Склонившись над гладкой боковиной капсулы Яноша, я изучал биомедицинский дисплей-картуш, расположенный под ободком крышки 'гроба'. Рефрижератор походил на огромный хромированный кокон или на серебристую рыбину, чья голова крепилась к пучку извивающихся пуповин. Внутри этой шестигранной, рифленой коробки лежал Янош. Его безжизненная фигура смутно виднелась под покрытой инеем прозрачной крышкой.

- При обычных обстоятельствах, было бы разумнее всего придерживаться такого порядка действий, - сказала Катя. - Достижения земной медицины, несомненно, окажутся выше наших. Но в данном случае правила придется нарушить. Янош не выживет даже на аварийных уровнях криосна. Ты знаешь, что собой представляет плавящая чума.

- Знаю.

Мы все прекрасно ее знали, ведь она изуродовала Йеллоустон. Плавящая чума была биокибернитическим вирусом - ни с чем подобным нам раньше не доводилось сталкиваться. В высшей степени кибернетическое общество Йеллоустона рухнуло на уровне наномолекул - на уровне наших имплантатов и компьютеров. Плавящая чума привела к тому, что наномеханизмы восстали против своих хозяев.

Я позволил Кате давать объяснения, пока быстро шагал на кухню по тускло освещенным коридорам и пока готовил роллы из салями.

У всех членов экипажа были установлены подобные имплантаты. Через эти информационные окна мы взаимодействовали с механизмами рефрижераторов и с главным мозгом корабля, в то время как таранный лайнер плыл от звезды к звезде. Вирус Яноша атаковал структуру его имплантатов, разрывая те на куски и перестраивая их по своему образу и подобию. Из одного имплантационного узла сеть перепончатых лент распространялась все глубже в мозг, в явной попытке связать вместе все очаги заражения.

- Специалисты на Йеллоустоне вскоре выяснили: холод не сильно замедляет вирус - во всяком случае, тот холод, после воздействия которого человеку удастся когда-нибудь воскреснуть. Поэтому мы должны действовать незамедлительно: нельзя, чтобы вирус укрепил позиции. И боюсь, наши стандартные хирургические программы здесь не справятся. Мы не можем использовать в борьбе с вирусом наномеханизмы: он просто будет поглощать все, что бы мы против него ни бросили.

Я доел роллы.

- Я не знаком с нейрохирургией; этого не было в эйдетике с навыками. - Я стер крошки с небритого подбородка. - Впрочем, если жизнь Яноша под угрозой...

- Нам нужно действовать. Как ты сейчас себя чувствуешь?

- Слегка закостеневшим. Ничего страшного. - Я выдавил из себя напряженную улыбку. - Признаюсь, сразу после пробуждения я был немного на взводе. Думаю, те муравьи нагнали на меня страху.

Катя несколько секунд хранила молчание.

- Это вполне нормально, - наконец сказала она. - Отдохни как следует. После мы осмотрим хирургические инструменты.

Я отправился на пробежку. Следуя по извилистому, петляющему пути через жилой комплекс корабля, я ощущал вокруг своего центра масс мегатонную громаду колеса. Я не давал себе пощады, нарочно выбрав такой маршрут, который провел бы меня через каждый темный и сумрачный участок жилого комплекса, приходивший на память. Я заглушил Моцарта и, отключив имаго-индуктор, избавился от общества Кати.

Мои мысли вновь возвратились к силуэту, который, как мне представлялось, я видел. Какое же разумное объяснение промелькнуло у меня в мозгу в те несколько секунд, в течение которых я позволял смутному образу существовать за пределами моего воображения? Пожалуй, один из спящих мог случайно оттаять и в смятении блуждать по кораблю. Предполагаемый скиталец мог точно так же удивиться моему присутствию, как и я - его. Следовательно, бедолага теперь скрывается.

Однако силуэт, само собой, был галлюцинацией. Несомненно. Чтобы видеть галлюцинации не обязательно быть пускающим слюни идиотом. На самом деле, можно без труда сохранять достаточно здравого смысла для того, чтобы понимать: пережитое имело место только твоей голове. После небогатых на события часов бодрствования, последовавших за таинственной встречей, мне ужасно хотелось выбросить весь этот случай из головы.

Я бежал. Мои кроссовки стучали по палубе. Я приближался к самой низкой точке своего путешествия - той части корабля, которой до сей поры сознательно сторонился. Улавливая звук приближающихся шагов, шлюзы, формой походившие на тележьи колеса, расширялись, давая мне проход. Задыхаясь, я пробежал через вестибюль и очутился в огромном зале, в котором спали девятьсот человек.

Помещение имело тороидальную форму токамака.Вдоль внутренней и внешней стен выстроились девять сотен рефрижераторов глубокой консервации, оплетенные лестницами и мостками. Я решил обогнуть комнату по кругу, чтобы окончательно очистить разум от любых бродячих призраков. Разве не этой стратегии я придерживался в детстве - всегда сражаться со своими страхами? Я подозревал, что мальчишка внутри меня сильно удивился бы, проведай он о моих мотивах. Тем не менее, я вцепился в эту нелепую проверку, пребывая в уверенности, что она принесет мне успокоение.

Большинство из этих спящих останутся на борту, когда мы достигнем системы Земли. Они спасались от плавящей чумы, надеясь обрести убежище в будущем. На околосветовых скоростях, которых судно достигнет между светил, станет ощущаться значительное растяжение времени. Ход наших часов будет едва заметен. После тридцати или сорока лет корабельного времени (всего шесть-семь прыжков между системами), на Йеллоустоне пройдет больше столетия - достаточный срок для того, чтобы эко-инженеры изгнали биом плавящей чумы. Спящие, которых мы перевозили, решили не рисковать, проводя время в общественных криосклепах планеты. В растянутом сне время фактического нахождения в рефрижераторе было меньше, и поэтому шансы на совершенно безопасное пробуждение значительно возрастали.

Я бежал достаточно медленно, чтобы успевать читать светящиеся панели с именами, отпечатанные на каждом рефрижераторе. Мужчины, женщины, дети... Богачи моего мира, способные оплатить это сумасшедшее странствие в светлое будущее. Я подумал о тех, кто был менее богат, - о тех, кто не мог себе позволить даже место в криогробницах. Подумал о бесконечных очередях людей, желающих встретиться с хирургом, - о таких людях, как Катя; о людях, которые стремились избавиться от своих имплантатов, прежде чем до них доберется болезнь. Им придется пожертвовать всем, чем только можно: органами, протезами и воспоминаниями. Или, если они решат не приносить подобную жертву, они могут подумать о том, чтобы стать членами экипажа. Мои люди составляли отличную команду доноров данных. Требовалась определенная степень острого отчаяния, чтобы согласиться на прямое взаимодействие с главным мозгом. Высокая цена заключенного нами договора определялась одним простым фактом - пониженный уровень криосна означал, что мы не прекратим стареть в те годы, пока будем спать.

Катя считала, что подобная сделка не для нее. А я знал, что не вынесу расставания со своими имплантатами. Выходит, плавящая чума все же затронула нас.

Меня объяла горечь, и это было приятно. Я обрадовался, обнаружив старые добрые тревоги, засорявшие ум. Бросив небрежный взгляд через плечо, я посмотрел на изгибающиеся ряды спящих, мимо которых уже пробежал.

Меня преследовали.

Тень галопом неслась по проходу на другом конце огромного, завернутого дугой помещения. Я с трудом видел ее - просто человекообразная черная щель вдалеке.

Я прибавил скорости. Только мои ноги гулко топали в тишине. Но преследователь тоже побежал быстрее. Меня замутило от страха. Я вызвал Катю, но, оповестив ее, не смог сформулировать фразу, приказ - да что угодно. Казалось, безликий силуэт настигает меня.

Да, верно, безликий. У него отсутствовали какие-либо особенности или детали. Наконец я добрался до выхода, и череда шлюзов отгородила от меня зал. Я не прекратил бег, даже когда осознал, что двери позади остаются закрытыми. Человек-тень остался со спящими.

Однако я видел достаточно. Это был не человек. Всего лишь дыра в форме человека, фантом.