Несмотря на то, что их взаимодействия были вполне приятными, в Ганнибале было что-то, что никогда не позволяло Уиллу забывать о том, что он серийный убийца. Под элегантной внешностью и европейскими манерами, которыми прикрывался Ганнибал, был хищник, готовый вырваться наружу. Из-за этого в воздухе между ними витало предвкушение.

Я вижу тебя, сказал хищник. Я знаю тебя. Волк, спрятавшийся в глуши в тени деревьев, его жертве видны лишь поблескивающие глаза.

Уиллу следовало выбираться, он теперь называл себя жертвой в чрезмерно пресытившейся манере. Ганнибал был бы в восторге, если б узнал. Возможно, Балтиморская клиника действительно в него проникла, в конце концов сделав его немного сумасшедшим.

***

Именно из-за Барни Уилл начал сомневаться в том, что он делает с Ганнибалом. Мужчина, обычно работающий в дневную смену, замещал другого санитара, взявшего больничный. Первые несколько часов с Барни прошли в неловкой тишине, наводя на высокопарные мысли о мирских делах, пока, наконец он не сказал то, что его действительно интересовало.

— Я не хочу совать нос в твои проблемы, — сказал он, поймав взгляд Уилла, говорящий о том, что он именно это сейчас и делает. Уилл наклонил голову, чтобы скрыть раздраженное смущение: — Но я должен убедиться, что ты понимаешь, во что ввязываешься с Ганнибалом.

Лицо Уилла загорелось, несмотря на то, что Барни не имел ввиду ничего пошлого. Он чувствовал себя непослушным ребенком, пойманным с печеньем в руке перед ужином: — Что ты имеешь ввиду?

Они были в комнате наблюдений, Барни сидел перед мониторами, а Уилл проводил опись удерживающих устройств и оружия. Барни смотрел на экраны так, будто там шел интересный документальный фильм, от которого было невозможно оторвать взгляд: — Твои… разговоры с ним.

— Тебе об этом доктор Чилтон рассказал?

— Он просто сказал приглядывать за этой ситуацией, ничего более.

Уилл вновь склонил голову: — Я знаю, что делаю. Это-это ничего не значит.

Последовала короткая пауза: — Я не сомневаюсь в твоей искренности, Уилл. Только в намерениях Ганнибала. Его слова могут казаться невинными, как слова любого другого человека. Но Ганнибал их использует для собственной цели, и в большинстве своем это ничего хорошего для другого человека не предвещает.

— Знаю, — сказал Уилл, почувствовав, что раздражение из-за предупреждения возросло. Ему слишком часто читали лекции: — Я сохраняю дистанцию, тебе не стоит обо мне волноваться.

Барни пожал своими большими плечами: — Я всегда буду волноваться о том, что связано с доктором Лектером. Я не хочу, чтобы это тебе навредило, Уилл. Ты мне нравишься, а доктор Лектер не самый хороший человек.

Уилл состроил гримасу за спиной Барни: — Думаю, именно поэтому он здесь и больше не является психиатром. Я имею ввиду, что могу ошибаться.

Барни развернулся и пристально так посмотрел на Уилла, что тому пришлось отвернуться: — До тех пор пока ты об этом помнишь. Это место может сыграть злую шутку.

Уилл не собирался признавать это вслух, но он бы согласился. Когда он только начал работать здесь, сама идея о том, чтобы завести обычную беседу с серийным убийцей через решетку, заставила бы его вновь задуматься о своем психическом здоровье. Он будто перестал различать хорошее и плохое, игнорируя причины, по которым здесь находятся заключенные.

Что я делаю?

Должно быть что-то отразилось на лице Уилла, из-за чего выражения лица Барни смягчилось: — Уверен, что ты уже устал это выслушивать, но, пожалуйста, будь осторожен с ним, Уилл. Кажется, он к тебе привязался, и я никогда не поверю, что с хорошими намерениями.

Его предупреждение не должно было вызвать волнение в теле Уилла. Его пальцы замешкались на перцовом баллончике, сосредоточенность пропала, но затем он все же заставил себя продолжить работу. Он не хотел думать о причинах этого волнения. Они исходили из темного места глубоко внутри Уилла, куда он не хотел надолго заглядывать.

— Нет, — мягко сказал Уилл, опустив глаза. — У него не может быть хороших намерений.

========== Часть 5 ==========

Практически все в жизни в скором времени меняется в лучшую или в худшую сторону.

— Уилл.

Его разговор с Ганнибалом был неожиданно прерван голосом Мэттью Брауна, и Уилл повернулся, чтобы увидеть, как тот к ним, нахмурившись, подходит.

— Все хорошо? — спросил он, переведя взгляд с него на Ганнибала, на последнем его глаза подозрительно сузились.

Уилл выпрямился, напрягшись из-за того, что кто-то их поймал за тем, что делать не стоило.

— Все в порядке, — сказал Уилл, из-за удивления он начал говорить коротко. — В чем дело?

Мэттью подошел к Уиллу, лишь мельком кивнув Ганнибалу: — Барни хочет, чтобы ты пришел в комнату наблюдений на собрание. Я вызвался тебя найти.

— Это очень любезно с вашей стороны, — сказал Ганнибал, скривившись в полуулыбке на тонких губах. — Барни стоит гордиться, что на него работают столь добросовестные сотрудники.

Уилл резко посмотрел на Ганнибала, но лицо мужчины оставалось столь же мягким, как и всегда. Но Уилл не оставил без внимания стальные нотки в его голосе.

— Всегда пожалуйста, Лектер, — сказал Мэттью, скривившись в ворчливой усмешке. — Пойдем, Уилл.

Далее произошло нечто странное. Мэттью положил руку на поясницу Уилла, чтобы вывести его в коридор и, если бы Уилл в этот момент не взглянул на Ганнибала, то пропустил бы это. Ганнибал проследил взглядом движение Мэттью, и его челюсти сжались, а глаза заметно сузились. Это произошло буквально за секунду, прежде чем лицо Ганнибала вновь смягчилось, и тот отвернулся.

Уилла прошиб холодный пот.

У него не было выбора, и он последовал за Мэттью из отделения.

После этого что-то существенно изменилось между Уиллом и Ганнибалом. Уилл не мог сказать, что именно изменилось, поскольку Ганнибал оставался все таким же скрытным и манипулятивным. Он завлекал Уилла в философские беседы, после которых Уилл часто чувствовал себя вскрытым, будто самые темные места внутри него освещались светом. Ганнибал продолжил заниматься набросками, упражнениями и чтением. И если бы Уилл не уделял столько внимания этому мужчине, то он бы ничего не заметил.

Но он уделял внимание, в этом-то и была проблема.

Казалось, что у Ганнибала перестало хватать природного самообладания. Он упражнялся с чрезмерным рвением, которое будто выжигало его изнутри. Тон Ганнибала был по-прежнему дразнящим, но он наблюдал за Уиллом с чем-то граничащим с одержимостью. Из-за этого чувства у Уилла вставали дыбом волосы на затылке, и он не мог сказать, смотрит мужчина на него так, будто хочет его убить или трахнуть.

Что-то нарушило равновесие Ганнибала, и не нужно быть гением, чтобы понять, что это имеет какое-то отношение к Уиллу. Уилл просто не понимал, почему.

Какая-то его часть хотела просто спросить об этом Ганнибала, чтобы понять человека, мысли о котором занимали голову Уилла денно и нощно. Но другая часть, возможно, немного более разумная, не хотела ничего об этом знать. Нельзя было узнать Ганнибала без того, чтобы часть его тьмы не просочилась в твою душу и не поселилась там. Навсегда. Неразрывно. Запятнав все.

И что же это была за мысль.

***

Ночью Абель Гидеон жаловался на мигрень и учащенное сердцебиение. Мэттью и Уилл отреагировали на вызов, подкатив инвалидную коляску к камере Абеля. Мужчина был бледен, лоб нахмурен от боли, он сидел, скорчившись в углу у кровати.

— Ладно, Гидеон, — сказал Мэттью и закатил коляску в камеру, когда Уилл открыл дверь. — Будь хорошим мальчиком, или моему другу, Уиллу, придется применить силу.

Полубессознательный взгляд Абеля метнулся к Уиллу из-под опущенных ресниц: — Оставим это на потом, мистер Грэм, когда я буду в настроении.

— Не будем спешить, Абель, — сказал Уилл, наблюдая, как тот приблизился к коляске и Мэттью, положив руку на свою дубинку на случай, если он попытается что-то предпринять. — Мы отвезем тебя в лазарет на осмотр.