– Увлеклась, – Иззи пожала плечами и, собрав обрывки, смяла их в кулаке.

– С Алеком всё будет хорошо, – Джейс даже оторвался от своего стейка. – Просто ему нужно время. Всем нам нужно.

Он немного помедлил и покосился на столик в дальнем конце столовой, где сидели Саймон, Клэри и Лидия вместе с неразлучной тройкой – Себастьяном, Майей и Джорданом.

Изабель притворилась, что не поняла намека, и засунула смятые салфетки в стаканчик из-под кофе. Справляться с переживаниями за брата, было намного труднее, чем закрывать глаза на то, что рядом с ней сидел только Джейс. Она не питала глупых надежд, что стоит ей вернуться, и всё станет на круги своя. Как Джейс сказал – для всего нужно время. И для всех.

Поэтому она не навязывалась. Сегодня, когда Магнус с Рафаэлем и Рагнором поехали в город договариваться насчёт рекламных мероприятий, Изабель решила остаться. Просто пройтись по особняку, сходить на манеж, прогуляться по окрестностям и вспомнить, каково это – быть членом «Феерии». И найти Алека, чтобы поговорить с ним.

Никто не осуждал её за уход. Многие цирковые улыбались, кто-то в сотый раз говорил, что рад её видеть, поздравлял с возвращением домой. Кэсси даже нарисовала открытку и торжественно вручила её под добродушный смешок Ходжа.

– Алек теперь всегда такой? – тихо спросила Иззи, покосившись на Джейса.

На несколько секунд за их столиком воцарилась тишина. Джейс покосился на неё и отложил приборы. Потом отодвинул тарелку подальше и откинулся на спинку стула:

– Что ты имеешь в виду?

Предложение Лидии и скорая свадьба? Его озлобленность? Нежелание общаться? Вчерашняя выходка?

Слишком многое Изабель имела в виду.

– Он никогда ни на кого так раньше не огрызался, как вчера на Магнуса, – выбрала самый безопасный вариант.

– Ну, мало ли что там при их встрече произошло. Алек сказал, что пролил на него кофе, может, Магнус ему врезал, – Джейс пытался казаться расслабленным, но у него это плохо получалось.

– Нет, тут что-то другое. Что с ним стало, Джейс?

– Что с ним стало, Иззи? – он усмехнулся, и в его глазах блеснуло что-то, похожее на гнев. – После того, как ты ушла, а потом умер Роберт?

Изабель потупилась. Тут и психологом не надо быть, чтобы понять, что Джейс всё ещё злился. На весь мир за всю сложившуюся ситуацию с «Феерией». На Изабель за то, что ушла, ни слова не сказав. На отца за то, что умер. На Алека за то, что отказывался что-либо объяснять.

Он злился на самого себя за свою беспомощность.

Изабель пододвинулась вместе со стулом, вызвав до дрожи противный скрип алюминиевых ножек по полу, и уткнулась лбом в плечо брата. И не смогла сдержать облегчённого вздоха, когда тёплая ладонь легла ей на макушку.

Ещё не простил, но уже не злился.

– Наш братец никогда не отличался уверенностью в себе и в том, что делает, – приглушённо продолжил Джейс. – Но после случившегося мне иногда кажется, что он полностью потерял себя.

***

«В пробках в обед нет ничего удивительного, в пробках в обед нет ничего удивительного».

Он вновь просигналил зазевавшемуся водителю.

Алек чувствовал потребность вернуться в «Феерию», настолько же сильную, как и желание сбежать оттуда утром. Несмотря на то, что липкий стыд ещё сидел в душе, как какой-нибудь третьесортный король, развалившийся на троне.

Да, ему было стыдно. Вчера, сразу после того, как он ушёл с собрания; вечером, когда выпускал одну стрелу за другой; ночью, когда не смог заснуть; утром, когда постарался сбежать от проблем на озеро… Начинало казаться, что всё происходящее – это насмешка судьбы. Расплата за саму мысль о нормальной жизни.

Пусть не счастливой, но нормальной.

Алеку потребовалось много времени, чтобы оправиться. Полтора года назад он не знал, где заканчивалась тоска по отцу и начиналась тоска по Магнусу. Он сотни раз задавал себе вопрос, как можно было влюбиться в человека за один день, как можно было позволить себе даже подумать об этом.

Если бы не было Магнуса, отец был бы жив – в этом он убеждал себя изо дня в день. Старался убедить. Но в итоге не мог винить никого, кроме себя.

Если бы тогда он не пошёл на поводу своих чувств, всё могло остаться на своих местах.

Скоро стыд ушёл. Точнее, Алек затолкал его так глубоко внутрь, как только мог. Но не заметил, что, сделав это, потерял часть себя.

А потом пришли сны.

Большинство из них были про отца. Картинки сменялись одна другой – вот Роберт впервые сажает маленького Алека на лошадь, вот тренируется с ним, а вот уже отвешивает пощёчину внезапно ставшему неугодным сыну. А потом погибает. Погибает раз за разом, как наяву. Алек видит его смерть. Слышит звук удара по тормозам. Визг шин, болезненно цепляющихся за асфальт в попытке остановиться. Слышит, как отец шепчет перед тем, как его глаза закроются навсегда: «Ты недостоин быть моим сыном».

А когда не снился отец, приходил Магнус. И эти сны были почти такими же болезненными, как и первые.

В некоторых Алек гулял с Магнусом по парку и обсуждал с ним «Мастера и Маргариту», в некоторых – просыпался рядом, в некоторых – целовал его.

А в некоторых из них он звонил. Доставал картонку, оторванную от крышки коробки из-под пиццы, набирал дрожащими пальцами номер и слышал глухое «Александр». Во снах Магнус всегда узнавал его сразу. И эти сны были самыми мучительными.

А в некоторых снах была Лидия. И эти сны Алек любил. Потому что после них не подскакивал на кровати, резко бухаясь с головой в реальность. После них не было желания лезть в петлю. После них на душе было спокойно. Не хорошо, но хотя бы спокойно, а разве счастье – это не покой?

Перед глазами возникла Элла. Странная старушка… Но нельзя было не признать правоту её слов – про то, что ссоры делают жизнь хуже. Его разногласия с Магнусом (если можно было так назвать происходящее между ними) были только их делом, и от этого не должны были страдать интересы «Феерии».

Им нужно было поговорить.

Им нужен был нейтралитет.

Машина Алека медленно продвигалась вперёд.

Спустя долгих тридцать минут движение, наконец, пришло в норму.

Когда уставший и раздражённый Алек припарковал машину, часы на приборной панели приближались к отметке в три часа дня. Он должен был как можно скорее поговорить с Мариз, а потом начать тренировки.

– Войдите! – прозвучало в ответ, едва Алек постучал в заветную дверь кабинета.

Мариз сидела за столом, заполняла бумаги, но отложила их в сторону, когда увидела сына.

– Александр? – в её голосе не было удивления. – Ты хочешь о чём-то поговорить?

В подтексте фразы явно слышалось: «Ты пришёл извиниться за вчерашнее?». Он неловко замялся у двери.

– Мам, прости. Я не знаю, что на меня нашло.

– Ничего страшного, Алек.

Что? Ему потребовалось ущипнуть себя за руку, чтобы осознать, что ему не послышалось. Он ожидал обвинения или хотя бы недовольство в её голосе, но ничего этого не было.

– У всех бывают срывы, – Мариз мягко улыбнулась. – Но я считаю, что перед Магнусом тебе всё же стоит извиниться.

– Конечно, – выпалил Алек радостно и немного шокировано, а потом всё же решил высказать то, ради чего пришёл: – Мам, я знаю, что нам нужно. Та программа, которая сможет увлечь зрителей. Я долго думал над этим, а в итоге оказалось, что ответ лежит прямо на поверхности. «Феерия» существует уже не одно десятилетие, и, чтобы подчеркнуть это, мы можем устроить путешествие во времени.

И с радостью заметил, что сумел её заинтересовать.

***

Алек не мог скрыть довольной улыбки, пока шёл к Магнусу. Мариз одобрила его идею, осталось только обговорить всё с Еленой. Костюмированная программа, рассказывающая историю цирка от зарождения до наших дней, должна привлечь внимание зрителей.

И даже тренировка после прошла без заминок. Новые элементы не могли родиться из воздуха, и никто не говорил, что будет легко, но Алек считал удачей хотя бы то, что сегодня он не сломал себе шею. Да что там шею – он ни разу не упал. За полтора года подготовки это случилось едва ли не впервые. Ведь в новой программе упор больше всего делался именно на его профессионализм. И безбашенность.