Это была его задача, и задача его усложнялась комплексом условностей.

Ковчег находился в Сибирских Горах, под охраной древнего клана Хранителей Ковчега и сейчас их с Исмаилом путь лежал на Алтай. Калибусу в физической форме Исмаила необходимо было оказаться как можно ближе к стану Хранителей Ковчега, чтобы он мог покинуть физическую форму и незамеченным проникнуть в стан. Контакт с Хранителями Ковчега почти пропал и нужно было торопиться оказаться в зоне досягаемости, пока сигнал был еще уловим. Оттуда и следовало начинать поиски.

Перемещаться с Исмаилом через тонкие планы было рискованно – его слабый организм мог не выдержать нагрузки. А без Исмаила он не смог бы действовать в материальных планах, поскольку могла возникнуть необходимость переместить Ковчег, для чего требовалось физическое тело.

Поэтому они были вынуждены следовать земными путями. Они воспользовались поездом, но и этот путь отнял у Исмаила много сил – сказывался возраст. Тогда Калибус впервые понял, что взвалил на Исмаила непосильную ношу. Но отступать было поздно – поиски нового проводника в материальном мире могло занять время, а оно для Калибуса как раз было ограниченным. Чувствуя физические страдания Исмаила, он высказал ему свои опасения, что тот может не выдержать выпавших на его долю испытаний.

– Я выполню до конца свое предназначение, – сказал Исмаил. – Я всю жизнь ждал этого и, конечно же, ни на миг не задумался бы над тем, стоит ли оно того. Сожалею лишь об одном – что эта миссия не наступила раньше, когда я был молод и крепок телом. Но и в этом есть свое противоречие – когда я был молод, дух мой не был столь крепок, как тело, и тогда я не был бы готов встретиться с тобой.

– Тогда бы мы и не могли встретиться, – ответил Калибус. – Этот мир создан на противоречиях, и изменить установленный порядок – значит уничтожить его.

Исмаил вышел проветриться в тамбур. Было глубоко за полночь и за окном, вдали, мелькали редкие огоньки. Только звезды, непрерывно мерцая, светили невозмутимо отрешенно. Мерный перестук колес отсчитывал километры их долгого пути.

Калибус все еще привыкал к физическим параметрам материального мира. Более всего его поражало давно позабытое им взаимодействие времени и пространства, именуемое скоростью – материальный мир словно стоял на месте. Преодолевать в нем пространства занимало немыслимо продолжительное для него время.

Но, вместе с тем, пребывание в физическом теле давало особые ощущения. Он мог чувствовать! Он ощущал холодный ветер, теплые лучи солнца, различал запахи цветов и приближающейся грозы, вкус сладкого абрикоса и обжигающую горечь острого перца. И сковывающую тяжесть тела. Все это он ЧУВСТВОВАЛ! Как и ту боль, которую испытывал Исмаил от последствий ран и болезней, перенесенных им на протяжении жизни. То была его, Исмаила, жизнь, его раны и его тело. Но Калибус ощущал их как свои. И эта чужая боль тоже напоминала ему о собственной земной жизни.

Когда-то и он жил в физическом теле, хотя их тела имели существенные отличия от нынешних. Он был из рода Титанов и их могучие тела позволяли им многое из того, что современные люди не могут себе даже представить.

Но все эти ощущения, испытываемые им в теле Исмаила, напомнили ему те переживания, которые он испытывал в своем теле. Тогда он и представить себе не мог, что может быть как-то по-другому и как можно жить вне физического тела.

Но сейчас его больше беспокоило другое чувство, порожденное симбиозом его знания, ограниченного физическим мировосприятием. Предчувствие надвигающейся беды терзало Калибуса, и со временем оно усиливалось. Находясь в физическом теле, он никак не мог уловить источник, порождающий это чувство, но его сущность ощущала надвигающуюся опасность. Ему трудно было распознавать волны, которые излучала эта опасность – физическое тело надежно защищало его сущность от излишних посторонних вибраций, словно рыцарские доспехи от неприятельских стрел. Но его тонкая сущность даже в такой защите улавливала беспокойное излучение. Сущность Калибуса всецело была сосредоточена на исполнении миссии, все остальное было им блокировано, следовательно, опасность угрожала исполнению миссии. Его беспокойство росло с каждой минутой. Выход был один – временно покинуть физическое тело, отделить свою сущность от сущности Исмаила и переместиться в тонкие планы для ясного восприятия окружающего мира.

Дверь открылась и в тамбур ввалились два здоровенных, изрядно подвыпивших парня. Их раскрасневшиеся лица отражали жажду безудержного веселья, а в хмельных глазах наглухо застыла беспросветная скука. Коротко стриженые затылки лоснились от пота, в уголке рта рыжего, с крупными веснушками, здоровяка торчала надломленная сигарета. Его мутноватый взгляд проскользил по тамбуру и зацепился за Исмаила:

– О, Петруха, гляди – лицо кавказской национальности. Слышь, нигде от них продыху нет. Ну куда ни плюнь – везде они. Эй, ты кто? Какого хрена забрался в сердце нашей родины, а? Слышь, че говорю? Молчит зараза. Петруха, я не понял, че он молчит?

– Да он плюет на нас, Федя. Они же все нас, русских, за людей не считают, подхватил Петруха – здоровяк с широченной грудью, на которой сиротливо, как-то совершенно неприютно, болтался массивный золотой крест. – Они нас, русских, за свиней держат, понял, Федя? Фу ты, ты ж хохол. Ну да, они нас, этих, славян, за свиней держат.

– Ни фига себе! Может, пойдем, умоем его в сортире. Глядишь, побелей станет, а, Петруха? – с этими словами Федя, со вполне определенными намерениями, направился к Исмаилу.

Исмаил, все это время безучастно смотревший в кромешную темень за окном вагона, медленно повернулся к подошедшему и уже протянувшего к нему руку здоровяку, посмотрел ему прямо в глаза и … улыбнулся.

– Ты знаешь, чего ты хочешь, сынок? – спросил Исмаил, наблюдая, как постепенно изменялось лицо здоровяка. – Мама Зоя испекла твой любимый пирог с грибами и ждет тебя ко дню рождения. Ты ведь хочешь к маме?

Лицо парня моментально смягчилось и приняло детское выражение, сеть морщинок на лбу растворилась, и в глазах блеснули крохотные радостные искорки.

– Я хочу к маме, – произнес он совсем по-детски. – Она меня давно ждет.

– Иди спать, Федя, – участливым тоном промолвил Исмаил. – Скоро ты увидишь маму.

– Да, я пойду спать. Я увижу маму. Спокойной ночи, – он повернулся и вышел из тамбура.

Петруха еще с минуту оторопело, разинув рот, смотрел вслед товарищу, затем, спохватившись, так и не сообразив, что же с ним только что произошло, испуганно глядя на Исмаила, боком проскользнул в дверь.

Исмаил закрыл за ним дверь тамбура и откинулся к стене, потирая виски.

– Что ты с ним сделал, Калибус? – спросил Исмаил. – Ведь это ты сделал.

– Нет ничего страшнее, чем заглядывать в собственную душу, когда в ней темно. Я просто дал ему возможность заглянуть в собственную душу, – ответил Калибус. – Всего на мгновенье. Его сущность светла, но на ней много темных пятен. Он их увидел. Теперь дело за ним. Правда, пришлось потратить на это часть твоей энергии. Ты чувствуешь слабость?

– Да, я словно только что взобрался на высокую гору.

– Как ты близок к истине, – согласился Калибус. – Это твое восхождение. Оно дается нелегко. Тебе нужно отдохнуть. А мне необходимо ненадолго покинуть тебя. Я должен кое-что выяснить.

– Ты чувствуешь опасность?

– Мы оба ее чувствуем. Что-то неладное происходит в стане Хранителей Ковчега. Глава клана Хранителей призывает меня. Я чувствую вибрации его сущности, направленные ко мне. Они тревожны. Тебе необходимо прилечь. Мой исход займет у тебя много энергии, поэтому тебе необходим полный покой.

Исмаил прошел в купе и лег на свое место. Чувство усталости тяжким бременем навалилось на его слабеющее тело. В пустом темном купе он был один, и только они оба знали, что их здесь двое.

Метроном колес отстукивал километры пути, приближая их к заветной цели, но это приближение сулило новые испытания.