Собираюсь забрать свой кофе и вернуться за столик, как взгляд парня вдруг устремляется мне в лицо. Такой пристальный словно… словно он разобраться в чём-то не может, словно это я его в замешательство каким-то образом привела. А, ну да, представительница высшего класса в лохмотьях. Это довольно смешно. Ха. Ха.

Собираюсь молча протянуть руку за кофе и оставить этого странного посетителя и дальше вести беседы с кассиром, но пошевелиться не могу, сказать и слова не могу, даже взгляд от него отвести не могу. Будто… одними глазами своими меня загипнотизировал, велел не двигаться, взглядом к полу пригвоздил. Чувствую, как мурашки крадутся вдоль позвоночника, неприятные такие мурашки, даже пугают немного.

– Кофе, – удаётся выдавить из себя всё с тем же безразличием.

– Прошу, – пропускает меня вперёд. – Возьмите свой.

– После вас.

Берёт один из стаканчиков и смотрит невозмутимо:

– И? – интересуюсь.

– И?

– Вам же сказали: красный.

– Значит, этот ваш. Можете не благодарить, – одаривает меня улыбкой, вручает мне мой кофе, забирает со стойки свой и отправляется за столик в самом дальнем углу заведения, пока я провожаю его высокую фигуру заторможенным взглядом и ничего с собой не могу поделать, путаюсь в собственных мыслях, осознать пытаюсь, что только что говорила с человеком, который, судя по тому, что я видела, проник в город незаконно, то есть – уже практически мертвец.

Будущий мертвец, которому сегодня было суждено меня подставить. Сразу после того, как он подменил кофе брюнетки за столиком у окна на свой, а на улице каким-то «чудесным» образом загорелся мусорный бак.

Парень успел сбежать, а я даже не попыталась. Входы и выходы успели перекрыть до того, как я пришла к выводу, что нужно было последовать за тем парнем. Нужно было бежать со всех ног, ведь теперь это всё, что мне остаётся. Но я сама себя шанса лишила. Пока прибывшие копы загоняли посетителей обратно в кафе для выяснений обстоятельств, я продолжала сидеть за столиком… со вкусом кофе на языке, со жжением в глазах, со смятой в комок запиской в одной руке, с украденной парнем ID-картой в другой и со стойким чувством стыда перед самой собой. Ведь какой бы перепуганной не выглядела та девушка в жёлтом костюме, даже у неё хватило смелости и сил сбежать, ведь её сейчас нет среди посетителей, а я… а я как обычно не смогла посмотреть в лицо страху.

«Это конец», – была уверена. Сейчас меня отвезут в участок, и уже через несколько часов я буду обвиняться не только в воровстве, но и в убийстве собственного мужа.

Я люблю цифры. Люблю умножать, складывать, отнимать в уме… люблю просто считать.

Я была на четыреста семидесяти пяти, когда полицейский с прищуренными, полными заочного обвинения глазами, остановился напротив меня и потребовал вывернуть карманы и открыть рюкзак.

Я была на четыреста восемьдесят восьми, когда одно из витринных стёкол с оглушительным звоном посыпалось на пол, а в следующее мгновение помещение начал затягивать густой беспросветный дым.

Я сбилась со счёта, когда такси со свистом шин резко затормозило, едва не отправив меня на тот свет.

Я начала счёт заново, притаившись за мусорным баком во внутреннем дворике китайского ресторана, от которого рукой подать до пересечений улиц Лейк-стрит и Фултон-стрит.

«10.00. Школьный автобус. Беги, Ханна! Ты будешь свободна!»

Ханна

Настоящее

– Слушайте! Да это просто развод! Развод чистой воды, говорю вам! – Марша больше не выглядит уверенной, знатно побледнела, глаза растеряно бегают, а пальцы так и тянутся к горлу, будто проверяя, не наступает ли удушье, что в лишний раз доказывает – у нашего лидера-оптимиста не так уж всё и оптимистично.

– Уже минут сорок прошло! – подхватывает Кайла, рьяно кивая головой и нервозно посмеиваясь. – Если бы вода была отравлена, один из нас уже был бы трупом, разве нет? Я ведь права? Чёрт побери, я ведь права!

Саму себя убедить пытается.

– Сама спросила – сама ответила, – пускает шпильку в её адрес близнец-весельчак по имени Шон. – Нам и напрягаться не надо.

– Тебе весело, придурок? Походу все мозги брательнику твоему достались, а? – рявкает на него Чед, и Марша успевает перехватить его на полпути к Шону глухим ударом ладони о грудь. Смотрит ему в лицо и будто одним взглядом рот закрыть приказывает, и вот что действительно удивляет – Чед слушается: отшвыривает от себя руки Маршы, круто разворачивается, сцепливает пальцы на коротко выбритом затылке и молча отходит в сторону.

– Круто! Научишь? – восторженно смотрит на Маршу близнец Шон, но та будто не слышит: сверлит взглядом пол какое-то время, вдруг подхватывает с него свою бутылку с водой и яростно запускает в стену. – Чёрт!

– Как глупо, – лишь я одна слышу комментарий парня в капюшоне, который с очевидной жалостью наблюдает, как по полу расползается лужа воды.

– Не твоя ведь, – бросаю ему, и парень медленно переводит на меня почерствевший взгляд. Глаза сужает с таким видом, будто я вообще в его сторону рот открывать не имею права, и он конкретно ошибается, если действительно так думает. Человек, который меня подставил, услышал бы гораздо больше, если бы мы с ним не оказались в одной лодке, которая медленно идёт ко дну.

Сжимаю в ладони бутылку с водой, молча поднимаюсь на ноги, и отхожу к стене, на которой и места «живого» из-за количества граффити не осталось.

Закрываю глаза и начинаю считать.

Один. Два. Три. Четыре…

Это всегда помогает сосредоточиться.

Пять. Шесть…

– Сколько времени осталось? – Голос придурка Линка сбивает, приходится начинать счёт заново.

– Один час девять минут, – негромко отвечает парень в капюшоне и следом по залу проносится басистый крик Чеда:

– Почему вообще у этого чудика часы не забрали, а?! У меня вот всё забрали!

– Это всё, что тебя сейчас волнует? – вспыхивает в ответ Кайла.

Слышу громкие шаги Чеда за спиной.

– О, больше игра не кажется тебе веселой, да, детка?

– Пошёл ты! – огрызается Кайла.

– В зале больше нет часов. Только у него, – на фоне ругани этой парочки доносится голос Марши. – Эй, парень? Парень?! Ты, с часами. Есть предположения?

И далеко не сразу ленивое:

– Нет.

Тяжёлый вздох Марши:

– Ладно. Как тебя зовут хоть?

И тут даже эта парочка неадекватов затихает, будто имя владельца часов способно как-то помочь узнать, кто из нас был отравлен. Однако совру, если скажу, что не прислушалась.

– Ной, – спустя долгую паузу отвечает парень и… и ругань Кайлы и Чеда тут же возобновляется.

– Но-о-ой! – орёт Чед, тыча в него пальцем. – У Ноя на руке часы! Ной – единственный, кто не отпил из бутылки! А теперь попробуйте сказать мне, что это вообще ни фига не подозрительно! Чтоб вас всех! – С разворота ударяет ногой по стене. – Я не хочу подыхать!

– Учитывая то, что один из нас не пил воду, есть шанс, что никто не отравлен. Маленький, но шанс, – медленно разворачиваюсь к нему лицом, и Чед пронзает меня таким свирепым взглядом, словно я не подбодрить пыталась, а только что для него место на кладбище забронировала.

Лишь спустя долгую паузу тишины раздаётся фырканье Кайлы:

– Вы действительно верите в то, что кого-то из нас отравили? Что это за яд такой: без вкуса, без запаха?.. Даже у него вода ничем не пахнет! – кивает на Ноя.

И как по щелчку пальцев взгляды всех устремляются на Маршу. Вот она – обратная сторона медали. Будь готов успокоить народ, предложить решение проблемы, если уж взял на себя такую ответственность.

Не завидую Марше.

– Мало ты знаешь о ядах, Кайла, – вздыхает та и на шумном выдохе опускается на пол. – Подождём ещё немного.

– Шикарно! – всплескивает руками Чед, приземляясь рядом. – Подождём и понаблюдаем, у кого из нас – придурков, – первого изо рта пена повалит!

Перевожу взгляд на Линка, который негромко переговаривается с девушкой в жёлтом костюме – Лотти, – и замечаю, как сильно у той дрожат руки. Не отдаю отчёта действиям, когда оказываюсь рядом с ней, хватаю за рукав кофты и отвожу подальше от этого урода.