Как и остальные, бедно обставленная комната. У них не было необходимости в ином. Как и возможности. Лишь самые нужные живому человеку элементы интерьера. Живому. Потому что каждый здесь по-прежнему ощущал себя живым. Одно окно, выходящее в поле тьмы. Единственный источник света находился снаружи, висел прямо над окном, и едва просвечивал внутрь сквозь стекло. Я сидел в кресле прямо перед ним. И видел только черноту. Будто в кошмарном сне. Вот только она не пугала. Может даже наоборот, вселяла некое спокойствие. Призывала раствориться в ней и ощутить неведомую живым безмятежность.
У противоположной стены стола небольшая в длину детская кровать. Рядом прикроватная тумбочка. На ней я заметил несколько игрушечных фигурок из дерева. Рука мастера узнавалась сразу. Думаю, Чиж любил этого мальчика, не смотря на то, что тот не был его кровным братом. Члены этой самозваной семьи были друг другу куда ближе, чем многие из настоящих семей, которые я видел раньше. Одни лишь кровь и фамилия не делают людей близкими.
Я поднялся на ноги и подошёл к кровати. Только дерево, больше ничего. Лишь тонкая, покрытая сверху ткань. Скорее похоже на лежанку в какой-нибудь старинной темнице. Я лёг, поджав ноги, чтобы уместиться. Ничего. Никакого привычного расслабления в мышцах. Они больше не напрягались. И я не чувствовал, насколько жёсткое это ложе. Очередное странное чувство. Будто смотришь на всё происходящее из своих глаз, телом находясь где-то далеко. Где-то в невесомости. Мы все здесь в невесомости. Мы легкие. Как мыльные пузыри. Мы все здесь нарисованные люди, что никогда не устают. Нарисованные на огромном чёрном полотне.
Мне было известно, зачем я здесь сейчас. Почему один. Чтобы принести в этот мир ещё немного света. Для них это интимный процесс. Все этим занимались, но никто не желал, чтобы их кто-то видел. Они прятались от чужих глаз в своих тёмных комнатах и перетасовывали своё горе, словно карты в очень большой колоде. Этим здесь живут люди. Горе их сюда привело, и горе даёт им свет. Это мир, живущий горем. Но я не мог… Не хотел. Даже не помню, когда в последний раз при жизни лил слёзы. Наверное, ещё будучи ребёнком. А потом, чтобы не произошло, просто не мог. Как будто лишился этой возможности навсегда. Порой хотелось закричать, выплеснуть свою ярость, крушить всё вокруг до тех пор, пока обжигающий внутренности огонь не лишится остатков кислорода и не потухнет. Но не сейчас. Сейчас я был спокоен. И безмятежен. Не из-за того, что опустошён, как раньше. Как при жизни. А потому что все проблемы и переживания остались в прошлом. Действительно в прошлом. Которое отделяла от меня линия смерти.
Я помню последние недели моей жизни. Как бессилен я был. Как трудно было заставиться себя подняться с постели, чтобы вернуться к своим привычным делам. Как трудно было найти хоть какие-то причины для этого. Как трудно было делать вид, что всё в порядке, чтобы избежать лишних вопросов. Ужасное чувство, словно чёрная дыра пожирает тебя изнутри. Медленно и больно. Я был истощён. Силы закончились, а новым взяться было неоткуда. Но порой бывали и другие дни. Когда я просыпался, чувствовал себя новым человеком. Знал, что и как нужно делать. Однако чем сильнее рвение, тем быстрее выдыхаешься. Это был только самообман. Чтобы спастись. Вот только спасаться мне было поздно.
Первые мысли о самоубийстве были лишь фантазиями в стиле: «А что если бы…» Но многие мои дела начинались с подобных фантазий. Тех, что со временем превращаются в навязчивые идеи. Кажется, что просто ради забавы ты продумываешь план действий, всё до мельчайших деталей. А потом рождается вопрос: «Почему бы и нет?»
Всё чаще я брал в руки свой балисонг. Просто вертел в правой руке, скрывая и раскрывая лезвие, вспоминая старые движения. Проводил указательным пальцем по острию. Красная тёплая струйка стекала вниз по ладони. Не выношу вид малого количества крови. Отрезанные конечности, внутренние органы, кровь литрами, у меня это не вызывало отвращения. А всего пара капель была некой странной фобией. Интересно, пойдет ли кровь, если я порежу себя сейчас?
Оставалось лишь закончить некоторые дела. Оборвать контакты. Избавиться от информации. Можно сказать, я подчищал следы. Не хотелось, чтобы после смерти всплыло что-то лишнее. Главное всё сделать быстро и тихо. Как это делают настоящие самоубийцы. Я не был из тех позёров, которые громко кричат на весь мир, что покончат с собой. Такие лишь пытаются привлечь внимание. Они боятся смерти. Я же собирался уйти ради себя, не ради других. Не из-за других. Просто потому что пора. Даже не оставив предсмертной записки. Никто всё равно бы не понял. Я просто собирался уйти. И раз уж на то пошло, пусть для них это останется загадкой. Как и многие мои решения. Те, которые мало кто понимал. Большинству было проще выставить меня злодеем, чем понять.
Я решил делать это днём. Пока окружающие слишком ослеплены солнечным светом и своей въевшейся в мозг обыденностью. К тому же, уходить вот так под покровом темноты, мне казалось кощунством. Будто совершать грех прямо на руках у матери. Ведь темнота была столь родной мне, на протяжении многих лет. Она укрывала меня и те самые мысли, что водили безостановочные хороводы в моей голове. Никто иной не даровал мне столько жизни как она. Но тьма, которая здесь… Совсем не та. Скорее монстр, который прикинулся кем-то близким тебе и ждёт момента, когда ты поверишь ему, чтобы сомкнуть свои челюсти на твоей шее. Кто знает, скольких это чудовище уже поглотило и когда примется за нас.
И вот настал тот самый день. Солнечный. Как мне и хотелось. Наполненный воспоминаниями о далёком прошлом, когда всё ещё было легко и ясно. О лучших годах. Я словно в последний раз выглянул в лучший мир, которого больше нет, прежде чем заколотить намертво все двери и окна.
Всё это привело меня сюда. В эту Тьму. В эту комнату маленького мальчика, который очутился здесь по каким-то загадочным причинам. И прокручивая всё это в голове, как видеозапись, я вроде бы должен чувствовать боль и тоску внутри, которые слезами и призрачным светом могут выплеснуться наружу. Но их нет. Во мне ничего нет. Словно чувства и эмоции, от которых я так был зависим при жизни, умерли вместе с телом. Вытекли вместе с кровью из сделанного моей рукой пореза. Может, поэтому я не мог до сих пор принять себя одним из них? Потому что они всё ещё были живы, не смотря ни на что. А я? Я был мёртв.
А может я просто устал? Устал постоянно смотреть назад. Возможно, цепь, что держит меня, ещё не натянулась, и позже я осознаю, что не могу уйти далеко. Уставший. Но не мёртвый. И этому уже было одно доказательство. Улыбка девушки, которая так же, как и я, когда-то разочаровалась в жизни. Не справилась с последствиями. Так же, как и я, приложила лезвие к своей руке. Её улыбка. Та самая, когда Софья сбилась во время игры на гитаре. Когда долго и стеснительно молчала, а потом… Улыбнулась, так пристально взглянув на меня. И с того момента, я не могу избавиться от увиденного. Неужели это то, о чём я думаю? Нет. Лучше бы я ошибался. Для меня никогда это не заканчивалось ни чем хорошим. В итоге оставалось лишь бежать…
Но куда бежать теперь? Когда знаешь, что умрёшь, надеешься на некий выход, ведь рано или поздно это всё равно закончится. На что же надеяться, когда ты уже умер, и впереди только чёрная бесконечность?
Нужно быть осторожнее. Хватит повторять старые ошибки. Иначе грош цена моему поступку, который привёл меня сюда. Правда, оказаться в подобном месте, я никак не ожидал. Только чего я ожидал? Не знаю. Так странно. Я совсем об этом не подумал. А ведь раньше всегда старался смотреть вперёд, и старался ничего не пускать на самотёк. Всегда был предусмотрителен. Неужели я настолько истощился, что совсем не подумал о последствиях? Хотя, когда речь идёт о смерти, последствия предугадать сложно.
Они зовут меня Данте. Интересно, сколько сумерек и, составленных из них, лет должно минуть, прежде чем я забуду своё настоящее имя? А может теперь это и есть моё настоящее имя. «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…» Прожил я конечно меньше годов, чем подразумевал итальянский поэт, но строчки мне столь близки. Я любил Божественную комедию. И теперь мне нравилось носить имя её автора. Вряд ли мне суждено пройти его путь. Он закончился, не успев начаться. Я человек с чужим именем. Человек без прошлого. Но один ли я здесь выдаю себя кем-то другим? Настоящие ли те имена, которыми мне представились? Люди без тёмного прошлого сюда не попадают. Иначе бы этот мир был светлым, а может даже напоминал бы Рай, в который Биатричи Портинари сопроводила своего возлюбленного Данте.
