Отец Джейкоб и Арон многозначительно переглядываются.

Ситуация из разряда тех, когда по идее удивляться должен я, а вышло всё с точностью да наоборот.

– Ты знал? – шепчет отец Джейкоб, подходя ближе и внимательно вглядываясь мне в лицо, а я, в свою очередь, продолжаю обводить взглядом мрачное помещение, освещаемое лишь парочкой керосиновых ламп, изучаю чертежи на стенах, вырезки из газет…

– Старомодно у вас тут.

– Ной?.. – голос Арона звучит отчуждённо. – Ты знал? Знал, чем мы здесь…

– Не особо вы и шифровались, когда перешёптывались и знаки друг другу подавали. Миссоны может и тупые, а вот я нет… ничего личного, Нортон. А от тебя, Арон частенько воняло канализацией, – перевожу на него твёрдый взгляд, – в то время, когда ты возвращался с очередного свидания. Насколько логичным было убеждать себя в том, что твои свидания проходят в городском коллекторе?

– Но… но почему ты ничего не сказал? – Глаза Арона напоминают две большие пуговицы. А ещё он злится. – Почему не сказал, что знаешь о… о нас?!

Пожимаю плечами:

– Интересно было… насколько сильно вы во мне нуждаетесь.

– Да кем ты себя возомнил, сопляк? – рычит Нортон, тряся челюстью. – Нам солдаты нужны, а не такие букашки, как ты!

– Тогда почему я здесь? – бросаю на Нортона невыразительный взгляд.

– Довольно, – отец Джейкоб определённо имеет авторитет в глазах этого миссона, раз тот тут же смолкает и на тяжёлом вздохе опускается на один из деревянных ящиков, каких здесь с десяток.

– Ной? – зовёт меня священник. – Арон много нам о тебе рассказывал. Не держи на него обиду, ему запрещено было вводить тебя в курс дела раньше времени.

– И по какой же причине у него появилось разрешение ввести меня в курс дела сейчас?

– Арон заверил, что нам пригодятся твои мозги.

– А-а… вот как.

– Ной! – вспыхивает Арон. – Мы здесь не шутки шутим, а серьёзные проблемы решаем!

– Мечтаете сломать систему? – щурю глаза.

– Не просто мечтаем! – раздаётся женский голос за моей спиной. – Мы сделаем это! Мы сломаем систему!

Отец Джейкоб проносится мимо и принимается жать руку прибывшим соратникам, пока я рассматриваю каждое из лиц и мысленно отмечаю, что большая часть из этих людей была в моём списке подозреваемых вместе с Ароном.

– Думаю, нет смысла представлять вам Ноя, верно? – отец Джейкоб делает взмах рукой в мою сторону. – Все его знают? С этого дня, разумеется, если Ной согласится, он примкнёт к нашим немногочисленным рядам борцов за справедливость.

– Боже, отец, сколько пафоса, – фыркает та самая Мейси, с которой у Арона состоялось не самое лучшее свидание, после которого она сама его бросила.

– А это кто? – киваю на парня, чьё лицо никак не удаётся рассмотреть в тусклом освещении. И даже когда он подходит ближе, я не могу вспомнить, чтобы раньше его где-либо видел. – Новенький?

– Не совсем, – рука отца Джейкоба мягко опускается на моё плечо, и он представляет мне человека, с которым у нас никогда не сложится хороших отношений. – Ной, это Линкольн Поузи. Линкольн, это Ной.

– Просто Линк, – вставляет парень, дружелюбно мне улыбаясь.

– Линк не является членом нашей резервации. Он здесь тайно, благодаря связям Нортона. Но Линк является полноценным участником повстанческого движения, не смотря на ID-карту второго уровня и весьма влиятельных родителей… Он на нашей стороне.

– Не особо влиятельных, раз они позволили выслать моего брата в резервацию, – Линк протягивает мне руку и лишь спустя паузу напряжённой тишины, я отвечаю рукопожатием.

– Он наш связной, – на второе моё плечо опускается рука Арона. – Ему можно доверять.

– Так же, как и тебе? – спрашиваю Арона, а глаз с лица Линка не спускаю.

Дверь с грохотом распахивается, ударяя по стене, и в комнату влетает мальчишка Паркинсонов – Олли, недавно ему только десять стукнуло.

– Шухер! – задыхаясь, кричит Олли, едва пополам не складываясь. – Они… они… там… они… там… миссоны… они… старика Янси избили!

– Что?!

– Олли! Говори разборчивей!

Олли переводит дыхание и к своей неожиданности встречается глазами со мной:

– Ной… ты здесь? Прости, я…

– Что они сделали?! – не отдавая отчёта своим действиям, в три шага настигаю пацана, впиваюсь пальцами ему в плечи и грубо встряхиваю. – ЧТО ОНИ СДЕЛАЛИ?!

– Он что-то украл! – звенит голос Олли. – Твой дед что-то украл в продуктовом, и они избили его… Моника говорит, он… он не выживет. Мне жаль, Ной.

Ной

Настоящее

Смотрят на меня так, будто это я дверь закрыл.

Идиоты.

Смотрят так, будто у меня в кармане волшебный ключ припрятан, способный исправить глупейшую ситуацию, в которой все мы оказались благодаря Марше.

Не спорю, в её словах есть доля правды – рано или поздно дверь пришлось бы закрыть. Через час, три, или четыре, – когда жажда или потребность в пище дали бы о себе знать в полной мере, и мы были бы вынуждены двигаться дальше, продолжать играть, продолжать ходьбу по минному полю. Но, к собственному удивлению, во мне ещё сохранилась частичка того, что, как я думал, давно было утеряно – частичка надежды. Надежды на то, что этих часов может оказаться достаточно, чтобы кто-нибудь обнаружил место, в котором нас заперли, и вызволил на свободу без новых жертв.

Как велика была эта вера, и как сильно нуждался в ней я – уже другой вопрос.

Ситуация не предоставила мне большого выбора: либо я сдохну здесь, либо меня приговорят к смертной казни в городской тюрьме за нарушение закона. Вывод – всё, что могу, это тянуть время. Глупо. Но возможно только выигранное время подкинет мне третий вариант. Потому что я не готов умирать. И последнее, куда я хочу попасть – это в тюрьму «Нового мира».

И если выбора не будет, я предпочту смерть.

А ещё… с каждой минутой, потребность выбраться из этой комнаты становится всё больше и больше. Здесь я чувствую себя бесполезным, ни на что не годным. Здесь всё для меня видится в одном цвете. Эти стены… лампочки… всё похоже на сплошное болото тёмных, грязно-зелёных и серых оттенков. Именно в таком цветовом спектре видится мне этот свет. И даже больше – если бы они не назвали это «красной комнатой», я бы так и не понял, где нахожусь.

Поэтому мне и нужны Её глаза. И не только в этом помещении.

Почему именно она – Ханна? Потому что возникшее между нами и, как она думает – взаимное, недоверие, можно с лёгкостью превратить в сотрудничество на почве личных интересов. Главное , что интерес есть. Ханна умна, хоть и молчалива, она на «ты» с точными науками и не так проста, как кажется остальным. Что же касается остальных… вообще не вижу в них ничего, что может мне пригодиться.

Особенно в Марше.

– Ну и что нам теперь делать? – несмотря на свою лидерскую уверенность, Марша чаще других озвучивает наиглупейшие вопросы.

– Это рулетка. Её надо крутить, – не сдерживаюсь, разворачиваюсь к рулетке и во всём этом болоте из грязных оттенков, фокусирую зрение на единственном, что имеет для меня другой цвет – имена на рулетке горят жёлтым. Один слот пустой. В нём должно было быть имя того, кого, по мнению остальных я убил. Имя Чеда, чей труп остался за запертой дверью. Уверен, ему не дадут там сгнить.

– А занимательная фигня! Если что, я не против крутнуть! – усмехается второй среди присутствующих человек, который раздражает меня меньше возможного. Арс – парень, на чьё равнодушие к сложившейся ситуации, приправленное откровенным цинизмом, смотреть гораздо приятнее, нежели на поведение безмозглой куклы Кайлы, или слушать глупые шутки одного из близнецов. Лучше бы этот Шон молчал, как его брат. Молчит… но наблюдает.

Девушка в очках… Адель Бернар. Скорее всего, француженка американского происхождения, уж слишком чист её английский. А возможно всё гораздо проще и её имя, как и фамилия не настоящие. Если задуматься: с какой стати ей вообще было сообщать свою фамилию, когда Марша спрашивала лишь имя?.. Перенервничала? Привычка?..