— Я хотел спросить ещё, но ты отвлёк меня поцелуями, — произносит Луи, застёгивая куртку. — Кто такой Бен?

Паника похожа на пиявку: липнет, высасывает кровь и самообладание. Гарри закашливается, пытаясь скрыть ужас в глазах. Страх давно стал его постоянным отвратительным спутником; он может заставить Гарри наделать множество ошибок, даже рассказать правду — а этого тот хочет меньше всего.

— Почему ты спрашиваешь? Откуда ты вообще можешь знать? — срывающимся голосом шепчет Гарри. Он впивается пальцами в кожу головы, взлохмачивая с трудом приведённые в порядок волосы.

— Ты говорил во сне, — осторожно произносит Луи. — Просил его остановиться.

Глядя в ясные глаза, Гарри удаётся вернуть себе толику контроля: он выдыхает, отворачивается от Томлинсона, чтобы глухо прошептать в холодную тишину своей квартиры:

— Друг. Он был моим другом, — «единственным», хочет добавить он, но решает, что на сегодня Луи получил и так больше откровенности, что мог позволить себе Гарри. — Это болезненная история, и она осталась в прошлом. Не хочу говорить.

— Хорошо, — легко соглашается Томлинсон. Он достаёт из рюкзака Гарри свой платок и обязывает вокруг худой шеи. Кадык судорожно вздрагивает, когда Стайлс сглатывает. — Я снял его на ночь с тебя. Это может быть опасно, если ты будешь сильно ворочаться во сне, он затянется туже.

Они покидают квартиру, и пока Гарри скрипит ключом в замочной скважине, закрывая дверь, Луи закуривает, прислонившись к стене в паре шагов от него. Гарри бросает обречённый взгляд в его сторону и недоумевает, как именно они пришли к тому, что проснулись в одной постели.

А ещё он думает обо всём, что узнал Луи сегодня о нём, и хочет добавить к этой правде ещё одну. Последнюю. Гарри хотел бы, чтобы платок затянулся туже.

Сжимая плотно губы, он умалчивает о своём слабовольном желании.

***

Майкл закрывает рот, замолкая, и рассеянно трёт подбородок, когда озябший Луи подсаживается к нему, прижимаясь коленом к его ноге. Деревянная скамья стадиона выстужена февралём, но парням плевать. Стэн протягивает сигарету, и Луи благодарно принимает негнущимися от холода пальцами.

— Почему ты замолчал? — вместо приветствия спрашивает он, но друг лишь отводит глаза.

Сосны за школой стонут, потревоженные ветром. Их верхушки качаются из стороны в сторону, предвещая непогоду, и Луи чувствует, как порывистый ледяной ветер забирается в капюшон. Но непогода не волнует его — лишь колкий, злой взгляд Стэна и нежелание Майкла поделиться тем, что тревожит.

— Ладно, Эм, я собираюсь сказать ему! — срывается Стэнли. Он судорожно затягивается, кашляет от крепкого дыма. Луи смотрит исподлобья на возвышающегося над ним лучшего друга, и его сердце скрипит от неприятного предчувствия.

— Это о Гарри, — осторожно говорит Майкл, но Стэн перебивает. Яростно выплёвывает:

— Вы вообще расстаётесь хоть на секунду? Ушли вместе. Вернулись почти в обнимку, — слова сочатся ядом. Луи неприятно. Он физически ощущает злость друга. Она сковывает запястья сильнее холода, ползёт вверх по рукам. Хочется схватить эту невидимую плёнку, в которую превратилась чужая ярость на его коже, и стащить вниз, подобно резиновым перчаткам.

— Я ночевал у него, — пожимает плечами Томлинсон. Он изо всех сил пытается выглядеть равнодушным, затягивается, глядя на тёмные деревья за оградой школы, а внутри — ледяной шторм.

— Что ты, блять, делаешь?! Разве ты не видишь, кто он?

Глаза Стэна тёмные, как небо, полное снега. Страх плещется в глубине, почти незаметный под высокими волнами бешенства. Луи не понимает, почему друг воспринимает Гарри так.

— Не начинай, — кривится Томлинсон. — Мы уже обсудили это. Я сказал, почему он был странным в тот день, когда в школу пришли копы.

— Не только тот день. Он странный постоянно! — Стэн бросает недокуренную сигарету в снег, и она моргает красным огоньком, прежде чем умереть. — Все эти взгляды. Скрытность.

— То, что он интроверт, не делает его монстром! — Луи поднимается на ноги, не в силах больше смотреть на друга снизу вверх. В споре, завязавшемся между ними, он предпочитает быть на равных. — Он родителей потерял, в чужом городе один. Стэн, я не понимаю, почему ты нападаешь на него. Я был мудаком, когда задирал Стайлса, но ты…

— Ты был прав с самого начала. Ты ведь чувствовал! Твои инстинкты никогда не подводили тебя прежде, — Стэн вдруг срывается с места, делает несколько шагов в сторону и возвращается. Вытаптывает грязный снег на площадке. — Ты ведь всегда чувствовал гниль внутри людей, ну? И с самого начала твои руки чесались взгреть Стайлса. Тебе секс с ним мозги так запудрил?

Последние слова звенят в разряженном зимнем воздухе, словно колокольчики, натягивая струны нервов сильнее. Мгновения — и они лопнут, искалечив всех вокруг.

— Скажи ему, Майки, — Стэн отворачивается, сжимает челюсть от гнева.

Приподняв бровь Луи оборачивается к Майклу, впивается тяжёлым взглядом. Страх хрустит между пальцев, когда Томлинсон прячет руки в карманы куртки и там, спрятанные от глаз друзей, сжимает в кулаки. Он не может поверить, что они заставят его делать выбор. Но к этому идёт разговор.

— Я в Лондоне вчера был. У Отто, — он чуть оттягивает воротник куртки, показывая белую ткань повязки, скрывающую свежие чернила. — Бирсак умер.

— Как? — растерянно спрашивает Луи. Новость не трогает его, они никогда не были друзьями, но резкий переход сбивает с толку.

— Нашли в каком-то подвале. Ему конечности отрубили, — Майкла передёргивает, а Стэн достаёт ещё сигарету. Он не прикуривает, лишь задумчиво крутит в руках, глядя на Луи.

— Через неделю после того, как ты возил туда Гарри.

Звонок на урок растворяется в холоде, едва успев долететь до них. Все трое не сговариваясь игнорируют его.

— При чём тут это?

— У вас была стычка. Отто рассказал.

— И всё же? — не унимается Луи. Он не может, не хочет, проводить эти параллели.

— Да, Томмо, чёрт возьми! — взрывается Стэн. — Зейн пропал после того, как зацепил Стайлса на твоём Дне Рождения. Так же, как и Найл, с которым у него тоже что-то не сложилось.

Но Луи вдруг теряет своё самообладание. Он готов, будто ребёнок, стиснуть уши руками, лишь бы унять навязчивый голос друга. Но сомнения уже внутри него.

— Это херня, — бросает Томлинсон грубо и разворачивается на пятках. — Мне нужно на урок. А вы завязывайте с этим дерьмом. Чтобы я больше ни слова не слышал.

Словно вихрь, Луи слетает по ступеням стадиона вниз, не разбирая дороги, а в голове страшная мысль, глупое подозрение друзей пустило корни и цветёт.

Что, если вся странность Гарри оттого, что он убийца?

***

Тихо капала вода. Этот размеренный успокаивающий звук вырвал из цепких пальцев забытья. Боль окутала всё тело, пальцы онемели от холода, а в голове настойчиво стучал молот. Но боль означала лишь одно.

Он жив.

Найл выдохнул облако пара и поднёс ладонь к своей груди. Сердце. Оно чуть слышно отстукивало свой привычный ритм, разгоняя по венам горячую кровь, а холодный воздух с хрипом проникал в легкие.

Он жив.

Тихий скулёж сорвался с губ, когда воспоминания о мучениях обрывками ворвались в сознание, вызывая приступ удушья. Серый потолок, тихий шепот, лезвие, приближающееся к лицу, звуки разрезаемых мышц. И наступившая темнота.

Найл поднял руку, поднес её к лицу, стянутому коркой засохшей крови, но не решился дотронуться. Боялся. Знал, что темнота окружает его не потому, что его глаза закрыты. Нет. У него теперь нет глаз вовсе. Темнота стала его вечным спутником.

Но он жив.

Найл внимательно прислушался, но не услышал ничего, кроме непрекращающегося «кап-кап-кап». Он несмело шевельнул второй рукой, и истеричный смех надорвал обволакивающую это страшное место тишину — она тоже оказалась свободной. Найл попытался подняться. Он аккуратно перевернулся на бок, игнорируя нарастающую в измученном теле боль, и тут же тяжёлым мешком свалился на ледяной бетонный пол. Воздух вышибло из лёгких, и что-то хрустнуло в плече, но ему было всё равно, боль уже не так сильно пугала, как разрушение только что появившейся надежды. Надежды вновь согреться, почувствовать ласковое прикосновение матери, услышать смех друзей. Надежды перестать чувствовать только холод и боль.