Береговая черта вновь открытой земли изменила свое северо-западное направление на чисто северное, и конца ее не было видно. Горы перешли постепенно в плоскую низменную равнину.

Около 3 ч утра 23 августа исчезли признаки берега; по-видимому, мы достигли самой северной оконечности вновь открытой земли, сделав вдоль нее 240 миль. Вместе с берегом окончилась также и полынья, и мы вошли в густой полярный лед. Южный ветер стих, температура упала ниже нуля, между отдельными льдинами быстро начал образовываться молодой лед, благодаря чему ледоколам становилось все труднее и труднее прокладывать себе дорогу между тесно сбитыми большими кусками многолетнего льда. По горизонту на запад и на юго-запад виднелись темные облака, указывавшие на присутствие большого пространства свободной воды. Однако добраться до этой воды было трудно. В 4 ч утра начальник экспедиции приказал повернуть обратно. Место поворота по счислению находилось на 82°20′ сев. шир. и 95° вост. долг. До меридиана Земли Франца-Иосифа нам оставалось еще 300 миль, а там резко начинает сказываться влияние Гольфстрима, и в это время года была полная надежда встретить чистую воду. Но продолжать путь было рискованно, т. к. если бы мы здесь вмерзли в лед, то пришлось бы совершить путешествие вроде «Фрама» Нансена.

Вернувшись к мысу Челюскин, мы застали лед в прежнем состоянии, т. е. пролив, как нам теперь стало известно, не взломался. Решено было отправить партию к самому мысу по льду на санях. Через сутки партия вернулась и сообщила мало утешительного. Всюду и везде до горизонта был виден сплошной лед.

Памятный крест в честь барона Э. В. Толля и его спутников, установленный участниками ГЭСЛО на мысе Эммелины острова Беннетта

Из фондов РГАЭ

Мемориальная доска, размещенная на памятном кресте, поставленном на острове Беннетта

30 августа начали пробовать форсировать лед в проливе своими ледоколами, но из этого ничего не вышло: за сутки мы сделали только 5 миль и истратили при этом очень много угля, т. к. машине, конечно, приходилось все время работать полным ходом.

31 августа было приказано оставить колку льда и возвращаться обратно во Владивосток, но предварительно постараться зайти на остров Беннетта и взять там собранные в 1902 году геологические коллекции.

На переходе от Челюскина до Беннетта, несмотря на сравнительно высокие широты, мы встретили мало льда, и рано утром 5 сентября вдали в тумане стали вырисовываться горы исторического в полярных мореплаваниях острова. Из-за довольно сильной волны, идущей с юго-запада, мы стали на якорь под прикрытием острова у северо-восточной его оконечности. Ящики с коллекциями должны были находиться на южном берегу, ближе к восточной его стороне. В 4 ч дня нас съехало на берег 12 человек с двумя санями. Пройти нужно было приблизительно 17 километров; расстояние небольшое, но переход довольно неприятный, т. к. пришлось идти все время по леднику, заваленному большими валунами. Только поздно вечером мы достигли южного берега. Разбили палатку, развели костер и расположились на ночлег. К счастью, было полнолуние и светло, почти как днем.

Величественно-суровую картину представлял гористый остров с ярко освещенными лунным светом ледниками, из которых самый широкий, южный, большим ледяным языком сползал в океан.

На следующее утро довольно скоро мы нашли два больших ящика, наполненных коллекциями, правда, несколько подмоченными, но хорошо сохранившимися, на некоторых остались даже этикетки. Сейчас же двинулись в обратный путь и к сумеркам вернулись на корабль. На следующий день на высоком северо-восточном мысу, у которого мы стояли на якоре, был водружен деревянный крест, к которому прикрепили луженую доску с надписью:

От острова Беннетта мы пошли прямо к Берингову проливу, рассчитывая затем пройти непосредственно в Петропавловск-на-Камчатке, где взять уголь и пресную воду, чтобы следовать дальше во Владивосток. Однако, пройдя Берингов пролив, мы попали в ужасный шторм, произведший, между прочим, громадное разрушение на Аляске. До сих пор трудно себе представляю, как мы уцелели, т. к. в продолжение целых трех суток наши суда бросало как щепки, и, несмотря на полный ход машины, мы не могли ни управляться, ни даже держаться против волны. Этот шторм стоил нам очень много угля; и думать теперь о походе на Камчатку было нечего, а нужно было идти в ближайший порт на Аляску, чтоб хоть немного пополнить запасы. 27 сентября мы добрались до форта Сент-Майкель[66], расположенного в устье реки Юкон, и оттуда дали знать по телеграфу о сделанном нами открытии большой земли и островов в Северном Ледовитом океане.

Только 12 ноября мы вернулись во Владивосток.

Если открытие новых земель привлекло внимание широких кругов общества к работам и плаванию Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана, то не менее примечательным и памятным может считаться и последующее плавание судов этой экспедиции в течение 1914–1915 гг., т. к. в этот раз корабли, вышедшие из Тихого океана, впервые прошли до Архангельска Ледовитым океаном.

Главная задача экспедиции в 1914 г. и заключалась в этом путешествии. Все остальные работы предписывалось производить в пределах, не мешающих преследованию главной цели.

24 июня 1914 г. в 5 ч 22 мин «Таймыр» и «Вайгач», покинув красивую бухту Золотой Рог, вышли в море. Чудная ясная погода благоприятствовала плаванию, были опущены планктонные сетки, давшие обильный улов, особенно на следующие сутки в теплых струях течения Куросиво. 26 июня мы подошли к высоким, вулканического происхождения берегам Сангарского пролива, покрытым пышной растительностью, а в 11 ч утра стали на якорь на Хакодатском рейде.

Эта неожиданная для нас остановка была, как оказалось, вызвана поломкой трюмного насоса и задержала суда экспедиции в Хакодате на двое суток. Благодаря этой случайности мы имели возможность отправиться на берег и осмотреть город.

Хакодате, подобно Владивостоку, расположен по склону горы, имеет трамвай и положительно весь залит электрическим светом. Постройки общеяпонского типа, легкие, из тонкого дерева, рассчитанные на землетрясения. Обилие магазинов производит впечатление, будто весь город только из них и состоит. Мы ездили по городу до 12 ч ночи, и почти все магазины были открыты, а в мастерских рабочие-японцы продолжали свой труд. Около 10 ч вечера, проходя мимо какой-то школы, мы заметили девочек лет 10, которым старая японка преподавала кройку; трогательно было видеть, с каким вниманием эти дети в такой поздний час слушали свою преподавательницу. Поездив по городу и зайдя посмотреть знаменитых гейш, мы решили поужинать в так называемом европейском ресторане, где, к сожалению, пришлось удовольствоваться только отвратительной ветчиной. В 1-м ч ночи мы уже были на корабле.

На следующий день я и мой соплаватель, лейтенант Транзе, были посланы от корабля с визитом к местному русскому консулу Богуславскому и агенту Добровольного флота Демби. Не зная частного адреса Демби, мы заехали в контору агентства и были поражены, что служащие в агентстве были японцы, почти ничего не понимавшие по-русски и не говорившие ни на каком другом европейском языке. Сам Демби тоже не русский, а англичанин. С большим трудом мы поняли, что Демби дома и как к нему ехать. На трамвае мы доехали до его чудеснейшей виллы, стоящей в роскошном саду.