Последнее предложение Томлинсон произносит не обдумав. Он прикусывает язык, но уже слишком поздно. Они стоят достаточно близко, чтобы Луи мог увидеть, как расширяются зрачки Стайлса. Никто не чувствует это изменение плотности воздуха вокруг — лишь они двое. Гарри делает шаг вперёд. Его глаза горят совершенным безумием, когда он заносит руку и бьёт Томлинсона в лицо.
Луи падает на спину, стирая руки об асфальт парковки. Толпа произносит громкий «ох!» одним гудящим голосом и подаётся назад. Парни также расступаются, не сводя с Гарри озлобленных взглядов.
Томлинсон чувствует привкус крови во рту и поднимает руку, чтобы провести по разбитой губе. Красные капельки остаются на подушечке пальца, и он понимает, что именно сейчас произошло.
Медленно поднимается на ноги, ухмыляясь, вытаскивая из-за ворота кофты платок, и тихо произносит:
— Тебе лучше бежать, Стайлс.
***
Elijah Blake — Give Me U
Гарри не знает, что на него нашло, но сейчас, глядя на то, как Луи медленно натягивает платок на лицо, слыша, как толпа судорожно вздыхает, предчувствуя боль, он жалеет, что не сдержался. Жалеет, что позволил злости на свою никчёмную жизнь вырваться из-под контроля и втянуть его в эту разборку с Томлинсоном, потому что Гарри точно не выиграет.
А значит, действительно — лучше бежать.
Стайлс зря бросает последний взгляд на Луи. Тот выглядит пугающе, словно ангел-мститель. Его глаза леденеют, превращаясь в две смертоносные лавины, что вот-вот погребут Гарри под своей толщей. Этот жуткий образ выжигается в мозгу калёным железом, пока Гарри бежит по улице к старому парку. Он оборачивается несколько раз, но Луи не видно позади, и Гарри от всей души надеется, что это была всего лишь угроза и Томлинсон не собирается его догонять. Уже у поросших мхом ворот он слышит возбуждённые крики школьников — Луи начал преследование.
Гарри протискивается между прутьями в том месте, где один из них отсутствует — выломан задолго до появления Стайлса в этом городе, и он безмерно рад. Он благодарит своё хрупкое телосложение за то, как легко скользнул внутрь, не зацепившись и не застряв, и продолжает убегать. Но всего десяток шагов вглубь тёмного, поросшего высокой травой и диким кустарником парка, и его нагоняют звуки — шуршание резиновой подошвы кед о потрескавшийся шероховатый асфальт. Гарри оборачивается как раз вовремя, чтобы увидеть, как Луи отталкивается от земли, не тормозя, и подпрыгивает вверх, хватаясь за решётку закрытых на проржавевший металлический замок ворот. Томлинсон ловко карабкается по ограждению парка, и Гарри понимает, что шансов сбежать нет, а чёрный платок, прикрывающий половину лица взбешённого Луи, не оставляет надежды на мирный исход.
Сердце колотится в груди, сотрясая рёбра, и Гарри буквально слышит их хруст. Колющая боль в боку от быстрого бега сменяется на более мучительную, тянущую, разливаясь уже по всему телу, словно инфекция, заражая все органы и мышцы. Гарри больше не бежит, теперь он, скорее, прячется. Он движется от одного огромного ствола дерева к другому, прижимая руку к бухающему сердцу. Луи где-то рядом, Гарри уверен. Он чувствует присутствие Томлинсона в потемневшем пространстве, в раскидистых ветвях шелестящих деревьев, в дождевой туче, что нависла над этим тихим и запущенным местом. Во всей окружающей атмосфере Стайлс предчувствует не только наступление грозы, но и приближение Томлинсона.
Гарри забивается вглубь парка, прижимаясь спиной к жёсткой вековой коре, ощущая не только страх, но и возбуждение, что течёт по венам подобно отраве, ослабляя и лишая воли. Томлинсон не просто пытается догнать его, нет. Он играет с Гарри. Он охотится на него, загоняя в угол.
Гарри выглядывает из-за ствола, но в парке по-прежнему никого нет, кроме него, хотя напряжение никуда не уходит. Он глубоко вдыхает насыщенный влагой воздух, стараясь унять сердцебиение и боль от долгого бега. Где-то отдалённо гремит гром, едва слышно. Небо темнеет всё сильнее.
Гарри выпрямляется, пытаясь снова скрыться за стволом, но оказывается пригвождён к дереву сильной рукой, а перед лицом — глаза Луи с клубящейся в их глубине грозой. Гарри тяжело выдыхает через едва открытый рот. Он чувствует, как от напряжения трясётся его нижняя губа.
— Ты действительно разозлил меня в этот раз, — угрожающе произносит Луи, наклоняясь к самому лицу Гарри. Его голос звучит приглушённо из-под ткани, но Стайлс чувствует кожей каждое слово, каждый звук. Они дрожью проходят через всё тело, заставляя парня выгнуться навстречу Луи.
— Как наказать тебя, чтобы такого больше не повторилось? Избить тебя? — Луи дотрагивается до его лба, покрытого испариной, и перемещает руку в волосы, сжимая пальцы и дёргая голову Гарри вверх. Тот болезненно шипит, а Луи прижимается щекой к его щеке. Гладкая ткань платка обжигает кожу на лице, когда Томлинсон шепчет в ухо: — Это скучно. Может, мне отрезать твои девчачьи кудри?
Гарри едва дышит, скованный болью и силой, с которой Луи прижимает его к дереву. Но не страхом. Стайлс не боится. Он возбуждён. Впервые в жизни Гарри чувствует, как его тело подводит его, желая отдаться под чей-то контроль, позволить кому-то обладать, желая подчиняться и терпеть.
Луи отстраняется, и Гарри против воли переводит взгляд на его лицо. Вспышка молнии внезапно озаряет всё вокруг ярким неестественным светом, и он видит её ветвистое отражение в тёмных от злости глазах Томлинсона. Он вздрагивает, и громкий стон помимо воли срывается с губ. Луи приподнимает правую бровь, внимательно глядя в его потерянное лицо, пытаясь понять, что чувствует его жертва.
— Я знаю, я вырежу у тебя на лбу слово «лузер», чтобы люди никогда не ошибались на твой счёт, — угрожающий низкий голос лишает последних остатков разума, пульсируя где-то в глубине жаром тысячи солнц. Гарри извивается в крепкой хватке, практически не понимая, что происходит и что ему говорят. Он знает только одно — Луи рядом, но недостаточно. Нужно ближе. Нужно унять эту жажду, выворачивающую тело наизнанку, и это может сделать только он.
И Гарри не думает о том, что, возможно, Томлинсон не хочет его. Гарри не думает ни о чём в тот момент, когда выгибается и прижимается своим возбуждённым членом к бедру всё ещё держащего его шатена. Он так сильно хочет Луи, что желание захлёстывает с головой, толкая в пропасть. Он готов на всё ради этих прикосновений.
Гарри инстинктивно трётся о него, тихо выстанывая имя Томлинсона.
— А говорил, что не хочешь меня, Стайлс. Лжец, — Луи обхватывает оба его запястья, сжимая левой рукой над головой. — Или тебе понравилась угроза наказания?
Гарри не может отвести глаз от рисунка черепа на платке Луи. Его кости превращаются в желе под напором властности, он растекается, и только хватка Томлинсона поддерживает его в вертикальном положении. Правой рукой Луи натягивает капюшон толстовки на голову, сверкая электричеством в глубине тёмных глаз, и Гарри хочет упасть на колени и захныкать. Тёплая рука пробирается под его свитер, гладя и щипая, и Гарри захлёбывается в ощущениях.
Никто никогда не оказывался так близко к нему, и единственным, в чьей власти Гарри бывал прежде — это тьма. Но с Луи всё по-другому.
— Не надо наказывать, — шепчет он разбитым, потерянным голосом, вздрагивая каждый раз, когда Луи сжимает сосок между пальцев.
— Ты идиот, Стайлс. Не понимаю, чего ты добиваешься, нарываясь и выбешивая меня, — рука Луи исчезает с груди, и Гарри может вдохнуть немного воздуха.
Яркий росчерк молнии вновь освещает небо, отражаясь в глазах обоих парней жаждой и нетерпением. Томлинсон расстёгивает пуговицу на джинсах Гарри, костяшками пальцев касаясь кожи над пупком. Подросток судорожно втягивает живот, будто пытаясь уйти от этих прикосновений, но на самом деле единственное, чего Гарри хочет — это, наконец, ощутить жар от ладони Луи.
И Томлинсон больше не дразнит. Он стаскивает джинсы Стайлса вместе с бельём до колен, поднимает руку и, глядя смущающемуся Гарри в глаза, произносит: