– Давай зайдем, может, он дома?

– Не. Свет не горит, – пригибаясь над рулем, ответил Михась. – Плохо дома убивать, сначала дверь ломать, потом шум, выстрелы, соседи… Этого не надо. Пятый этаж, вон то окно, первое слева от подъезда.

Никита тоже пригнулся и посмотрел, как будто с этой точки можно было увидеть упущенные Михасем детали.

– Че Кит-то наделал? Правда, что ли, Беню с Клопом убил?

– Меня там не было. Из разговора понял, что он афганцев притащил, ему ворота открыли, а они палить начали.

– Зачем он с афганцами связался? – спросил Никита.

Вместо ответа Михась скривил лицо и полез настраивать горячий воздух из печки.

– Вот сколько раз просил Начальника магнитолу в машину поставить. А он: не надо этого блядства. Скучно же сидеть вот так. У Кита вот нормальная «Тошиба» в «восьмерке», – возможно, предвкушая добычу, рассуждал Михась.

– Я б вот так на Кита не подумал, – продолжал гнуть Никита.

– Кит всегда странный был, – откидываясь в кресле, сказал Михась.

– В смысле? – Никите нравилось наводить напарника на нужный ему разговор.

– Всегда спокойный такой.

– Это не странно, Михась.

– Ты не знаешь. Когда я на карьере работал, пока меня Начальник оттуда не забрал, я там много чего насмотрелся. Туда часто барыг привозили разных. Кого припугнуть, кого сам понимаешь. Остальные пацаны всегда злились. А че? Человек им, по сути, ничего плохого не делал, сидит к стулу привязанный. Надо себя завести, чтобы бить его. Все орут, матерятся, а Кит – никогда. Подойдет, поговорит тихо, если клиент не слушается, он ему палец так – хряк. – Михась для выразительности сплел ладони и хрустнул суставами. – Даст покричать, а сам молчит. Пальцы ломал, как марки на конверт клеил. Спокойно так, без суеты.

– Он же боксер, избить мог, – дал рассказчику порадоваться Никита.

– А я о чем! – рассмеялся Михась. – Ты здоровый мужик – зачем пальцы-то ломать?

– Ты как к Начальнику попал?

– Ты че какой любопытный, Пионер? Я ж сказал: на карьере работал. На экскаваторщика учился. Начальник почему, думаешь, Начальник? Он на карьере главным был. Это уж потом мы всяким начали заниматься, а поначалу почти все с карьера были. Левый тоже оттуда. Я из Царевщины, меня взяли, потому что я здоровый. Потом уже прибились спортсмены вроде Кита.

– Ты пистолет приготовь все равно, не руками же мы Кита валить будем, – закрывая усмешку рукой, сказал Никита.

– Точно, достань из бардачка.

Под бумагами, атласом дорог и мусором Никита нашел пистолет Макарова.

– Пристрелянный? Я из спортивного «токарева» стрелял, к ним пристреливаться надо. В такой темноте ты с десяти метров всю обойму выпустишь и не попадешь ни разу.

– Вплотную подойду, – оскорбленный Михась забрал пистолет. – Много ты вообще народу положил в темноте с десяти метров? Снайпер нашелся. Если такой меткий, че второе место занял?

– В стрельбе первое, – легко сказал Никита, вглядываясь в случайное окно на третьем этаже, где зажегся свет: тень в квартире пометалась по стене, потом снова стало темно. – Давай в квартиру заглянем, посмотрим, че там как? Может, Кит уже приходил и больше не вернется?

– Не надо, – отрезал Михась.

– Скажи, а че за клетка пустая у Начальника на участке стоит?

– Хочу все знать, – вздохнул Михась и положил пистолет над приборной панелью. – Медведя ему подарили, вот он в ней жил. Месяца три-четыре где-то, потом помер.

– Отчего?

– Я че, ветеринар? Не знаю. От скуки. – Михась наконец нашел удобную позицию кресла, устроился и закрыл глаза. – Следи, а я подремлю до четырех. Потом поменяемся.

Никита убавил печку и осмотрелся: перед домом – газон с черными прутиками кустов, огороженный старыми шинами, дорожка к подъезду только одна, через дорогу. Недалеко слева синий фонарь загорался и гас, как хотел, без постижимых интервалов. Если немного сползти с кресла, видно, как ветер раскачивает верхушки деревьев. На одном из тополей трепыхалась белая тряпка, рубашка или сорочка, уже не поймешь. Никита тихо открыл бардачок и покопался в бумагах, нашел среди них охотничий билет на имя Дмитрия Михайлова. Сам Михась перешел от ритмичного посапывания к храпу. Быть во всем лучшим несложно. Про себя Никита знал, что его мысли и чувства настоящие в отличие от других людей. Например, Михась вроде бы и живой, но заторможенный и глупый, как механический.

Никита взял пистолет и тихо вышел из машины.

В подъезде было темно. С каждым этажом глаза Никиты привыкали к мраку, и к пятому этажу он видел все четко. Он подошел к нужной квартире и, приложив к ней ухо, стал прислушиваться. Петли разболтались, и дверь раскачивалась в такт дыханию. Храп в соседней квартире мешал понять, есть внутри Кит или нет.

Никита постоял еще несколько секунд, потом оттолкнулся ладонями и глухо ударил плечом. На этаже вроде бы стало тише. Он взял разбег и врезался снова, целясь в замок, косяк хрустнул, и дверь с грохотом распахнулась внутрь. Никита осторожно вошел в маленькую комнату и включил свет. Вместо кровати – матрас, в одном углу гудит маленький холодильник, в другом – переносной телевизор на табуретке. Он прошел несколько шагов и отпрянул от темного силуэта в углу. Просто кожаная куртка на вешалке.

– Ты че творишь? – раздался угрожающий голос за спиной.

В дверном проеме стоял заспанный мужик в трениках и со скалкой в руке.

– Милиция, – спокойно сказал Никита.

– Ага, конечно, – не приближаясь и не отступая, пробасил сосед. – Пошел вон, щенок.

– Иди спать, мужик, не твое дело. – Никита достал из кармана пистолет, но наводить не стал. – В розыске твой сосед. Знаешь, где он?

– Ничего не знаю, – признал поражение мужик.

– Тогда не мешай обыску. – Никита отвернулся и подошел к подоконнику, где рядом с шампунем, бритвенным станком, мылом и одеколоном лежала толстая тетрадь «Октябрь – Ноябрь». Он положил ее в карман куртки. Соседа в дверях больше не было.

Никита обшарил одежду на вешалке; в карманах нашлись шариковая ручка и десять центов. Под ногами стояла большая спортивная сумка. Внутри в беспорядке лежали носки, майки, трусы. Никита брезгливо высыпал вещи на пол. Сверху оказались потрепанные боксерские перчатки, в них лежали медали. Областные и городские турниры.

У стены – небольшой кухонный стол с пустой хлебницей и кастрюлька с кипятильником. Под столом – картонная коробка с дешевой китайской лапшой вперемежку с уже пустыми пакетами. В холодильнике – банка соленых огурцов с налетом плесени, заветрившаяся колбаса. В морозилке – намертво слипшиеся в ледяной ком пельмени.

Никита продолжил поиски возможных тайников: на решетке вентиляции колышется грязная паутина, за батареей лежит черный пыльный носок. Вот такая у Кита была жизнь. Никита выключил свет и вышел. Прикрытая дверь со скрипом вернулась в квартиру. Несколько дней соседи позаглядывают внутрь, потом все разнесут.

– Точно вы из милиции? – высунулась из соседней квартиры мордочка старухи.

– Он сегодня был дома? – Никита показал ей в полутьме охотничий билет Михася.

– С утра только, так-то он тихий был, никогда ничего за ним, не пил, не кричал, не здоровался, правда…

– Если появится здесь, сразу звоните в милицию, – перебил ее Никита.

Он легко спускался по лестнице, и ему казалось, что весь дом со страхом вслушивается в шаги. На улице глубоко вдохнул, тихо открыл дверцу, положил пистолет на панель, а охотничий билет – обратно в бардачок. Михась крепко спал, будить его до четырех Никита не планировал.

Ни домой, ни в гараж, никуда, где он может быть и где его будут искать. На перекрестке пронеслась машина, издав протяжный сигнал. Вова виноват, не заметил. Он попытался успокоить дыхание, проехал шоссе и повернул во дворы блочных высоток. Объехал типовую двухэтажную школу, встал за ней, между гаражами и детской площадкой, и выключил фары. В этом тупике, окруженном многоэтажками, показалось безопасно и тихо.