Ноги по-прежнему хлюпали в месиве из грязи и полурастаявшего снега. Блестящая мишура, разноцветные гирлянды и еловые ветви в витринах настолько не соответствовали абсолютно не зимней погоде, что Лэри стало неуютно и на улице. Кроме того, он почувствовал, что продрог, и повернул к дому. Когда дошел до школы, почему-то вспомнил Марка. Как он там? Наверное, не очень хорошо себя чувствует, раз в школу не приходит. Надо же, они теперь с ним одной крови: ранее несгибаемый, а ныне раздавленный болезнью Марк и уязвленный, уничтоженный Лэри! Сходить, что ли, проведать его в самом деле? Омега знает, где живет преподаватель, - как-то бегал к нему с запиской от завуча. Он тогда только-только переехал в их район, и телефон еще не был подключен. Лэри, чтобы не передумать, быстро свернул на соседнюю улицу и через несколько минут уже нажимал на кнопку звонка квартиры преподавателя ОБ. Дверь открыл сам Марк.

- Вы к кому? - спросил он.

- Марк! Я к вам. Я - Лэри!

- Лэри? - удивился преподаватель. - Что случилось? Завуч прислал?

- Нет… Он бы позвонил, наверно. Я просто… Проведать.

- Да? - недоверчиво окинул его взглядом Марк. - Ну что ж… проходи.

Лэри зашел в узкий коридорчик с желтыми обоями и повесил куртку на весьма неказистую вешалку. Комната, оклеенная такими же обоями, как коридор, была полупустой и очень чистой. Чистота и порядок показались Лэри особенными, военными, такими как сам Марк. Вон, даже книги на полке выстроены по росту, будто в строю. Над диваном, покрытым потертым темно-синим гобеленом, висела большая черно-белая фотография молодого омеги с волнистыми волосами и длинными висячими серьгами.

- Кто это? Ваш сын? - спросил Лэри и восхищенно добавил: - Такой красивый!

- Это мой супруг, - глухо ответил Марк.

Лэри повернул голову к преподавателю и только сейчас, при свете дня, проникающем сквозь стекла окна без привычных тюлевых занавесок, заметил, как альфа осунулся и пожелтел лицом.

- Вы еще очень болеете? - сочувственно произнес Лэри и присел на стул.

- Уже не очень, - усмехнулся Марк и опустился на диван под фотографией супруга.

Лэри еще раз бросил взгляд на чудесный портрет и спросил:

- А ваш муж… Он сейчас на работе?

- Он умер, - спокойно ответил преподаватель.

Лэри охнул и закрыл рот рукой.

- Не стоит так пугаться, Лэри. Это случилось давно. Я свыкся, хотя смириться никак не могу. - Марк тоже посмотрел на портрет. - Он действительно был очень красивым… Многие мне завидовали… - Марк печально улыбнулся, и его обычно жесткое лицо так при этом расцвело и потеплело, что Лэри понял: в молодости альфа тоже был весьма интересным человеком. - Впрочем, тебе это, должно быть, неинтересно.

- Нет-нет, что вы! Мне очень интересно. А как вы познакомились? Расскажите.

- Да, собственно, все просто. Он вместе с друзьями пришел на праздничный вечер к нам в училище. Я пригласил его танцевать и все - пропал… Лэри, зачем вы пришли? - без всякого перехода спросил Марк.

- Н-не знаю… - честно признался омега. - Я шел домой, но что-то меня заставило повернуть на вашу улицу. Может быть, чувство вины… не знаю…

Лицо преподавателя вновь стало жестким, таким, каким Лэри привык видеть его на уроках.

- Неужели вы еще можете испытывать чувство вины? - Марк встал с дивана и нервно заходил перед омегой по комнате. - Можете ли вы вообще что-нибудь чувствовать, “поколение выбирающее безопасный секс”?

- Ну, знаете! - рассердился и тоже вскочил со своего стула Лэри. - А кто моему поколению навязал этот выбор?

Марк так удивился заявлению Лэри, что перестал метаться по комнате и снова сел на диван.

- Браво! - довольно зло отреагировал он. - А можно про это поподробнее?

- Пожалуйста. - Лэри тоже опустился на стул против него. - Мое поколение еще учится в школе. А ваше как раз и возглавляет наше телевидение. Примерно полгода назад я видел интервью с одним омегой, которого только что назначили директором одного из местных каналов. На вид он, кстати, старше моего папы. Тот омега заявил, что собирается вернуть на свой канал утерянную духовность, и около часа рассказывал, как собирается это сделать. Так вот: такую гадость, какую он демонстрирует все эти полгода, вообще редко где увидишь!

- Может быть, ты в чем-то и прав, но разве он не для вашего поколения старается? Разве вам не нравится то, что показывает, скажем самый молодежный из всех каналов?

- Далеко не все! И не надо считать нас такими уж примитивными! А в случае с вами, например, все очень раскаиваются… Поверьте!

- Нет уж, позвольте все-таки не поверить.

- Но ведь вы тоже не правы! - расхрабрился Лэри.

- Да? И в чем именно? - Марк очень выразительно посмотрел на него. “Глаза у Марка карие… совсем как у Келлана”, - подумал вдруг Лэри и спросил:

- Может быть, не стоит об этом говорить? Вы опять разнервничаетесь, а у вас сердце…

- Нет, отчего же! Очень интересно знать, в чем я перед вами провинился.

- Вы не провинились… или провинились… не знаю. Вы нас за людей не считаете! Для вас мы - “эти юнцы”. Это же ваше любимое выражение! А еще: “Встаньте!”, “Отвечайте!”, “Садитесь!”, “Выйдите вон!” Мы не солдаты! А класс - не поле боя!

- А вы хотите, чтобы я на уроках разводил с вами всякие “сюси-пуси”, “джага-джага”?

- Ничего подобного! Мы хотим, чтобы преподаватель, рассказывая, смотрел ученикам в глаза, а не бубнил бы себе под нос и в стену.

- Вы, Лэри, хотите сказать, что на моих уроках скучно?

- К сожалению, именно так… Но я лучше пойду, а то вы опять разболеетесь. Я совсем не хотел этого всего говорить… - Лэри встал и направился к двери.

- Нет-нет, постойте! - Марк усадил его обратно на стул. - Вы, наверное, говорите… правду… Я вас, молодых, не… чувствую. Вы где-то там… по другую сторону…

- По другую сторону чего?

- Даже не знаю как лучше сказать… - Преподаватель надолго задумался.

Лэри не торопил его. Омега еще раз оглядел комнату. Супруг Марка умер, и вместе с ним и в этой комнате все как будто умерло. Бледно-желтые, какие-то стершиеся обои, пустые и как будто холодные окна в каплях дождя, сгорбившийся на спинке стула военный китель, тонкий прозрачный стакан с водой и коробочки лекарств на письменном столе - все это было каким-то заброшенным и неживым. Здесь не радовали глаз никакие, даже самые простенькие, милые омежьи штучки, которые делают дом уютным. Не было ни горшочка с цветком, ни вазочки, ни яркой подушечки… У Лэри сжалось сердце от острого сочувствия к преподавателю. Он был на свете абсолютно один, никому не нужный и всеми оставленный. Его не любил никто. И… он уже не любил ничего. Ему некого было любить. А значит… ему было даже хуже, чем Лэри.

- По другую сторону… - повторил Марк. - Понимаете, Лэри, мне все время кажется, что вы все, молодые, по другую сторону нравственности и морали.

- Это еще почему? - возмутился омега.

- Дело в том, что я постоянно и, очевидно, совершенно напрасно всех сравниваю с Леоном. Так звали моего омегу. Я все время спрашиваю себя, почему мой нежный прекрасный Леон лежит в земле, а эти омеги… простите, к вам это не относится… - он бросил быстрый взгляд на Лэри, - которые матерятся, хлещут пиво прямо из горлышка бутылок, во весь голос орут о том, о чем в моей молодости говорить вслух считалось неприличным, да, вот эти чудовища - живут! А Лео… его нет…

- Но не все же такие… - начал было Лэри, но Марк сверкая глазами, его перебил.

- А любовь? Разве вы умеете любить? Да вы даже не знаете, что это такое! Какая там любовь! Я вчера случайно переключил телевизор на этот ваш молодежный канал и в очередной раз ужаснулся. Молоденький хорошенький ведущий спрашивает аудиторию, при каких условиях присутствующие получают наибольшее удовлетворение от секса. И юнцы.. да-да! эти юнцы, зная, что их видит чуть ли не вся страна, рассуждали о том, что если партнер нравится, то сексуальные ощущения гораздо богаче. Вы понимаете, Лэри?! Значит, вполне нормален секс и с тем, кто не нравится! Только ощущения тогда побледнее! А как же любовь? А как же истинные? Их что, больше нет? И любви нет? Куда вы ее дели? - Марк почти кричал.