— Дело в том, что я… я… — почти прохрипел Анворд не осмеливаясь сказать, — …влюблен! — выплюнул он с таким видом, словно только что выдал важную государственную тайну.

Тэрон и бровью не повел. Чувство выдержки и такта не подвело его и в этот раз. Хотя признание коменданта ошеломило фарсунианца. Он всегда считал своего командира монолитной скалой, гранитом, готовым сразиться с дюжиной врагов в одиночку, спать без покрывала на голом снегу, терпеть любую боль молча, но только не вздыхающим от любви. Анворд был закоренелым холостяком и Тэрон даже не слышал, чтобы у него была какая-то женщина. А тут, на тебе… Похоже, гранит дал трещину.

— Я знаю о чем ты подумал! — словно взревел комендант. — Но это правда, Тэрон, чистая правда! Ничего не могу с собой поделать!

Анворд склонил голову вниз и закрыл глаза правой ладонью. Нешуточная буря разыгралась в его душе, лишив спокойствия и хладнокровия.

— Никогда со мной такого не было! Никогда, клянусь родной Талузией, никогда! Ты ведь знаешь меня, Тэрон, — с надеждой взглянул комендант на фарсунианца. Тот коротко кивнул головой. — Я готов драться хоть со всем миром, не боюсь смерти, неприхотлив во всем, но она просто сводит меня с ума! Это какое-то наваждение!

— Кто же она такая, мой командир? Принцесса, королева, богиня?

— Если бы! Нет, нет, конечно же, нет! Она дочь Ефроста, коменданта форта Сенстала. Прошлой луной я посещал Сенстал по делам провинции. Мне необходимо было обговорить с Ефростом один важный вопрос. Так вот, я подъезжал к дому коменданта, когда она вышла на крыльцо. Мои боги! Меня словно пронзило молнией, испепелив весь мозг без остатка. Я едва не свалился с лошади, лишь чудом успев ухватиться ослабевшей рукой за поводья. Она с детской непосредственностью поздоровалась со мной и спросила как меня зовут. А я — о, болван! — стукнул себя кулаком по лбу Анворд, — покраснел от смущения, потупил взор и что-то промямлил в ответ. Клянусь богами, я слышал, как посмеиваются в бороды мои спутники! Но тогда мне было все равно…

Собравшись с усилиями, я все же взглянул на нее. Ее образ до сих пор стоит у меня перед глазами! Прекрасное, милое и чистое личико с огромными серыми глазами укрывали длинные волны блестящих каштановых волос. Она казалась такой хрупкой в своем узком платьице, что если бы я прикоснулся к ней своими грубыми руками, то наверняка что-нибудь сломал. Она меня покорила, ослепила, разрушила и разметала! Словно все во мне разбилось на мелкие осколки, больно колющие в самое сердце.

Словно на ватных ногах я проследовал за ней в комнату, где ждал меня Ефрост. Мы говорили с ним, однако я отвечал что-то невпопад, думая лишь только о ней. Наконец, я не выдержал и спросил Ефроста о девушке. Казалось, он очень удивился моему вопросу, но все же ответил, что девушка эта его дочь, зовут ее Ламинией, ей восемнадцать лет и он души не чает в своей дочурке.

Возвращаясь в Крам, я всю дорогу повторял ее имя. Ламиния, Ламиния! Это слово раскаленным гвоздем жгло мне голову. С того самого времени я хожу сам не свой, потерял покой и сон, у меня даже ухудшился аппетит. Одним словом, я страдаю! Страдаю от любви!

Анворд уставился в стену безнадежно-тоскливым взглядом. Он весь осунулся и сгорбился, мигом потеряв всю солдатскую выправку. Тэрон понял, что настала его очередь говорить.

— Так в чем же дело, командир? Езжай в Сенстал, признайся Ламинии в любви, да попроси Ефроста отдать девушку тебе в жены.

— О! — воскликнул Анворд, посмотрев на фарсунианца мутными глазами, в которых плясали какие-то дьявольские огоньки. Такие глаза обычно бывают у сумасшедших и одержимых. — Для этого ты мне, Тэрон, и нужен. Дело в том, что я боюсь туда ехать. Я смущаюсь даже посмотреть на нее, не говоря уже о признании в любви. Это выше моих сил, выше меня! Поэтому, это сделаешь за меня ты. Тэрон, ты поедешь и посватаешь за меня Ламинию!

Едва Тэрон приблизился к воротам Сенстала, как понял — что-то не так. Начиная с того, что ворота форта были наглухо закрыты в ясный день. Хотя обычно, пока не наступали сумерки, ворота во всех северных фортах всегда оставляли открытыми. Если, конечно, форт не находился в осаде. А Сенстал явно не осаждался, иначе вряд ли Тэрон беспрепятственно добрался бы к нему так близко. Однако стражники трижды переспросили фарсунианца кто он такой и для чего приехал, прежде чем впустить внутрь. При этом рожи у них были подозрительные и донельзя мрачные, будто они подозревали Тэрона в сговоре с местными дикарями. Фарсунианец удивился такому обращению, но виду не подал.

Сенстал являлся самым западным фортом Северной провинции и располагался практически на самом берегу океана. Местность здесь была угрюмая даже для этого сурового края: лишь голые заснеженные скалы и холмы, укрытые редким лишайником. Севернее начиналась ледяная тундра, откуда прилетели самые буйные и злобные ветры. Бывало, на Сенстал совершали набеги людоеды, но это случалось очень и очень редко. Форт стоял на открытом месте и не было никакой возможности подобраться к нему незаметно. К тому же, ближайшее племя дикарей жило во многих днях пути отсюда, поэтому им было не очень удобно нападать на Сенстал.

Проезжая по форту, Тэрон заметил, что угрюмость и подозрительность присущи не только стражникам у ворот, но и всему населению поселка. Люди ходили какие-то заторможенные и подавленные, бросали друг на друга злые и недоверчивые взгляды. Словно какая-то неведомая болезнь охватила их всех одновременно.

У одного рыбака, чинившего сеть у своего дома, Тэрон спросил где живет комендант. Тот неохотно указал ему путь, хотя, с большей радостью — Тэрон видел это по глазам рыбака — вцепился бы фарсунианцу в глотку.

Найдя дом коменданта, Тэрон спешился и привязал своего коня Быстрого к деревянным перилам крыльца. Неожиданно дверь дома открылась и оттуда вышли два огромных воина. Их мощные тела обтягивались блестящими кольчугами, квадратные лица с крупными чертами были выбриты до синевы, маленькие глаза-щелочки недружелюбно смотрели на пришельца, а руки сжимали большие топоры, какими обычно пользуются простые лесорубы.

— Чего тебе надо? — грубо спросил один из них, в круглом шлеме с рогами, ткнув пальцем в Тэрона.

— А тебе какое дело? — так же неприветливо ответил фарсунианец, ложа руку на пояс с мечом. — К вам, ребята, у меня нет никакого дела, и поэтому не стойте у меня на пути.

— Однако, ты — нахал, — сказал второй воин, имеющий всего лишь половину правого уха. — Ломишься в дом без приглашения, да еще и грубишь нам, хотя сам здесь едва ли больше двух клепсидр. Сдается мне, ты сюда приехал, чтобы получить хорошую взбучку. Могу тебя уверить, что ты попал по адресу.

С этими словами он перехватил топор двумя руками и сделал шаг вперед. Тэрон, в свою очередь, проворно отскочил в сторону, на ходу обнажая клинок. Сталь хищно сверкнула в его руке блестящей полосой.

Но тут дверь дома опять отворилась и на пороге появился еще один человек. Он был стар и сед, белая борода опускалась ему на грудь, но тело еще хранило много сил и бугрилось мускулами. Взгляд старика, безразлично и устало скользнувший по фигурам задир, выражал столько боли и отчаяния, что совсем нетрудно было понять о страшном горе постигшем человека.

— Что здесь происходит? — произнес он хриплым голосом, в котором однако прозвучали привычные нотки власти.

— Командир, этот наглец пытался пройти к тебе, — Пол-уха почтительно склонил голову перед Ефростом. В том, что это был он, Тэрон не сомневался ни на секунду. — Мы вежливо спросили кто он и чего надобно. В ответ же услышали грубости. Понятное дело, мы его даже на порог не пустили бы.

Дуболомы радостно закивали головами, довольные тем, что так ловко свернули на фарсунианца всю вину. В этот момент они походили на маленьких детей, совершивших какую-то мелкую пакость.

— Как же, знаю я вас… Небось сами затеяли перебранку, вечно у вас руки чешутся, — усомнился Ефрост, качая седой головой. Затем он внимательно посмотрел на Тэрона. — Кто же ты такой и зачем так стремишься со мной встретиться?