– Правильно, Ваня. Бояться надо. Вот ты, – Берензон указал пальцем в сторону Игоря. – Я смотрю, не очень боишься, а вот друг твой волнуется, и это хорошо. Страх, он помогает. Вот Ванин папа был бесстрашный мужик, ничего не боялся. Здоровый как бык и замерз пьяным в сугробе. Я вот маленький, тощий, всего пугаюсь и жив до сих пор. Не понимаете, о чем я говорю? Вижу, что не понимаете, потом поймете. В общем, дорогу сюда забудьте, что были у меня, никогда не вспоминайте, никому не рассказывайте. Через месяц к тебе, Леша, придет Иван, он все расскажет, куда деньги, куда товар. Попробуете обмануть, пожалеете, что в тюрьму не сели. Ну все, ступайте, проводи их, Ваня.

Облака светились желтым, оранжевым и ярко-красным ближе к солнцу. Закат был скрыт домами, но небо вокруг, далекое и холодное, притягивало. Цвета менялись и перетекали: бледнели, снова вспыхивали от лучей другими красками, и долго смотреть на эту ненадежную реальность было больно.

Вова отвернулся, поморгал, прогоняя с глаз темные пятна. Теперь перед ним площадь Кирова, сливалась в целое и распадалась, как хорошо знакомая картина, где все знакомо и ничто новое появиться не может. Вот гигантские колонны Дворца культуры, вот елочки, памятник с протянутой рукой, холмики снега стараются накрыть лавки. Прохожие спешат пересечь открытое пространство, одинаковыми путями, как маленькие машины, оставляя морозный пар дыхания. За спиной остановился трамвай, без дребезга и шума, боясь нарушить тишину.

Перед глазами Вовы табличка: «Обмен. Покупка – 3000, продажа – 3500». Официальный курс на 2 декабря – 3249 рублей, но это Вове надо держать в голове. После «черного вторника» в октябре желающие закупиться долларами успокоились, ждали, далеко ли валюта пойдет вверх или вдруг опустится до прежнего уровня. На самом деле ничего в этом не понимали, а Вова знал, что, куда бы ни направился курс доллара, он останется с прибылью.

Рядом другая табличка – «Золото, серебро, антиквариат». Впереди Новый год, и эти черные куртки и серые пальто придут за наличными, принесут кольца, цепочки, брошки, чтобы купить подарки и продукты на праздник. Чем они беднее, тем меньше торгуются. Самое удивительное – приличных штанов у них нет, а золото есть и 100 долларов в подкладке на черный день, и кто знает что еще.

Скоро пойдут трамваи с заводов, пятница, начало месяца, а зарплату почти везде задерживают. Может, захотят кольцо пропить, а потом уже пора собираться.

– Ну, ты че?! Болеешь?! – Вова с тоской и упреком смотрел на кусок асфальта перед палаткой, весь усыпанный мелкими замерзшими плевками. – Я здесь чищу, Никит, ты гадишь.

Паренек в спортивной куртке пожал плечами, делал он это от безделья, а не по злому умыслу.

– Сходи-ка чай принеси. – Вова не глядя достал из сумочки на поясе пару тысяч рублей из толстой пачки. – Сдачу вернешь.

Никита кивнул, осмотревшись, взял с места и легко перебежал через дорогу.

– Здорово, Вован.

Вова обернулся и пожал руку Шурику. Бандит держит здесь палатку и уже хорошо поднялся, чтобы самому целый день не стоять. Хоть и моложе, а удачливее и богаче Вовы. Раньше встречались на соревнованиях, но на ринге – никогда. Весовые категории разные.

– Подмогу тебе прислали? – кивнул Шурик на Никиту, стоявшего перед ларьком на другой стороне. – Спортсмен?

– Пятиборец. – Шурик на это презрительно хмыкнул, и за Никиту стало обидно. – Второе место по области.

– Че не первое?

– Говорит, лошадь подвела.

– Да-а-а. – Шурик обвел взглядом площадь Кирова. – Конюх здесь не поможет.

– Зато стреляет метко, – улыбнулся Вова, утаив, что пистолета у Никиты нет.

Никита собирался перейти дорогу с двумя стаканами чая, но трамвай остановился, выпуская рабочих, и заслонил его.

– Тебе стрелка приписали, потому что у Начальника проблемы с афганцами?

– Не знаю.

– Поделился бы он карьером, – сказал Шурик. – Другие теперь времена настали, кончились легкие деньги. Теперь хитрее надо быть. Так просто не придешь, не скажешь, мол, мое и не ебет.

– Не скажешь, – согласился Вова, протягивая руку к горячему пластиковому стаканчику.

– Береги себя, Вован, – кивнул Шурик и, с усмешкой посмотрев на Никиту, удалился к своей палатке.

– Это кто был?

– Шурик, знакомый, – ответил Вова, прихлебывая чай и наблюдая, как Никита зубами пытается снять фантик со «Сникерса». Солнце исчезло за невидимым горизонтом, быстро сдавая края неба фиолетовой тьме. – Сворачиваться скоро начнем, не будет сегодня больше торговли.

Вова поставил чай на маленький прилавок и, пока не совсем стемнело, сел в палатке пересчитывать кассу. Две тысячи долларов, не считая мелочи, и шесть миллионов рублей. Он проверил выручку на калькуляторе, записал в зеленую школьную тетрадь с подписью – «Ноябрь – Декабрь». Деньги разбил на разные стопки, перетянул резинкой и убрал доллары во внутренний карман, а рубли в сумочку на поясе.

– Сколько там?

Вова посмотрел на Никиту и не ответил. Не холодно ему в этой куртке? Парню девятнадцать, и ничего, работает вместе с ним, недавно пришел и старается быть серьезным, смешно, конечно. Вова здесь, на площади, чуть не самый старый, двадцать девять лет скоро, и точно самый умный и спокойный. За это его и поставили на валюту. Проверенный бандит, работает на уважаемого человека с самого начала. Только и у Никиты, и у Шурика в глазах эти вопросы: если ты такой умный, почему на лотке стоишь? Почему барыжишь? Вова ответ знал, но сказать вслух было нельзя. Потому что прав Шурик, и времена меняются, и скоро их всех положат, а Вову нет. Егорка, Монтана, Кривуля – это только с лета, а за год всех похорон не упомнишь. Да и не надо, главное – на своих не оказаться. Здесь, на площади, спокойно, один день на другой похож. Собрал палатку, повесил табличку, считай выручку. По пятницам сдавай Начальнику прибыль – и насрать на дурные понятия. Как бы это Никите объяснить, сильно пацан в бой рвется? Девятнадцать лет. Никак не объяснишь.

Пора собираться. Вова привычными движениями быстро убирал планки, складывая их в центр палатки.

– Помочь, может? – перетаптывался за его спиной Никита.

– Я один быстрей управлюсь.

– Платина нужна?

Вова и Никита одновременно обернулись, глядя на худого смуглого мужика.

– Сколько хочешь?

– Сколько за полкило дашь?

Вова отвернулся и продолжил скатывать палатку.

– Откуда столько? – спросил Никита.

– С завода, – ответил мужик, судя по всему, никуда не торопясь.

Вова закончил со сборами и оглядел мужика. Возраст не угадаешь: сухой, смуглый, одежда дешевая, сквозь неприятную ухмылку видно, что все зубы стальные. Вор, что ли?

– Тебе продать больше некому, отец?

– Я порасспрашивал, за тебя сказали, ты не обманешь.

– Кто сказал?

– Брать будешь или анкету проводить? – Незнакомец закурил папиросу, и ее вонючий дым завис в холодном воздухе.

– Сколько хочешь?

– Шесть пятьсот.

– Ничего себе, – присвистнул Никита.

– Ниже курса, – пояснил мужик.

– У меня с собой столько денег нет.

– Я тоже с собой полкило платины не таскаю, – усмехнулся продавец. – Адрес мой Свободы, 128, квартира 16.

– Знаю, где это, – кивнул Вова.

– Не боишься, что выставят хату твою? – скорее с любопытством, чем с вызовом спросил Никита.

– Приходи, выставляй, – растянул мужик и, сплюнув, неспешно пошел в сторону перехода, потом скрылся под землей.

– Это че, разводка? – провожая взглядом незнакомца, спросил Никита.

– Правда, скорее всего. С заводов чего только сейчас не выносят.

– Темный какой-то.

– Сидел – это точно. – Вова привычным движением ощупал карман и сумку с деньгами. – Все, неси палатку под замок, завтра с утра не опаздывай.

– Может, довезешь до дома? – все еще не отводя взгляда от подземного перехода, куда ему предстояло спуститься, попросил Никита.

– Сам доедешь.