В этих домах происходит меновая торговля между американцами и чукчами, приезжающими из других поселков. Между прочим, мы здесь встретили партию чукчей с Чаплина, идущих в Анадырь, т. е. в Ново-мариинск; по-видимому, такие поселки, как Имтук, служат также для чукчей и местами остановок во время их плаваний, т. к. эти путешествия они совершают на простых китобойных вельботах. Хотели купить песцов или каких-либо других мехов, но ничего не оказалось, а за бараньи рога, которые я собрался приобрести, владелец запросил нечто невероятное: примус, 10 плиток чаю и 20 пампуш[70] табаку.
Что меня здесь поразило – это высокая густая трава, какой в бухте Провидения не встречалось. Расположен Имтук очень картинно, впереди лагуны у склона высокой горы.
Около 4 ч дня мы отправились в обратный путь, дав чукчам за перевоз пампушу табаку. На обратном пути зашли к чукчам, живущим на Плауэре, и съехали на берег, взявши с собой теперь и собак.
Погуляв немного и сделав несколько фотографических снимков, переправились на другую сторону, войдя в небольшую, но очень глубокую бухточку Славянка, где, подойдя на моторе вплотную к берегу, уткнулись носом прямо в снежный сугроб, из-под которого текла чудеснейшая пресная вода. Выпустив псов побегать по снегу, мы сами напились чаю, после чего в 10 ч благополучно возвратились домой.
В тот же вечер я и мичман Никольский решили попытать счастья у Томсона и отправились к нему на шхуну в надежде найти продажные меха. Как и следовало ожидать, надежды наши блестяще оправдались, и мы накупили себе песцовых шкурок. Томсона застали за ужином в компании чукчей. Он, между прочим, рассказывал, что этот Лярский есть не кто иной, как сын того самого Вонлярлярского[71], который раньше имел здесь концессии, и что он работает на те же самые американские капиталы Рокфеллера и какого-то другого миллиардера. Вообще, у меня создалось впечатление, что Лярский – довольно сомнительная личность.
На следующий день стало известно, что для свидания с капитаном Бартлеттом в Ном отправится один только «Таймыр», «Вайгач» же пройдет в бухту Св. Лаврентия, место общего свидания кораблей экспедиции. По словам того же Томсона, на острове Геральд из экспедиции Стефенсона никого нет, а находилось 22 человека на острове Врангеля, из них 10 человек зимою ушли на материк и пропали без вести, а капитан Бартлетт, отправившись в июне на собаках, побывал в бухте Провидения и уехал в Ном для организации спасательной экспедиции. Между прочим, сегодня происходил пробный полет нашего гидроплана, который, к сожалению, окончился неудачей: сломался руль, и гидроплан шлепнулся в воду[72].
Утро 21 июля прошло в приготовлениях к путешествию в Ном, т. к. я и мичман Никольский собирались туда съездить на «Таймыре». Около 2 ч дня «Таймыр» снялся с якоря и, выйдя из бухты Провидения, лег на курс Ном на Аляске. Погода с каждым часом улучшалась; к вечеру уже прояснилось и значительно потеплело, словом, чувствовалось, что идешь к более мягкому климату. Незаметно прошел день в беседе с любезными хозяевами – «таймырцами», и было уже поздно, когда я лег спать. На следующий день между 12 и 1 ч дня мы уже стали на якорь в Номе.
К нам сейчас же подошел моторный катер с начальником таможни и брандвахтенным врачом. После выполнения установленных формальностей начальник экспедиции, Вилькицкий, пригласил их в свое помещение. Естественно, разговор зашел о Бартлетте; оказалось, что капитан «Карлука» на таможенном судне отправился в порт Кларенс, а сегодня туда же пойдет пароход. Затем совершенно неожиданно американцы спросили, слышали ли мы что-либо о великой европейской войне, начавшейся в субботу, 19 июля. Я прямо не поверил своим ушам и думал, что разучился понимать по-английски, но, к сожалению, я понял верно – это оказалось правдой!
Сейчас же начальник экспедиции с одним офицером съехал на берег, чтобы сделать необходимые визиты и послать телеграфный запрос в Морское министерство о дальнейшей судьбе экспедиции, а я – чтоб ознакомиться с городом и собрать последние новости о войне. Город произвел на меня хорошее впечатление: улицы выстланы деревом, дома маленькие, легкого американского типа (очевидно, привезенные из Соединенных Штатов), и масса магазинов, преимущественно меховых, колониальных и ювелирных. На улице подошел ко мне человек, отрекомендовавшийся профессором Петербургского горного института, приехавшим сюда для изучения золотопромышленного дела. Фамилии его я не разобрал, а благодаря его молодости и немного странному произношению он мне показался несколько подозрительным, но из разговора выяснилось, что он сын петербургского психиатра Чечотта[73]. Побывав на почте, в редакции газеты, которую мне указал Чечотт, я встретился с Вилькицким и продолжал осмотр города вместе с ним. Затем мы познакомились с неким Волошиновым, компаньоном Вонлярлярского, о котором, между прочим, говорил Лярский, когда был в Провидении. Вместе с ним мы поехали на «Таймыр», где, пробыв немного большой компанией, съехали на берег, чтобы осмотреть золотые прииски, в которых, между прочим, работали двое русских, уроженцев Симбирской губернии. Повел нас Волошинов, сказав, что это недалеко от города, а последний – сравнительно небольшой и состоит только из двух параллельных между собой и берегом моря улиц. На прииски мы вышли около 6 ч, и оказалось, что они не так-то уж близко находятся, и нам пришлось идти с добрый час. Дорога шла вдоль полотна узкоколейной железной дороги, движение по которой раньше было паровое, а теперь вагонетку или какую-либо другую повозку тянут собаки, причем не ездовые, а всевозможных пород, включая сюда борзых и дворняжек. Идя на прииски, мы встретили два или три таких импровизированных экипажа с пассажирами. После часа ходьбы частью по тундре, частью по шпалам узкоколейки мы пришли наконец к нашим русским золотопромышленникам. В Америке они уже 12 лет и работали раньше в Сент-Майкеле, потом в Даусоне, а теперь перебрались сюда.
Добыча золота производится здесь следующим образом: роется глубокая шахта метров 9 глубиной, от нее ведутся подъемные боковые галереи, и вырытая земля подымается на стоящий деревянный ящик, приподнятый на подпорах тоже метров 9 высотой.
От этого ящика идет наклонный желоб, по которому золотоносная земля, промываясь водою, стекает вниз. Употребляют еще при промывке ртуть, которая амальгамизирует золото, сворачиваясь в шарики, и в каждом таком шарике ртути находится немного золота в растворенном виде[74]. За текущий день наши русские намыли на 12 долларов золота. Самородков у них не было. Пришлось их купить уже в городе, причем довольно дорого: за 2 сравнительно небольших самородка я заплатил за один 12 рублей, а за другой – 13. Купил я также эскимосского божка Билликена, замечательного, по словам продавца, тем, что чем больше ему чесать пятки, тем больше он будто бы смеется.
Нагруженные покупками, отправились мы на пристань, чтоб поспеть к отходящей шлюпке, т. к. в этот же день был назначен уход из Нома. Дело в том, что американские власти сначала заявили нам, что мы можем стоять в Номе только сутки, но, узнав о цели нашего прихода, отнеслись гораздо дружелюбнее и разрешили оставаться сколько угодно, говоря, что за полярным кругом международное право теряет свою силу. Но сегодня к начальнику экспедиции прибыл американский офицер, который просил нас поскорее уйти, т. к. немецкий крейсер «Лейпциг», крейсировавший вдоль западных берегов Северной Америки, узнал, по-видимому, что мы здесь находимся, и идет полным ходом на север[75]. Между прочим, получен ответ на телеграмму Вилькицкого с приказанием продолжать экспедицию и приложить все усилия, чтобы к осени перейти в Архангельск, потому что там понадобятся ледоколы. Итак, 23 июля в 9-м ч вечера «Таймыр» снялся с якоря и вышел из Нома по направлению к порту Кларенс. Здесь мы рассчитывали встретить шхуну «Бэр», на которой находился капитан Бартлетт. От него у нас была только одна телеграмма, что оставшийся экипаж «Карлука» находится на юго-восточной оконечности острова Врангеля в бухте Роджерс. Проходя мимо порта Кларенс, шхуны «Бэр» там не застали, она ушла к мысу Барроу, и потому мы легли прямо на мыс Дежнева. Уже подходя к островам Диомида, ощутили понижение температуры, повеяло нашим неприветливым холодным Чукотским полуостровом. Между 5 и 6 ч вечера следующего дня мы стали на якорь у мыса Дежнева, где уже находились «Вайгач» и «Тобол». Через несколько минут я был в своей каюте на «Вайгаче», а в 9 ч вечера суда экспедиции снялись с якоря и, снова разделившись, пошли – «Таймыр» в Анадырь, а «Вайгач» и «Тобол» в Ледовитый океан.
