– Кого вы, неучи, ко мне привели? – склонившись над Вейн, как над каким-то неодушевлённым предметом, Келвин Малнайс рассматривал её с полным пренебрежением.

– Она была с ангелом, – ответил кто-то из его слуг.

– С ангелом, говорите, – Келвин поднялся на ноги, продолжая наблюдать за человеком, – это интересно, хоть и бесполезно. Что ж, как звать тебя?

Вейн промолчала, не издав ни звука.

– Молчишь, значит. А мы тебя приняли со всеми почестями, гостеприимно, как нашего дорогого гостя. Может, когда-нибудь твой язык развяжется.

Оставив её, Келвин снова исчез из вида, прежде прикрикнув парню, который его всей душой ненавидел:

– Мэтью, делай, что хочешь.

Парень с удивлением смотрел на живого человека, вспоминая когда-то себя в таком же образе и подобии.

– Скажи, – он присел рядом с ней на грязный бетонный пол, – ты счастлива?

Вейн удивилась его вопросу и тому, как он её об этом спросил. Ей стало его жаль, наверное, лишь по тому, что его печальный взгляд был ей знаком.

– Не знаю, наверное, не так уж я и счастлива.

– Многие люди счастливы. Я наблюдаю за ними и не могу понять, почему они так счастливы? Отнимая что-то у них, они становятся печальны, – на мгновенье Мэтью замер, вглядываясь в глаза девушки, заметив в них свой проклятый силуэт, – у тебя тоже что-то отняли?

Что-то отняли? Вейн помнила свою приёмную семью, помнила и хранила любовь к ней. В тот вечер они проезжали мимо городка Сан-Лореила, путешествуя по миру, как кто-то неизвестный появился на дороге, заставив машину съехать с моста. Вейн смогла тогда выбраться, но это нисколько её не осчастливило, лишив того, что она могла бы назвать счастьем.

– Мою семью, – тихо ответила она, отведя взгляд в сторону, чтобы Мэтью не заметил её слёз.

– У меня тоже когда-то забрали семью. Это сделал он, Келвин, при этом прося называть его отцом, – голос парня изменился, приобретя возможность ненавидеть.

– Мне жаль, что ты вынужден так жить.

Цепи ещё сильнее впились в руки Вейн, заставив её вскрикнуть от боли. Мэтью заметил это и тут же снял с неё эти оковы. Девушка удивилась его поступку, хоть и была благодарна.

– Ты свободна, иди. Я хочу, чтобы ты жила, – скоро Мэтью так же исчез из виду, как и те, кого он противится назвать родом, – умереть мы всегда успеем.

Кисти рук девушки совсем посинели, перестав воспринимать любое движение. Ей очень хотелось выбраться отсюда, что она скоро поспешила сделать.

Выбравшись из крепости Золотых, Вейн долго бродила по мрачному лесу, потеряв надежду на выход к свету. Сколько времени она бродит здесь? Час, два или целый день? Неизвестно, ведь время такая странная вещь, которой свойственно непостоянство.

В мыслях она уже представляла свою погибель здесь, но не могла всё же успокоиться и смириться с этим, со своей беспомощностью. Игольные верхушки елей грозно смотрели на неё сверху вниз, пугаю своим грозным величием. Силы были уже на исходе, как сзади неё раздался протяжный вой. Сердце её заколотилось быстрее, разум играл плохую шутку, но всё было реально, это был не сон.

– Я вижу тебя, – прошелестел женский голос где-то во тьме леса, но Вейн так хотела, чтобы это была всего лишь игра воображенья.

Не разбирая дороги, она бежала вперёд, рассекая сумрак голубизной своих глаз. Лапы елей царапали её лицо, лишая всяких сил. Она была здесь одна со своим кошмаром, который уже дышал ей в спину, догоняя ласковой волчицей удивительного пепельного оттенка.

– Я здесь. Куда ты? – игриво шелестел голос за её спиной.

Не оборачивайся. Не смотри назад. Если обернёшься, Рене растерзает тебя. Играя, она лишает человека рассудка, заводя в тупик, из которого он не может выбраться. Не останавливайся, беги как можно дальше. Даже если она догнала тебя, не смотри назад, в этом её слабость. Когда-то в этом лесу появлялись люди, но скоропостижно пропадали, сами того не осознав до конца. Их души продолжают бродить здесь, в этой мгле, ища света, который их не обожжёт, точно так же как и мы.

На последнем дыхании Вейн забралась на холм, спотыкаясь и падая. Превозмогая боль в ногах, она была готова вырваться из внимания волчицы, как под её ногами предательски спрятался пенёк давно умершего деревца, из-за которого она без сил рухнула на сырую землю, прямо под мои ноги.

Я не мог понять, что было особенного в ней, в этой девушке, в этом человеке. Такая же, как все люди, созданная из плоти и крови, копия…. Нет, копией её назвать нельзя. Она была похожа на них, но что-то отличало её от этой однообразности. Я не знаю, что это, но оно тревожит меня.

Мне было сложно объяснить Рене, почему Вейн нельзя было убить. Да я собственно и не собирался ничего говорить, я просто забрал её с собой, не сказав никому ни слова. Джениэл видел, как я неравнодушно наблюдал за спящей девушкой, но мне было всё равно. Тайна этого человека полностью завладела моим вниманием.

– Что ты делаешь? – Чарльз, проходя мимо комнат, приметил, как какой-то шелест доносился со стороны приоткрытой двери комнаты моих родителей; это была Тереза, рассматривавшая что-то, видимо, тайное.

Чарльз незаметно подошёл со спины, обняв её, чем и напугал.

– Чарльз?! – Тереза испугано выронила из рук клочок фотографии, – Я не заметила тебя.

На клочке фотографии был изображён я и мои телохранители, будучи ещё детьми. Рядом со мной, казалось, должен быть кто-то ещё, но на том месте фотография была грубо оборвана.

– Ворошишь ненужные вспоминания, – присев рядом, Чарльз забрал из рук жены этот несчастный клочок, – То, что было, должно остаться в прошлом. Мы снова все вместе, пойми, эти воспоминания не сделают никому ничего хорошего.

Тереза была чем-то сильно угнетена.

– Чарльз, смотря на эту фотографию, я понимаю, что мы в этом больше виновны, чем кто-либо. Мы могли быть разумнее и не допустить этого.

– Да, но та семья уже довольно давно сгорала от своей собственной гордыни. И зачем только мы договорились о сотрудничестве?!

– Мы были близки, это был для нас факт. Но я не виню их, просто так сложилось.

– О чём ты, Тереза? Если бы они усмирили своё тщеславие хоть немного, то ничего бы не произошло тогда. Ты просто их оправдываешь, ведь Розалинда была твоей подругой.

– Может быть, ты прав. Однако, мне всё равно не спокойно.

Я наблюдал за Вейн несколько часов, закрывшись в своей комнате. Лишь Джениэл знал о том, что я впустил в стены Кёллерспота человека, но я твёрдо был уверен в том, что он не станет меня ни в чём обвинять. Здесь была заключена моя миссия, которую я должен был строго выполнять, снова взяв на себя наследственную роль своей семьи, своего рода единокровных, несущих правосудие и справедливость, с которой многие бы поспорили. Это хрупкое создание тревожило меня. Я знал, когда она проснётся, испытает полное непонимание того, что произошло с ней, но объяснять я всё же не стану, ибо что тут требует объяснения? Мой мир не такой, как её, он слишком опасен и не предсказуем. Столько всего за стенами Кёллерспота, столько всего ужасного и мерзкого по ту сторону реальности, в которую она случайно попала. Мне жаль её, ведь теперь отпустить я её не смогу. Вейн знает о том, что происходит вокруг. Я бы даже сказал, подразумевает о его тайнах, чем становится его потенциальной жертвой.

Я наблюдал за тем, как она дышит, как тревожно дёргаются её веки в каком-то страшном сне. Она боится чего-то, но я не могу увидеть, чего именно. Синяки на её запястьях разозлили меня. Её боль была для меня ненавистна. Я не обещал оберегать её, но какая-та моя часть души требует её безопасности. Это странно, но я виню себя в том, что её тело искалечено. Как это может быть? Чтобы защищать человека, чтобы тревожиться о нём…. Что же со мной не так?

– Где я? – неожиданно донёсся до меня тихий голос; девушка не понимала, что здесь происходит, чего я и ожидал, – Энгис?! Что это за место?

– Тише, – приблизившись к ней, я пытался её успокоить, – Тебе не нужно беспокоиться, но если ты продолжишь шуметь, они услышат тебя.