Он вспомнил, как когда-то проводил языком по этим чёрным узорам.
В груди затрепетало.
Изабель почувствовала его настроение.
– Просто смотри, – почти умоляюще прошептала она. – Потом скажешь спасибо.
И Магнус смотрел.
Старался не обращать внимания на то, что ему хотелось сбежать оттуда и оказаться где-нибудь в центре Аляски рядом с белыми медведями. Да где угодно, лишь бы не здесь.
Старался не думать о бухающем в клетке рёбер сердце.
Видеть Алека изо дня в день, с каждым разом пропуская всё глубже и глубже в себя, становилось всё невыносимее. Он забирался под кожу и в кровь Магнуса. Под рёбра. Рядом с сердцем.
Это было похоже на помешательство. И лишь один вопрос: почему? Почему именно этот мальчишка? Ведь были же связи и до него, и после. Так почему, черт побери, воспоминания об этих ореховых глазах преследовали его уже больше полутора лет?
Магнус тряхнул головой.
Он взрослый мужчина, он должен собраться. Он сможет. Это всего лишь номер.
Кулисы распахнулись, и оттуда выбежал серый в яблоко конь. Его грива свободно спадала, слегка развеваясь на ветру. Он сделал два круга по манежу, закручивая стоявшего в центре Алека в дикую воронку, а потом подбежал к своему дрессировщику и остановился.
Алек вытащил из привязанной к ремню сумки что-то маленькое и протянул лошади. Та обхватила угощение пухлыми губами и быстро прожевала.
То, что творилось на манеже дальше, нельзя было описать каким-то одним словом. Вряд ли оно вообще существовало, учитывая скудность языка.
Алек одним лёгким движением запрыгнул на спину жеребца, раскинул руки в стороны и ослепительно улыбнулся, как будто и не замечая, что конь под ним несётся галопом по кругу манежа.
Наверное, так выглядит ветер в степи.
Наивный Магнус Бейн. Простодушно решил, что рассмотрел всю красоту Алека той ночью в Индианаполисе.
Как же давно это было.
Но вот сегодня, в момент, когда тот сидел на спине дикого, ослепительного животного, Магнусу показалось, что биение его сердца прервалось.
Конь и его всадник остановились, Алек спрыгнул со спины жеребца и, сделав какой-то едва уловимый жест рукой, заставил его подняться на задних ногах, опуститься и обойти Алека вокруг, поочерёдно поднимая ноги.
Магнус называл себя магом. Ему нравилась сама мысль о том, что он дарил волшебство давно окаменевшим людским душам. Магнус называл себя магом, но настоящее чудо увидел только сейчас. Казалось, что лошадь читала мысли Алека. Выполняла любое его желание ещё раньше, чем ей давали указание.
Как можно было заставить повиноваться себе одним жестом, взглядом или легкой улыбкой?
Лошадь, всадник, музыка – всё уже давно сплелось в один пульсирующий комок, который проник в сознание Магнуса и заполонил его. Выжег всё остальное на своем пути. Почти всё. Оставил только боль.
Вокруг этой красоты и великолепия Магнусу было больно. Одна мысль билась в голове, пульсировала, обжигала: он не должен восхищаться этим человеком.
Алек улыбнулся, открыто, довольно, ярко, и эта мысль потухла, утекая, словно песок сквозь пальцы.
– Алек с детства понимал язык лошадей, как мы понимаем речь или различаем цвета, – шёпот Изабель проник в сознание Магнуса лёгким ветерком. – Он любит и читает их души. И знает, что лошади тоже любят его.
Магнус не ответил.
Наверное, не смог бы ответить даже под дулом пистолета.
Потому что в этот момент на манеж выбежали ещё два жеребца. Чёрных, как сама ночь. Одинаково бесподобных.
Магнус больше не мог этого вынести. Не мог смотреть на развивающееся на манеже сказочное действо, не мог впускать в себя Алека. Ему надо было уйти.
Он постарался оторвать от земли вдруг окаменевшие ноги. У него получилось только с третьего раза.
А потом, не оглядываясь, сбежал по ступенькам к ближним кулисам и нырнул в спасительную прохладу пасмурного дня.
Свежий воздух ворвался в лёгкие и обдал холодом реальности.
– Магнус, – на плечо опустилась лёгкая ладонь. – Ты как?
– Эта программа… С ней «Феерия» явно привлечёт к себе новых зрителей, – ответил Магнус, стараясь не выдать то, что крутилось в голове на самом деле. Он думал только о благополучии цирка. Разумеется.
Не получилось.
Изабель была слишком проницательной.
Но ещё она была его подругой, поэтому лишь покачала головой:
– Это старые трюки… Новые он никому не показывает. В шатёр не разрешается никому входить, пока Алек тренируется. Ну, никому, кроме Люка.
Старые? Алек хотел придумать что-то ещё более прекрасное?
– А вообще, – продолжила Изабель. – Я хотела поговорить не об этом. Не для этого тебя позвала.
А для чего? Посмотреть, что с ним станет, когда он это увидит?
Не произнёс вслух. Но взгляд иногда красноречивее слов.
– Ты видел Алека на манеже. Каким он был? Каким показался тебе?
Невозможным. Красивым. Великолепным. Ни с чем не сравнимым. Опасным.
– Свободным, – тихо прошептал он.
– Там он был настоящим.
Магнус запутался. Разобраться, когда Алек показывал себя настоящего, было труднее, чем в себе.
Всё, что он знал – Алек ушёл, не позвонив. Просто пропал из его жизни. Ах да, ещё он знал, что сейчас у Алека была невеста. И, как он сам сказал, была в его жизни и полтора года назад.
– Смерть отца сломила его.
Смерть отца?
Роберт умер именно тогда?
Магнус втянул воздух сквозь зубы.
– Я не знал.
– Конечно, не знал, – Изабель постаралась улыбнуться, но получилось слишком потерянно и грустно. – Он погиб на следующий день после того, как вы встретились.
Так всегда бывает. После бури наступает затишье. Чаще всего – перед очередной бурей. И после слов Изабель наступила тишина. Даже гонимые ветром тучи перестали плыть по небу, чтобы не нарушать эту хрупкость осознания.
Алек мог не позвонить из-за этого. У него погиб отец.
Почему он не сказал?
Это не отменяло тот факт, что у него была Лидия.
– Я не стану лезть в ваши отношения, – Изабель не ждала ответа. – Алек меня убьёт и за то, что я уже рассказала. Но просто подумай. Мой брат не такой бесчувственный чурбан, каким хочет казаться или каким ты его считаешь. Да, он редко совершал правильные поступки, но это не со зла. Просто считал, что так будет лучше.
Слова Изабель, словно туман, заволокли его разум.
– Просто поговори с ним. Вы задолжали друг другу нормальный разговор.
========== Глава 6.2. ==========
Сильный порыв ветра чуть не сбил с ног, и Алек чертыхнулся.
В небе громыхнуло, и пришлось ускорил шаг.
День, наполненный мокрой травой, пронизывающим ветром и неприятной прохладой, не мог стать еще хуже. Ну, по крайней мере, так казалось до тех пор, пока с неба не раздался громкий, пугающий звук, возвещающий о повторении утренней грозы. Алек закончил прогон своей старой программы и как раз показывал Максу правильное выполнение курбета (*1), когда первые капли ударили по тенту шатра.
На странное шебуршание на крыше лошади не среагировали. Зато среагировал Алек. Тренировку надо было прекратить, иначе покалечиться могли и Алек, и Макс, и лошади.
Вести за собой и Рэмбрандта, и Пилигримма с Макмилланом, он бы не решился. Не тогда, когда капли все с больше силой ударяли по шатру. Попросив Макса последить за Рэмом, Алек подозвал к себе Пилигримма и Макмиллана и, положив ладони им на плечи, повел в сторону конюшни.
Передать жеребцов Люку, зайти проведать Рима, побыть с ним несколько минут – всё это не заняло много времени, но, когда Алек вышел из конюшни, на него обрушились острые струи ливня. Они бесцеремонно били по лицу, катились по щекам, шее и пропадали за воротом промокшей футболки. В небе блеснула молния, озарив потемневшее небо ослепляющей вспышкой. Пришлось перейти на бег.
Алек начинал волноваться за Макса. Рэм, находясь на манеже в такую погоду, мог не рассчитать своих сил и причинить боль и себе, и окружающим.
Футболка промокла, штаны – хоть выжимай, тренировочная обувь превратилась в мокрые тряпочки. Алек ощущал себя намокшим воробушком, когда практически влетел в шатер и тут же шмыгнул за форганг.