В-четвертых, мысли прохожих перестали быть для меня загадкой. Нет, голосов в своей голове я не слышал, но точно ЗНАЛ, что сейчас сделает тот мужчина в сером костюме от Hugo Boss, или та брюнетка в клетчатом платье. Последнее свойство я находил забавным, но очень скоро понял, как хорошо мне жилось, когда я не знал всего этого.

Конечно, это были не те способности, о которых говорил Макс Физ. Но и того, в чем я смог разобраться, хватало, чтобы по коже победным маршем шествовали мурашки. Если не считать того, что я одновременно потерял и работу, и крышу над головой, жить это не мешало… Элис взяла меня к себе, поэтому я не парился. Напрягало лишь едва заметное предчувствие, что проблемы только начинаются. Я старался не придавать этому значения. Иногда получалось.

***

Что меня частенько спасало, так это наблюдательность. Даже на прежней работе подобное качество было сравнимо с золотой жилой. Скуденькой такой, но бесперебойной. Кому рассказать плаксивую историю, чтобы шибануть десятку фунтов поверх чаевых; перед кем заломить цену, ссылаясь на непреднамеренные расходы, да еще сделать это так, чтобы не прознало начальство – все решал мой наметанный глаз. Хотя нет, дело не в глазах. Просто во мне всегда это было. Предчувствие? Интуиция? Может, и так…

«Как висяк не назови, стоять от этого у тебя не будет!» – ворчал мой дедушка, и был прав. Но иногда я знал, что скажет незнакомый человек в следующую секунду. Это давало мне преимущество, которое можно было превратить в деньги. Хотя и обломы случались. Главное здесь было – не перегнуть.

Поэтому когда Элис потащила меня знакомиться с родителями, я не протестовал. Чертовы старики заставляли мою натуру паниковать, что в отместку сменялось чувством собственного превосходства. Мол, глядите на меня, старые перечницы: я молод и красив, хоть и беден, а вы уже двумя ногами стоите в могиле, так что дорогу! Дешевая бравада, я знаю. А все из-за страха когда-нибудь превратиться во что-то подобное.

Надо отдать моей развратной медсестре должное: она удивлять умела. И делала это эффектно. Чего стоит этот ее поход в клинику для раковых больных. Оказалось, что ее матушка смертельно больна. И болезнь эта вошла в последнюю стадию, из-за чего бедняжка по большей части пребывала в тяжелой морфийной отключке.

Это было мое самое странное знакомство с родителями. И самое быстрое. Торжественная стерильность палаты, мерное тиканье приборов жизнеобеспечения… Никаких анкетных вопросов, неловкости, фальшивых любезностей. Просто тело немолодой женщины, стремящееся вернуться к своему естественному состоянию – вечного сна.

Элис тихо поздоровалась с мамой. Присела на край кровати. Взяла женщину за руку. Когда назвала мое имя, глаза под ее веками чуть шевельнулись. Я старался не смотреть в сторону больной, но даже короткого взгляда хватило, чтобы отметить: былая красота матери передалась ее дочери в полной мере.

Затем последовало краткое прощание. Поцелуй в лоб. Тихий скрип двери. Все!

Пожалуй, в этот миг я понял, что Элис – лучшая девушка, которую я встречал в своей жизни. Но было и еще кое-что. Считайте меня бесчувственной скотиной, но, покидая палату, я заметил серьги в ушах больной. Серебряные серьги с большими красными камнями. Рубинами. Они слабо пульсировали в лучах кварцевых ламп, будто два маленьких сердца, заключенных в кристаллы.

Конечно, дело было не в украшениях. И даже не в их хозяйке. Они послужили мне лишь зацепкой, крючком, на который были нанизаны таящиеся во мне воспоминания. Когда мы покидали хоспис, в небе кружили вороны, оглашая мир своим зловещим карканьем. Их уродливые силуэты напоминали замочные скважины, которыми были усеяны облака.

Напротив хосписа стояла небольшая часовня. Перед входом в нее застыл коленопреклонный мраморный ангел. Его руки были сложены в молитвенном жесте. Смотрел на него я уже с земли, распластанный неведомой силой. В голове больно гудело, перед глазами кружились образы, разрозненные картинки.

Я хотел успокоиться, взять себя в руки, но чем сильнее пытался, тем хуже мне было. Волны дурноты накатывали снова и снова. В ушах выл нестройный хор голосов. Я чувствовал, как трещит по швам мое сознание, как безумие давит на виски тяжестью десятков вселенных. Мечтая потерять сознание, я закрыл глаза и отдался мутному потоку из снов.

Мне показывали удивительные вещи, в сравнении с которыми даже полотна Босха – детские раскраски. За такие видения наркоманы всего мира не раздумывая расстались бы со своими душонками. Даже охотники за картинками²⁵ захлебнулись бы слюной. Жаль, что я ничего не помню…

Кроме одного. Ангела-Ворона. Тахина²⁶ с человеческим телом и огромными крыльями. Он был одет в серую хламиду и сжимал в руке вопросительный знак. В его птичьих глазах сверкали звезды чужих миров, а биение сердца эхом отдавалось в моем горле. Это существо так четко врезалось в мою память, что я могу нарисовать его с закрытыми глазами. Даже теперь.

Но то было не главное. Я знал, что Ворон реален. Что я уже видел его. В этом самом городе. Быть может, не прямо сейчас, не в ту секунду, когда Элис пыталась сделать мне искусственное дыхание… Я просто знал, что скоро тахин появится вновь. Он будет маячить у всех на виду, может быть, просить милостыню или открывать двери прохожим. Но он точно БУДЕТ.

И я даже мог сказать, где именно.

***

Три года назад в Пиблсе произошло жуткое событие. Сгорел Университет²⁷ – место притяжения различных странных субъектов, называвших себя учеными темных искусств. Не знаю, что преподавали там эти люди, но с их появлением в городе стало небезопасно. С наступлением темноты никто из моих знакомых на улицу не высовывал носа без надобности. Поэтому, когда скандальное расследование нашей доблестной полиции привело к захвату Университета и обширному его возгоранию, мы были только рады. Пожалуй, то был единственный раз, когда я выказал расположение нашим легавым.

Знаменитый пожар был устроен с размахом. В его пламени погибла большая часть обитателей Университета, а все корпусы, включая прилегающий парк, превратились в пепел. Несмотря на давность события, воздух там по-прежнему пропитан гарью и запахом паленой плоти.

Это место всегда считалось проклятым. О народе, который оно притягивало, как магнитом, ходила дурная слава. Но даже после этой жуткой трагедии всяких отщепенцев там только прибавилось. Готы, некрофилы, психи, извращенцы – лишь малая часть персонажей, облюбовавших живописные развалины Университета. Эта публика была настолько отталкивающей, что рейсовые автобусы, проезжавшие мимо, перестали делать там остановку. Даже не всякий таксист отваживался на путешествие по пожарищу, если у его клиентов вдруг появлялось такое странное желание.

Короче, возможности попасть в Университетский квартал оказались ограничены. Но все же они были. Когда я сказал о своих намерениях Элис, она посмотрела на меня тем сочувствующим взглядом, которым одаривают впечатлительных детей: мол, «бедное мое солнышко, тяжело тебе в жизни придется…». Мне и самому эта идея казалась бредовой, только она застряла в мозгу раскаленной иглой и мучила нестерпимо. Я был готов, что моя подруга покрутит пальцем у виска или позвонит психиатру, но ее желание составить мне компанию лишило меня дара речи. Я бы всерьез начал за нее беспокоиться, если бы не был так занят собой.

Таксист тоже ломался недолго. Наверное, он просто не понимал сути нашей просьбы. Его выдавал маслянистый блеск в глазах, зрачки которых почти поглотили радужку. Очевидно, что того количества опиатов, которые он принял, могло хватить на целое реанимационное отделение. Ехать с ним мне хотелось еще меньше, чем переться к Университету на своих двоих, но альтернативы я не видел.

Глядя, как мимо проносятся фасады зданий Биг Тауна, я даже подумал, что сегодня один из тех редких дней, когда все происходит так, как ты хочешь. Правда, это ощущение покинуло меня, когда в нос ударила вонь пожарища. И без того серое небо поблекло еще больше, как будто все краски из округи отсосали гигантским шприцем. Осталась лишь серая обойная подложка, до смерти тоскливая.