— Кто-нибудь ещё так считает?

В ответ он получает шёпот, шорох одежды, когда они переглядываются, переминаются неуверенно с ноги на ногу. Никто не поддерживает Марко вслух.

— Мне плевать на твою ориентацию, пока ты приносишь победу команде, — осторожно произносит кто-то, чьего имени Гарри даже не знает.

— Ты хороший капитан, — соглашается ещё один голос.

Они стараются ретироваться, незаметно скрыться с линии огня. Никто не желает быть втянутым в разборку с Луи. Слишком свежи в памяти воспоминания о его прежней жестокости.

— Ты в меньшинстве, — пожимает плечами Луи.

Гарри подходит ближе, теряясь между телами футболистов. Никто не обращает на него внимания, просто ещё одна школьная тень. Скучный и неприметный.

— До первой неудачи, Томлинсон. Они растопчут тебя, как только оступишься, — злой насмешливый взгляд оказывается на Гарри, будто сдавливает, перекрывая кислород. — Твоя пассия здесь.

— Вали лучше, — в последний раз огрызается Луи и поворачивается к Гарри, игнорируя злорадный смех за спиной. — Идём, здесь воняет.

Пальцы привычно смыкаются вокруг запястья Гарри, а второй рукой Томлинсон подхватывает сумку. Футболисты прячут глаза за металлическими дверцами своих шкафчиков, не смеют поднять их, полные вины, на своего капитана. Пока Луи тянет его прочь из раздевалки, Гарри чувствует клокочущее раздражение у него в крови. Оно разъедает тонкие стенки вен и жжёт сквозь кожу.

— Ты как? — несмело интересуется он уже на улице. Вспышка боли в руке обжигает, когда Луи сжимает пальцы, будто стальные тиски, оборачивается.

Поцелуй неожиданный. Такой же неистовый, как любое проявление чувств между ними. Штормовым ветром он уносит крупицы оставшегося у Гарри самоконтроля.

— Теперь лучше, — в губы ему шепчет Томлинсон. — Прости, что тебе пришлось стать свидетелем этого фарса. Люди — дерьмо.

— Не все, — кладёт Гарри холодную ладонь на тёплую щёку Томлинсона. — Ты отлично справился. Я рад, что ты не размазал его по стене.

Луи забавно фыркает и смеётся над его словами.

— Но я хотел.

— Знаю, что хотел, — улыбается Гарри. — Но не должен был и поступил очень разумно.

— Благоразумие — это не про меня, — застёгивает Луи куртку на ходу, чуть сгорбив плечи, а Гарри впивается обожающим взглядом в его фигуру, не в силах противостоять нежности. — Пейн не позволил бы им подобной сцены, но сегодня он пропустил. Я беспокоюсь, честно говоря, по этому поводу.

Гарри спотыкается о рыхлый вытоптанный снег, неловко хватает Луи за локоть. Сильные руки поддерживают, помогают устоять на ногах. Словно сухие листья шелестят у него в горле, когда он решается заговорить:

— Он тоже пропал?

— Блять, — с чувством сжимает Луи зубы от злости. — Надеюсь, что нет. И надеюсь, что с Хораном всё нормально.

Под хруст снега, треплющий волосы холодный ветер они идут в напряжённой тишине. Зато рука об руку. Гарри чувствует тепло Луи, когда во время ходьбы легко касается его ладони костяшками пальцев.

— Давай на сегодня забудем о проблемах? — вдруг говорит Томлинсон, и Гарри вздрагивает, переводя на него потерянный взгляд. Слишком глубоко ушёл в свои мысли о Найле и оказался будто пойманным с поличным этим громким дерзким голосом. — Вот мой дом, и тебя ждёт знакомство с моей семьёй. Маму не бойся, а вот с сёстрами будь осторожнее, — улыбается Луи и ободряюще сжимает его ледяную ладонь.

— Я не уверен, что это было правильное решение, — шепчет обескровленными от волнения губами Гарри, глядя на обычную деревянную дверь, понимая, что за ней его ждёт пробуждение с таким трудом усыплённых воспоминаний о семье.

— Возможно, но в любом случае ты уже здесь, — отвечает Луи и толкает дверь.

Томлинсон по-хозяйски заходит внутрь, подзывает растерянного, скованного ужасом Гарри, а в голове последнего лишь одно — он расковыряет эту старую рану, и сегодня она превратится в незаживающую язву.

И идёт он на это добровольно.

***

Мамины глаза блестят волнением, а руки суетливо сжимают край выстиранной белой футболки, в которой она предпочитает находиться дома. Луи рад, что никто из них не решил добавить вечеру торжественности: близняшки как всегда растрёпаны, Физз не посчитала нужным сменить очки для чтения на линзы, а на Лотти ни грамма макияжа. Всё по-домашнему просто.

Втягивая Гарри внутрь, в пропахший мясным рулетом и сладостями дом, Луи совсем не обращает внимание на его трясущуюся руку.

— Гарри, это моя мама. Зови её Джоанна, она это любит, — с улыбкой говорит он. — Девочек даже перечислять не буду, ты не запомнишь всех. Выучишь за ужином.

— Их много, — шепчет Гарри за его плечом, сжимая куртку в районе поясницы.

— Иди сюда, мой дорогой, мы посмотрим на тебя, — мама вытаскивает подростка на свет под тихо жужжащую лампочку и крепко прижимает к себе.

— Мам! — страдальчески стонет Луи. — Ему ведь не двенадцать лет.

Глаза Гарри широко распахнуты, когда он неловко обнимает её в ответ. Луи может посчитать его вдохи — настолько медленно поднимается грудь. Лицо бледнее, чем обычно. Взглядом Гарри умоляет помочь.

— Ты, должно быть, совершенно особенный, — Физзи поправляет очки на переносице и тянет руку для приветствия. — Он перестал быть таким засранцем только после твоего появления.

— Нет, он сам, — хрипло возражает Гарри. — Луи — хороший человек, попавший в трудные обстоятельства.

— Какой интересный, — смеясь, выдаёт одна из близняшек.

Девочки обступают Гарри со всех сторон, представляются, задают вопросы, и Луи его почти жаль. Откидывая волосы со лба, он чувствует липкое прикосновение пота на коже и без особой охоты принимает решение оставить Гарри без присмотра на несколько минут.

— Я не принял душ после тренировки, — объясняет он маме, чуть подталкивая Гарри в сторону кухни. — Позаботься о нём.

— Да, Луи, пожалуйста. Душ тебе необходим, — морщит нос Лотти, отворачиваясь от брата. Её изящная рука ложится на локоть Стайлса, пока девушка увлекает его прочь из холла.

— Луи вонючка, — громко кричат близняшки, перебивая друг друга, и Луи бросается щекотать их под громкий заливистый смех и возмущённый окрик мамы.

— Я быстро, — губами шепчет Луи с лестницы, и Гарри успевает потерянно кивнуть, прежде чем оказывается окончательно утянут в кухню.

Скорости, с которой он преодолевает ступеньки, а потом стягивает прилипающую к влажной спине одежду, может позавидовать любой спортсмен. Луи усмехается, когда думает, что тренер мог бы гордиться его стремительностью. Но Гарри за столом, в окружении его неугомонных сестёр, и этот факт заставляет поторапливаться.

Вода смывает грязь, пот, а также раздражение прошедшего дня: оскорбительные слова Марко и виноватые взгляды команды. Луи больше не чувствует злости, лишь удивление, что сдержался, не переломал кости чёртовому гомофобу прямо там. Оскорбления ориентации всё ещё задевают его, но сегодня разум взял верх над эмоциями и инстинктами.

Возможно, ощущение близости Стайлса, свежий привкус азота в воздухе, помогло. Мама бы сказала, что он, наконец, взрослеет.

Луи натягивает футболку уже спускаясь по лестнице, разбрызгивая капельки воды с влажных волос. Он вбегает в кухню, с удовольствием отмечая, что никто не косится на Гарри, не давит на него личными вопросами: Лотти увлечённо рассказывает что-то, пока мама деликатно выясняет, что Гарри предпочитает из еды.

Вздох облегчения и ледяная рука на колене под столом — лишь это выдаёт нервозность Гарри, позволяет Луи заметить её. Остальные остаются в неведении о том, как напряжён их гость, о его желании сбежать как можно дальше.

Никаких вопросов о семье и прошлом, никаких разговоров о пропаже Найла, о творимых в их маленьком городке безобразиях — ужин проходит тихо и тепло. Джоанна настаивает, чтобы Гарри остался, и хотя тот отпирается, Луи сжимает его поясницу, лишая кислорода, а вместе с ним и воли, и соглашается за него.

Позже он понимает, насколько прав оказался: когда Гарри, одетый в его футболку, неловко устраивается рядом и Луи накидывает узкое одеяло на них.