Он трясёт головой, прогоняя непрошеные мысли. Им не быть парой. И не только из-за Луи, который не испытывает ровным счётом ничего, кроме презрения и злости. Дело в самом Гарри. Дело в Тьме.

Луи нетерпеливо барабанит пальцами по капоту, ожидая, когда Гарри последует за ним. И тот тяжело вздыхает, понимая, что ему уже плевать на планы взбалмошного Луи, как и на собственное будущее: собирается ли Томлинсон сегодня просто посмеяться над ним или сделать действительно больно. Всё равно.

Яркая вывеска гласит, что за металлической дверью, выкрашенной в отвратительный, режущий глаз красный цвет, находится тату-салон. И Луи уверенно проходит внутрь, кивая рослому парню на входе. Гарри следует за ним в дымное, пропахшее виски и краской помещение, стараясь не отставать. Он всё ещё не понимает, что происходит между ним и Томлинсоном, что происходит в данный конкретный момент, а главное, что происходит в голове у Луи. И желание найти ответ на этот вопрос трепещет внутри, будто тонкий фитиль горящей свечи, и когда этот огонёк погаснет, Гарри захлебнётся тьмой.

— Отто! — произносит Луи, сжимая протянутую толстяком руку. — Готов принять меня? А это Стайлс! Не обращай на него внимания.

Гарри делает ещё шаг ближе, касаясь мягкой ткани кофты Луи. Он оглядывается, впитывая в себя странную атмосферу этого места, примечая угрюмость на лицах и грязный, покрытый сигаретными окурками пол.

— Луи, приятель! Решился испортить свою кожу ещё раз?

Луи кивает. Он цепляет края серой худи, стаскивая через голову, задевая бок Гарри локтем. Случайное прикосновение пугает Гарри, и он отскакивает назад, словно трусливый зверёк, а Луи лишь улыбается краем губ.

Он протягивает свою кофту, и Гарри бережно забирает её из сильных рук, стараясь не прижимать к себе слишком нежно. Но от неё пахнет Томлинсоном, и он хочет прижаться щекой к мягкой ткани, хранящей тепло хозяина.

— Посиди вон там, — просит Луи, и Гарри кивает, усаживаясь на старый диван, лёгким движением головы отказываясь от квадратной бутылки с янтарной жидкостью, а пальцы незаметно перебирают худи Томлинсона, пока глазами он пожирает его уверенно расправленные плечи.

Гарри отбрасывает лишние мысли, просто наслаждаясь видом Луи в кресле татуировщика, позволяя себе обмануться ненадолго, поверить лишь на сегодня, что Томлинсон не презирает его.

Гарри улыбается, когда Отто подмигивает ему и наклоняется над запястьем Луи. Это утро превратится в яркое воспоминание.

***

Луи скептически хмыкает, когда Гарри делает большой глоток алкоголя из протянутой бутылки и садится в кресло. Запястье зудит и ноет, когда свежие чернила уживаются под повреждённой кожей. Новое тату жжёт руку приятной болью.

Он улыбается, глядя на мелко дрожащие пальцы Гарри, когда тот подворачивает левый рукав, вытягивая руку на столик перед Отто. Татуировщик надевает перчатки, а Луи искренне наслаждается волнением, что волнами расходится по помещению от Стайлса. И это почти так же хорошо, как тогда на поле, когда он до боли вывернул тонкую руку, прижимая это тело к себе.

Луи хочет увидеть, как нетронутая молочная кожа будет испорчена, навсегда опорочена тёмным рисунком. Он хочет посмотреть на приоткрытый от боли рот Гарри, на его короткие выдохи, когда игла будет прокалывать запястье, повреждая, нанося узор. Всё, что заставляет лицо Гарри кривиться, а дыхание — прерываться, приносит Томлинсону странное удовольствие.

— Хей, Лу, — зовёт его Отто, сжимая запястье Гарри пальцами в перчатке. — Проваливай на улицу, парнишка нервничает под твоим прожигающим взглядом. Да что там, мне и самому не по себе.

— Принцесса просто боится боли.

Луи самодовольно смеётся, стараясь задеть Стайлса. Он снова в этом настроении, когда хочется задирать и унижать, увидеть тот бархатный румянец, запустить пальцы в волосы и сжать. Луи не понимает почему, но не сопротивляется.

Но Гарри смотрит снизу вверх взглядом, которого Томлинсон никогда не видел, осаждая Луи без слов. Глаза едва блестят, а подбородок упрямо вздёрнут — он настроен решительно.

— Луи, пожалуйста, — произносит он, и Томлинсон неожиданно для себя подчиняется без слов.

Он выходит на улицу, вдыхая ноябрь в свои лёгкие. Осень внутри вызывает лишь трепет и холодное чувство опустошённости. Безысходность сжимает в холодной руке сердце. Луи чувствует, как катится вниз по наклонной. Его жизнь пуста и бессмысленна. Примирение с семьёй было лишь маленьким шагом к обретению себя, воли к жизни и желания эту жизнь наполнить смыслом.

Луи сделал первый шаг, но дальше не пошёл. И если до появления Гарри и его зелёных глаз, что кислотой разъедают доспехи ожесточения и безжалостности, Луи не стремился вернуться к прошлому и не переживал, то теперь он всё чаще думает о доброжелательных взглядах без пожирающего страха, о футболе и волнении перед школьными тестами — о себе прежнем.

И чёртова осень забирается всё глубже в кости, выхолаживая ложь, открывая небу горькую слабую правду — Луи осточертело быть жестоким устрашающим монстром.

Щелчок зажигалки, и кончик сигареты тлеет, а серый ядовитый дым выгоняет ноябрь из лёгких, успокаивая разволновавшееся сердце. Маска возвращается на место: губы кривятся, но не в разочаровании, а наглой жёсткой усмешке.

Луи рад, что слабость накрыла его, когда Гарри не оказалось рядом. Слишком проницательный, слишком взрослый для своего возраста Стайлс раскусил бы его в два счёта. И может быть, это именно то, что нужно Томлинсону — человек, видящий насквозь, протянувший руку, но Луи упрям и испуган, он не покажет свою боль, особенно Гарри.

— Томлинсон!

На его плечо ложится тяжёлая рука, больно сжимая.

— Бирсак, — отвечает он в той же манере, стараясь не морщиться.

— Я думал, ты усвоил последний урок — я не должен видеть тебя здесь. Мне похер, чей ты друг, это место моё.

— Да я вообще плохо учусь.

Луи щелчком отшвыривает сигарету в стоящего справа от Энди парня, провоцируя их. Они подрываются с места, и Томлинсон успевает отклонить первые два удара, вывернуться и ударить самостоятельно, разбивая кому-то челюсть. Адреналин подскакивает, переключая его в нужный режим, когда реальность воспринимается возбуждённым мозгом будто в замедленной съёмке, а решения принимаются мгновенно.

Драка изначально нечестная — трое на одного, но Луи не задумывается об этом, когда бьёт одного из дружков Энди по лицу. Он чувствует кровь на костяшках пальцев, слышит едва заметный за тяжёлыми выдохами хруст ломающегося носа. Да, это тот момент, когда человек познаёт себя, и Луи никогда не бегал от драки.

Он разворачивается, подставляя предплечье под удар, блокируя выпад Бирсака, отпихивает ногой его второго приятеля, а потом возвращается к Энди, который заносит вторую руку. Картинки мелькают перед глазами, Луи не анализирует и не рассуждает, он отдаётся голым инстинктам. Ещё одно предплечье, в которое приходится удар, а потом Томлинсон слегка толкает назад оппонента и бьёт его лбом в лицо.

Боль острая и оглушающая, но даже близко не такая сильная, как у врага. Энди прикрывает рот ладонями, и Луи агрессивно скалится, уверенный, что выбил ему пару зубов.

Луи слишком радуется ещё не одержанной победе, поэтому пропускает грубый тычок под рёбра от последнего из парней. Его ведёт в сторону, спина врезается в капот машины, и кулак проезжает по скуле, обжигая. Он чувствует непрекращающуюся боль и то, как кровь заливает глаза.

Парень всё бьёт и бьёт Томлинсона в лицо, реальность плывёт и вращается, боль сковывает лицевые мышцы, а потом внезапно наступает затишье. Луи сползает по капоту на землю, пытаясь разлепить склеенные кровью ресницы. Он видит парней из тату-салона, скручивающих бившего его парня, видит Бирсака, сплёвывающего кровь себе под ноги, и улыбается, несмотря на боль. Но потом его взгляд падает на Гарри: тот стоит далеко от этой сцены, глаза широко распахнуты, и даже отсюда Томлинсон может разглядеть, как блестит зелень внутри радужки от сдерживаемых эмоций. Гарри странно реагирует на жестокость, Луи заметил это ещё в их первую встречу в переулке. Парень будто знает что-то, неподвластное другим, он не кривится при виде крови, но цепенеет, будто она зовёт его, будто внутри Стайлса происходит борьба каждый раз, когда кто-то проявляет агрессию. Луи хочет это выяснить.