь предметов, до которых мог дотянуться, подходя ближе и ближе, направляемый теплыми прикосновениями широких ладоней.

Было любопытно. В этих покоях он еще не бывал - не хотелось, не тянуло. Да и видел, что Фредди почему-то предпочитал с десяток обжитых комнат, редко бывая в остальных.

…Под кончиками пальцев чувствовалось гладкое дерево. Но не рама и не декоративная панель. Эрид провел ладонью по поверхности. Нет, похоже, здесь не только дерево. Прохладные клавиши от прикосновения издали тихий звук.

Химера не удержался и снял повязку.

Он стоял у старинного рояля - огромного, белого, с блестящим рядом черно-белых клавиш. Как же долго он не касался ни одного музыкального инструмента! Внутри болезненно защемило.

Эрид пел и играл на клавесине давно, это было еще до того, как Осси начал жертвовать собой и своими силами ради любовника. Когда брат стал угасать вместе с Гилбертом, было уже не до песен. А в новой жизни… преодолеть боль прошлого и злость на всех причастных и непричастных оказалось не так уж легко. Слишком часто какой-нибудь досадный случай напоминал о прошедшем, будто неосторожное прикосновение вскрывало старую рану.

Но теперь давно замолчавшая струна могла зазвенеть снова.

- А я и не знал, что ты играешь, - сказал чароит, скрывая беспокойство.

- Да я не умею почти, - Фред взглянул куда-то в сторону от инструмента. - В Академии меня пытались научить, что-то, может, и до сих пор в памяти осталось. Но преподаватель говорил отцу, что меня учить - это только “мучить и ребенка, и рояль”. Так и сказал. Вот прадед был талант, ему этот инструмент под заказ изготовили. Почти вечная вещь. Может, раз на мне природа отдохнула, так у моего ребенка дар проснется.

Он помолчал немного, подошел ближе, посмотрел на клавиши, робко коснулся их, пытаясь сыграть по памяти простую мелодию, из тех, с которых начинают обучение. Остановился на половине - рука дрогнула.

- Вот видишь…

Эрид ласково провел кончиками пальцев по его ладони.

- Неплохо, кое-что ты всё-таки помнишь. Просто не бойся. Если захочешь, я тебе всегда помогу и подскажу. Вспомним вместе.

Теперь вернуться к музыке было легче. Эрид сел за рояль, и начал играть медленную, плавную мелодию - одну из любимых когда-то.

Он сам волновался, руки точно так же дрожали. Сбился на начале, помолчал и задумался, припоминая. Долгий перерыв в занятиях чувствовался. Но Фред был рядом, смотрел с такой надеждой, с таким восхищением… Это тепло согревало. Будто после долгой и суровой зимы солнечные лучи растопили накопившийся лёд.

Нежное звучание дарило давно забытый душевный покой, помогало отпустить и прошлое, и нынешние подозрения и обиды.

Может быть, не зря говорили еще в древности - чутко лишь сердце, глазами главного не увидишь.

Сейчас, после этой прогулки во тьме, когда единственной опорой были лишь прикосновения рук любимого, Эрид по-настоящему чувствовал, что ревновал совершенно зря. Теперь сила их связи доказывала: Фредди любит его, именно той любовью, которая готова всё отдать, ничего не ожидая взамен… любовью, которая сильнее всего существующего в мире зла. В этом на первый взгляд нежном, беззащитном и покладистом блонди таились невероятные сила и упорство: он был готов преодолевать ревность, сомнения, колкости, насмешки, все трудности и опасности любви, шаг за шагом, ничего не жалея ради цели.

Химера играл, увлекаясь всё больше. И музыка говорила о том, что сам он не решался произнести вслух. Каждая нота звучала чисто и звонко, гармония мелодии приносила долгожданный мир.

Доиграв, Эрид подошел к Фредди и обнял его. Слов не было. Но уже прикосновения говорили о многом. Мысленная связь говорила о той любви, которую не отдать словам.

Блонди обнял чароита в ответ, прижимая к себе. Ласково проводил ладонями по плечам, по спине… будто впервые, будто опасаясь потревожить и напомнить о чем-то, вызывающем боль. Эрид закрыл глаза, нежась и греясь в тепле сильных рук. Почему-то думалось о том, что Фредди по физическим способностям запросто мог бы ответить на упрямство и колкости силой - ему же ничего не стоило таскать на руках не то что “легкого” по сравнению с элитой Химеру, но и довольно крупных и мускулистых элитных подростков… при таких возможностях он мог бы и не терпеть ревность и злые слова, бьющие по самому больному. А ему ведь ни разу в голову не пришло ответить ударом на удар. Эта сила всегда была направлена на то, чтобы согревать, защищать…

“Любимый, поверь мне… не оставляй меня наедине с болью, прошу тебя…”.

*

Летние дни выдались тихие и спокойные, и было что-то чарующее в том, как свет долго-долго лился через стрельчатые, в старинном стиле, окна музыкальной комнаты. Темнело постепенно, медленно, и случались вечера, когда ни Фред, ни Эрид не замечали течения времени и накопившейся за день усталости. В такие минуты существовала только мелодия, то тихая-тихая, словно колыбельная, то напоминающая страстный зов и вызывающая в памяти самые темные воспоминания - о тайнах прошлого, о внезапно оборвавшейся жизни и любви, о ревности…

Эрид терпеливо учил любимого играть на рояле, когда выпадала свободная минутка. Так было проще вернуться к музыке самому, да и помочь блонди окончательно вылечить давние душевные раны. Фред ведь так переживал, что не унаследовал ни одного таланта от предков: умение рисовать ограничивалось способностью вместе с детьми изображать цветочки, домики и смешные рожицы, а к фотографии и вовсе душа не лежала, все снимки для ведомства делал заместитель. Химере казалось, что это вовсе не важно, никакие другие дары природы не могут быть важнее способности любить и любовью помогать подняться даже тогда, когда кажется, что жизнь кончена. Однако злые слова отца и похожих на Каспара элитников застряли в сердце блонди занозой, и Эрид пытался, как мог, исцелить эту боль. Фред так внимательно слушал его, так старался, по множеству раз повторяя одну и ту же мелодию, добиваясь звучания если не идеального, то хотя бы правильного и гармоничного.

Сосредоточенность на лице, осторожные прикосновения пальцев к черным и белым клавищам… чароит наблюдал за любимым, чувствуя не поддающуюся никаким словам нежность. И после таких минут хотелось играть самому. Хотелось творить.

Тогда им обоим верилось в безоблачное счастье.

========== 21. Тучи сгущаются ==========

*Прошло два года*

- Этот аристократишка считает, что раз он родовит по меркам своей дряхлой Федерации и сделал дипломатическую карьеру, то ему всё позволено! Но как по мне, Фарино весьма подозрительный типчик. Не нравится мне, что его назначили послом, - на дружеских посиделках Амира не стеснялся в выражениях.

Впрочем, Фред не сомневался, что и в официальной обстановке Розен не упустит возможности отпустить в адрес дипломата какой-нибудь тонкий, но весьма ядовитый намек. Чтобы глава Танагуры, да упустил возможность “поздравить” того, кого терпеть не может, с преодолением новой ступени карьерной лестницы… это просто невозможно!

- Ну давайте, пацаны, за Натана. Чтоб ему прежние миссии мёдом показались, - Крис, в этот раз принимавший гостей у себя, руководил застольем с “изяществом” провинциального тамады на свадьбе представителей рабочего класса. - Вот скажите, ребят, зачем послу на Амой личная жизнь? Работа его и кормит, и…