Перекинув полыхающие кольца через плечо, девочка с отчаянной решимостью бросилась в пустоту… и взлетела. Земля плавно закачалась под ней, а крепкие руки Эзры железными тисками обхватили её кисти. Еле переводя дыхание, она вытянулась в струнку, чтобы спустя мгновение ловко скатить с плеча один из обручей. Удерживая юношу за руки, Гайде начала плавно выводить живописные огненные узоры, перекатывая кольцо то от шеи к кончикам пальцев, то по ноге от пояса до носочка, каждый раз изящно возвращая его в исходное положение. Восторженные вздохи послышались из толпы.
Спустив с плеча остальные обручи, Гайде перехватила их ладонью, а Эзра, раскачавшись, перебросил её на соседний канат. Они закружили над манежем, словно пара вольных птиц, поочерёдно перебрасывая кольца друг другу и рисуя ими огненные письмена на звёздном небе. Публика заворожённо смотрела на это тайнодействие, боясь упустить хоть мгновение.
Непрерывная череда сложнейших трюков длилась около нескольких минут, и вот наконец Эзра, в очередной раз поймав девочку в прыжке, усадил её на один из высоких помостов, а сам приготовился исполнить коронный трюк на вертикальном канате посреди манежа. Но едва он успел развернуться, как Гайде резко схватила его за руку, заставив тем самым с риском для жизни балансировать на огромной высоте без страховки. Один из обручей соскользнул с помоста и со свистом упал на песок.
– Отпусти меня, Гайде, – она похолодела от его тона, но продолжала ещё сильнее удерживать вытянутую руку. В её глазах отразился неимоверный ужас.
– Нет, Эзра, нет, тебе нельзя прыгать! Канат не выдержит твоего веса, он провис, он не натянут! Умоляю тебя, не прыгай! – что было мочи закричала она, и из её глаз неукротимым потоком брызнули слёзы.
Эзра успел схватиться за ближайшую верёвку прежде, чем его ноги соскользнули с тонкого каната. Повиснув на руках, он резко подтянулся, взобрался на помост и, обретя опору, обхватил хрупкое тело девочки руками. Гайде отчаянно обняла его, мгновенно намочив рубашку слезами.
Невероятным усилием юноше удалось расцепить её руки. Он бережно обхватил девичье личико ладонями и тихим голосом, словно обращаясь к ребёнку, позвал:
– Гайде! Гайде, послушай меня.
Она судорожно обхватила его кисти, впиваясь пальцами в кожу, будто когтями.
– Всё будет хорошо. Всё будет хорошо, слышишь?
– Не прыгай, прошу тебя, – только прошептала она, и солёные ручьи с новой силой потекли по её щекам.
Эзра бережно отёр их и, прижав девочку к себе, еле ощутимо прикоснулся губами к её макушке.
– Всё будет хорошо, Гайде. Мне надо это сделать.
Обессиленная и измученная страшным предчувствием, Гайде забилась в угол помоста и закрыла лицо руками. Скрепя сердце, Эзра всё же оставил её и развернулся к канату.
Он отчётливо помнил, как в кратчайший момент, между началом прыжка и приземлением, он успел заметить, что вертикальный канат и вправду чуть провис. Но изменить уже ничего не мог – с ужасающим треском верёвка разорвалась на части, как только акробат схватился за неё рукой.
После воспоминания путались. Была резкая боль. Ужас толпы. Кажется, что-то острое вонзилось ему под рёбра. Словно оглушённый, он с трудом различил грозные крики королевской стражи: «Не упустите его! Уведите Его величество! Он хотел убить короля! Разрежьте канат!»
Непроглядный туман начал застилать его взор. Дышать становилось всё труднее. Когда, наконец, последние силы оставили его, он провалился в кромешную тьму, успев лишь в самый последний миг уловить истошный, полный страдания девичий крик.
========== 17. Час откровений ==========
Первое, что вонзилось в сознание – сырость. Хотя Эзра и не знал с точностью, сколько провёл времени без чувств, едкий запах затхлого подвала резко отрезвил его. Но даже открыв глаза, он не увидел ничего. Или, по крайней мере, так казалось поначалу. Спустя несколько минут, когда мрак перестал быть таким непроглядным, юноша с трудом различил каменные стены и два небольших окошка под самым потолком. Почему-то даже вдыхая полной грудью, здесь не хватало воздуха.
Эзра попробовал напрячь мышцы, чтобы встать, но тупая пульсирующая боль над левым бедром заставила его с тихим стоном опуститься обратно. Сжав зубы, он дрожащей рукой дотянулся до пылающего места и нащупал небольшую повязку, немного влажную в середине. Неимоверным усилием повернувшись на бок, он всё же смог подняться и различить красные пятна на своих пальцах.
Внезапно воспоминания яркой молнией озарили его, восстанавливая ужасающие картины рваного каната, стремительно приближающейся толпы и…
Холодный пот проступил на лбу юноши. Остроконечный подлокотник королевского кресла, с хирургической точностью рассекший плоть и пробравшийся под рёбра. Эта разящая боль. Он в изнеможении откинул голову.
Ещё пронзительный крик. Кажется, это были испуганные придворные дамы. Но где же остальные артисты? Что случилось с ними?
Приподнявшись на локтях, Эзра оглядел небольшую комнату, в которой он оказался. Догадка не заставила себя ждать – это была тюремная камера, хоть он в жизни раньше никогда не интересовался, как выглядят темницы в девятнадцатом веке. Горькая усмешка тронула его губы. Тут много ума не требуется, подумал юноша.
Но почему же он всё-таки один? Где его товарищи? Что произошло после падения? Пытаясь найти ответы, он старался ещё хоть что-нибудь разглядеть вокруг себя, покуда его взгляд не упал на небольшой ворох шерсти прямо подле него. Прихватив краешек материи пальцами, Эзра осторожно потянул шерсть на себя, и его взору вдруг открылось личико девочки, которая безмятежно спала на холодном полу, свернувшись калачиком.
Юноша ощутил невероятный прилив нежности. Укутавшаяся в плащ, она была похожа на крохотного зверька. Тёмные косы распались на пушистые пряди, и одинокие волосинки танцевали в воздухе от её мерного дыхания. Бедняжка, что она пережила! Как отчаянно пыталась остановить его, с абсолютно не девичьей силой удерживая возле себя, как видела его падение и реки крови… Эзра тихо погладил её по голове и почему-то вспомнил слова Артуро – она была его маленьким ангелом-хранителем.
Однако больше он никого не увидел. Судьба Бельтрана и остальных артистов до сих пор оставалась для него загадкой. Превозмогая пульсирующую боль, Эзра медленно поднялся с сенника и, придерживая повязку рукой, подошёл к окошку.
Стояла прекрасная южная ночь. Миллиарды звёзд, мерцающие в чёрном небе, свежий ветерок и трели цикад сливались в единый дурманящий букет. Как же захотелось снова оказаться на свободе! Помочь ему, рассказав о случившемся, могла только Гайде, но Эзра не желал тревожить её сон. Поэтому он просто смотрел в манящую пустоту, силясь уловить хотя бы малейшую каплю свежего воздуха.
Огромная луна царствовала на небесном троне, и её таинственный свет серебрил городские камни. Эзра вдруг вспомнил об обещании Мах возвращаться к нему в трудный миг. До сих пор он не пользовался этой возможностью, но теперь с радостью ухватился за эту хрупкую тростинку, ведущую к спасению.
Сжав кулон, удивительным образом всё ещё сохранившийся на нательной цепочке, Эзра приник к решётке и шёпотом произнёс:
– О великая Мах! До этой минуты я не тревожил тебя. Теперь же нечто страшное произошло со мной… И теми, кто мне дорог. Если ты и вправду можешь помочь мне, прошу, подскажи, что мне делать дальше… Явись мне…
Замерев в ожидании, юноша напряжённо всматривался в темноту, но кулон продолжал безжизненно лежать на его ладони, а камера по-прежнему была погружена во мрак. Он попытался воззвать к богине во второй и третий раз, но ответом ему неизбежно служила лишь звенящая тишина. Опечаленный, он хотел было обратиться к ней снова, но тихий шорох за спиной заставил его обернуться.
Чёрные глаза-бусинки встретили его задумчивый взгляд. Их обладательница сделала шаг ближе к окну, чтобы слабый свет смог немного обозначить её черты. Она как и прежде зябко куталась в шерстяной плащ, чьи полы из-за чрезмерной длины тянулись по земле.
