Когда ещё один сотрудник, Марк, выходит из раздевалки, я решаю начать разговор с сероглазым, который изредка поглядывает на меня.

— Слушай, парень, что не так? — не выдерживаю тишины.

— Всё в порядке, — он убирает свои вещи в кожаную коричневую сумку, уже готовясь уйти.

— Томас, — я прошу, преграждая выход, когда он хочет выйти. — Что произошло? — спрашиваю, смотря ему прямо в глаза, на что он только рычит. Что я сделал не так?

— Дай мне выйти, Уильям, — он цедит сквозь зубы. Когда этот милый блондин успел стать таким?

— Пожалуйста, Уолш, — продолжаю загораживать ему путь.

— Я знаю, почему ты ушёл из семьи, — он говорит уже спокойнее, и я стараюсь равномерно дышать, стараясь не выдать своё беспокойство.

— И почему же? — тихо интересуюсь, готовясь к правде.

— Это о тебе писали в газетах, — он начинает, немного отходя назад, становясь прямо напротив меня в трёх метрах. — Ты тот мальчик-подросток, который чуть не убил парня своей сестры, — он еле шепчет, словно не веря.

— Наверное, — бормочу, не совсем зная, что говорить.

— Я убирался в доме своего отца позавчера, — какое это имеет отношение ко мне? — У него частный дом и куча хлама, среди которой есть несколько коробок старых газет, — он прерывается, поднимая голову. — Там была твоя фотография и статья про тот случай, Томмо, — он шепчет.

— Тебя поражает, что я оказался таким дерьмом? — не выбираю выражений. — Уж прости, — меня немного раздражает эта вся ситуация.

— Какой же ты глупый, Уильям, — он устало вздыхает. — Меня поражает не твой поступок, потому что отчасти ты поступил правильно, — меня немного ошарашивают его слова. Ещё никто не называл мой поступок правильным. — Меня поражает, что ты ничего не рассказал мне об этом, — он выглядит таким несчастным. Я не знаю что ответить.

— Тебя действительно волнует это? — спрашиваю как можно аккуратнее.

— Серьезно, Томлинсон? Тебе нравится смеяться надо мной? — он хмурится, мгновенно становясь злым. — Я думал, мы друзья.

— Прости, — не совсем уверен, что это именно то, что ему нужно сейчас.

— Ты ещё и извиняешься? — он повышает голос. Чувствую себя снова подростком, которому не доверяют.

— Я знаю, что прогнил, — говорю вдруг.

— Что? — он немного успокаивается. — Ты знаешь, что такое дружба, Томлинсон? — он спрашивает, но я молчу. — Это когда тебе плевать насколько прогнил твой друг; главное, что ты хочешь — чтобы он был, чёрт возьми, счастлив. Ты хоть помнишь сколько раз я прикрывал тебя? — он начинает.

— Не нужно пытаться вызвать у меня чувство сожаления, — пытаюсь сказать хоть что-то в своё оправдание. — Ты итак знаешь, что у меня его нет, — немного набираюсь уверенности.

— Но я также знаю, что я — единственный, кто способен вызвать у тебя его, — он говорит чистую правду. Мы молчим некоторое время, когда он глубоко вздыхает, снова садясь на лавку и подпирая голову руками. — Пойми, что никакая Дамия не спасёт тебя, — он говорит негромко. — Если ты сам не научишься плавать, то спасатели не помогут тебе, — он немного меняет метафору.

— Может быть, — шепчу.

— Я не хочу услышать «может быть». Я хочу услышать тебя искреннего, а не всё это дерьмо.

— Что, если всё это дерьмо — и есть я искренний? — спрашиваю, садясь на пол.

— Ага, Томлинсон, что ещё придумаешь? — он вскидывает брови вверх. — Я знаю тебя достаточно, чтобы понять, что ты только хочешь оттолкнуть всех от себя. Ты ежедневно пытаешься наказать себя, Лу, — я вздыхаю, но имя уже не режет мой слух как раньше.

— Потому и считаю, что так будет лучше. Возможно, не для меня, но для окружающих. За всю жизнь я не нашёл никого, кому бы было хорошо рядом со мной. Не важно, семья это, друзья или кто-либо ещё. Я один для всех.

— Но эти «все» разные, — он прерывает меня. — Если бы я не хотел, я бы не сидел сейчас здесь, — он слабо улыбается.

— Но признай, что повёл себя как ревнивая сучка, — усмехаюсь.

— Может быть, — он таинственно улыбается.

— Эй, — я вскрикиваю. — Это моё «может быть», — слегка посмеиваюсь.

— Представь, что это те трусы, — он начинает, и я закатываю глаза. Итак, у меня точно есть один настоящий друг, и он придурок. — Но я всё ещё обижен на тебя, — он становится серьёзным, напоминая, почему мы сейчас здесь. — Просто постарайся доверять мне.

— Хорошо, — шепчу, смотря в потолок. — Прости за это. Наверное, я боялся, что ты скажешь мне уйти. Мне хотелось, чтобы хоть кто-то не знал об этом.

— Ты пытался поговорить с сестрой? — Томас спрашивает, и я слегка киваю.

— Скоро будет год, как моя мама умерла, — сглатываю слюну. Так странно говорить об этом. — Сестра даже не сказала мне об этом, — злюсь немного. — Я узнал о смерти мамы из некролога донкастерской газеты, рассылку которой получаю по электронной почте, — вспоминаю, как в одно мгновение моя жизнь окончательно потеряла смысл. Я до последнего надеялся поговорить с ней.

— Ты не был на похоронах? — он, кажется, поражён.

— Мне даже не разрешили появляться на кладбище. Правда, как ты знаешь, Уилли-Ли любит нарушать правила, — говорю об этом легко, словно это произошло совсем не со мной.

— Что стало потом с тем парнем? — он задаёт очевидный вопрос.

— Без понятия, я уехал в тот же день. По-моему, они расстались через месяц, — слегка посмеиваюсь, представляя как горевала сестра над этим идиотом.

— Может, попытаешься поговорить с ними снова? — он слегка наклоняет голову.

— Когда-нибудь, — пожимаю плечами, не чувствуя ничего внутри. Это они сделали меня таким. — Сестра никогда не простит меня, — шепчу; если у меня был хоть маленький шанс на прощение матери, то Шарли не сделает этого точно.

Я собирался сегодня зайти к Дамии, но, похоже, мой визит к ней откладывается. Мне ещё столько хочется рассказать Томасу.

========== eleventh step ==========

Я захожу на террасу уже в сумерках, осматриваясь. Её нет. Я просил Дамию сегодня встретится со мной здесь и, надеюсь, она придёт. Я немного нервничаю, потому что совершенно не знаю, о чём мы будем говорить. О погоде, моде или ещё чём-нибудь дурацком? Хмурюсь при этих мыслях. Осознаю, что мне совершенно нечего ей говорить. Ещё не поздно сбежать? Я сажусь в кресло, в котором в прошлый раз сидела девушка. Не знаю, сколько проходит времени, пока я сижу весь на нервах, когда слышу стук каблуков, и появляется она. Я мгновенно вскакиваю, замечая брюнетку перед собой. Сегодня она одета в юбку длиной миди, лёгкую блузку и накинутую сверху кофту. Не слишком ли легко? Она обнимает себя, явно начиная мёрзнуть, приветствуя меня взглядом. Я молча уступаю ей место, вставая напротив.

— У нас теперь традиция видеться раз в неделю? — она ехидно спрашивает, и я слегка ухмыляюсь, стараясь вести себя как можно легче и естественнее.

— Может быть, — шепчу, наблюдая, как она закидывает ногу на ногу. — Как дела? — не придумываю ничего лучше.

— Нет, Уильям, — она перебивает меня, и я только вопросительно смотрю на неё. — С этого не начинают разговор.

— Разве? — у меня вырывается. — Ты смеёшься надо мной? — спрашиваю. — Если я выгляжу нелепо, то уж прости, — наблюдаю, как с её лица спадает улыбка. — Ладно, извини, я просто не знаю, что сказать, — смягчаюсь от взгляда манящий серых глаз. Я точно биполярен.

— Всё хорошо, — резкий порыв ветра прерывает её, и она съёживается сильнее. Не долго думая, снимаю свою куртку, оставаясь в толстовке. Подхожу ближе к девушке, помогая ей как следует надеть свою кофту, а затем отдаю толстовку. — Теперь я буду выглядеть нелепо, — она слегка улыбается.

— Мне всё равно нравится, — говорю прежде, чем понимаю это.

— Почему ты начал общаться с Томасом? — она меняет тему.

— Потому что его зовут Томас? — шучу, садясь напротив на старый кофейный столик, который готов развалиться под моим весом.

— Уильям, — она искренне улыбается. — Я ведь серьезно.

— Я тоже. Мне нравится его имя, — говорю чистую правду. Почему меня не могли назвать Томасом? Дамия молчит, ожидая более точного ответа от меня. — Или, — протягиваю, придумывая что можно сказать, — он отличался от другого персонала, когда я пришёл. Не знаю чем, но он другой, — говорю, понимая насколько привязан к нему.