Видя, что Араик замолчал, наверное, обдумывая услышанное, Стеша, переведя дух, мягко сказала:
- И ты решил, что тебя от такой жизни спасет Аглая?
Он, заливаясь слезами, кивнул. И найдя в себе силы, продолжил.
Его мама пила, и во время запоев ей становилось не до сына, она, кажется, и вовсе забыла, что у нее есть семья. Вспоминала об этом только тогда, когда, охая и ахая, хватаясь за сердце, уговаривала мужа вызвать ей медицинскую службу “Выводим из запоя”. Это был кошмар, самый настоящий кошмар! Родители часто спорили: она требовала бутылку или деньги на нее, а тот отважно отказывал жене. Частенько они грозили друг другу разводом, и тогда начинался спор, кто заберёт ребенка, и каждый отказывался. “Ты заберёшь! - орала Злата, и тут же кричала и сыну: - Разведусь с твоим папашей, жадным до водки, отдам тебя ему, и будешь выгребать грязь за тетушкой!”. Муж же отвечал ей, что ничего подобного, что найдет себе новую жену, и они родят других, нормальных детей, а этого пусть забирает тот, кому уж больно нужен. Детский приют, например! Вообще Чарльз не из числа слабых мужчин. Всегда умел поставить на место дражайшую супругу. И тогда и сейчас. И вообще, где сядешь, там и слезешь, спуску никому не дает: ни сестре, ни жене, ни сыну, ни подчиненным, ни соседям… Вот только гопниц избегает и потому, если те выкинут какой-нибудь номер, Чарльз со всей своей родительской строгостью обрушивается на кровиночку, даже если Араик не участвовал в этот раз в учинённом безобразии.
Злата Ярославовна в трезвом состоянии тоже никогда не отличалась добрым нравом. Со временем Женщина стала нервной, раздражительной в трезвости. Может быть, ей везде мерещилась бутылка, но, если после ее выхода из запоя, к ней обратишься просто с вопросом, она может так сорваться, так наорать, еще и ударить, что лучше вообще даже на миллиметр не приближаться. Ее всё в первые трезвые дни раздражает: начиная с птичьих трелей за окном, кончая цветом стен в комнате. Чарльз в это время защищает жену от нападок кого-либо. Еще бы, ведь, только благодаря ему, она вышла из запоя - не вызови врача-нарколога, не отбери бутылку, не заставь выпить таблетку, и все бы тогда…! Сирена скорой помощи, реанимация, а потом уж… Потом уж как повезет!
В детстве Араика с самых ранних пор произошло, кажется, всё: и из детского сада забывали забрать; и посреди ночи его будил отец, чтобы вывести к пьяной маме, дабы той стало стыдно; и в детский дом его грозились сдать; и на улицу вышвырнуть, как щенка, тоже пытались; и за плохие оценки драли только так… А кто виноват? Только он сам! Нечего соваться, когда родителям не до него. А не до него им всегда.
Тетя Зухра, конечно же, тоже не горела желанием помогать семье брата. Невестку она терпеть не могла. Сочувствовала Чарльзу, но все это оказывалось только на словах, никогда в жизни не займет денег, никогда в жизни не навестит в больнице, в наркологическом отделении, Злату, никогда в жизни не спросит: “Чарли, может, тебе что-то надо?”. К племяннику Метёлкина относилась, естественно, как к мерзкому животному, которого, ей “все навязывают”. Да, она так искренне считала по ряду причин. Во-первых, подруги взывали к ней: “Забери мальчишку - помощник тебе будет”. Во-вторых, даже воспитатели в детском саду, завидев Женщину на улице, зная, что это тетка одного из их воспитанников, догоняли ее и ругали, почему не забрали ребенка! В третьих, учителя позже выговаривали ей, что мальчик плохо учится! Она как раз тогда занималась поставкой продуктов в столовую его школы, и потому Метёлкину там знали.
А уже позже Зухра Никитична открыла свой ресторан и взяла на работу брата! И вот тогда и начался кошмар для Араика! В те годы мальчик учился в пятом классе. Папаша проводил на работе все время, мама - в запойном отпуске. Очень редко, когда они обедали все вместе дома. Питался ребенок в школе, благо питание там сейчас бесплатное (попробуй сделать платно - привлекут куда надо).
Учился отвратительно. Тройка, как заметила однажды Злата в разговоре со Стешей, все равно что докторскую защитил. Никаких хобби Араик не заводил. Одноклассники с таким не общались: за опрятностью мальчика никто не следил, за гардеробом - тоже. Он мог в минусовую температуру выйти на улицу без головного убора и в ветровке от куртки “агигас” или “майк”. И вообще у преподавателей и других учеников этот ребенок производил мерзкое впечатление.
Конечно же, уроки потому Араик начал прогуливать, а вместо этого - водить дружбу с беспризорницами и и вместе с ними искать подработку. Один раз мальчик и вовсе сбежал из дома, но вернули его скоро и за это строго наказали. В отместку он вскрыл себе вены. И это в шестом классе! Правда, не получилось умереть - не глубоко порезал, но все же поступок этот нельзя назвать красивым и правильным. Точно так же, как и последующие попытки повеситься, спрыгнуть с моста и отравиться. Но вены он любил резать особенно.
Сначала такая жизнь расстраивала и угнетала несчастного. Но потом, подрастая, понимая, что можно делать всё, что хочешь, Араик постепенно залечил свои детские раны. Когда ему исполнилось двенадцать, что-то в нем словно бы переключилось. У него уже отлично получалось находить себе подработку, с беспризорными подругами из-за этого поругался, так как подработки для их возраста находилось немного, а тот поспевал первым. Бедные дети не понимали, почему тот так делает, ведь у него имелась крыша над головой и воспитывался в родной семье, зачем ему надо подрабатывать?! Но приятель-то ведь всё скрывал, никто не знал, что мать - алкашка, а отец - истероидная личность!
Араику рано пришлось повзрослеть и в том возрасте, когда его сверстникам покупали одежду родители, он уже сам по своему вкусу на деньги, полученные на подработках, отоваривался на рынках. Постепенно у него выработался, хоть дурной, но свой стиль. Одежда не по возрасту - такую скорее выберет не двенадцатилетний мальчик, а старшеклассник. Странно, но ему, хотя с трудом, но удавалось найти свои размеры. Если же не получилось этого сделать, то старался ушивать и укорачивать свои дешевые, но модные, тряпки. Навострившись, у него это отлично выходило. Мальчик потому не выглядел, как его ровесники. По одежде он казался юношей-старшеклассником. Можно было бы подумать, что просто выглядит младше своих лет. Кому же в его возрасте родители позволят так наряжаться и гулять допоздна?
Примерно в то же время во дворе и появились впервые “крутые девчонки”, самой яркой из которых казалась Аглая Волкова, которую прозвали Аглашкой Волчарой. Ей стукнуло тогда семнадцать или восемнадцать лет. Новой жительнице и в голову почему-то не пришло, что Араик - еще ребенок, и что она запала ему в душу.
Школу он ходил на свое усмотрение, а потом и вовсе бросил “это гнилое дело”. Позже кое-как отец заставил сына взять справку об окончании всего восьми классов. Правда, их насчитали только семь, и то притянув за уши, но из жалости указали в документе восемь.
Он тогда соизволил, как выразились учителя и отец, прийти за бумажкой о неполном окончании школы. В кабинете у директора мальчик сидел на стуле вальяжно, нога на ногу. Когда документ ему вручили, Араик вышел за дверь и с гордой, наглой походкой, стараясь в то же время копировать топ-моделей, направился по коридору.
Его бывшие одноклассники во все глаза смотерли на него. Удостоив быстрым взягдом их розовенькие футболочки, миленькие джинсики со стразиками и картинками, мальчик-юноша лишь презрительно фыркнул и гордо прошел мимо тех, кто всегда над ним издевался. Он-то одет, как взрослый старшеклассник, а ни как папенькин, правильный сынок!
Конечно же, другие дети, что с ним учились в одном классе, заметили его реакцию, но любопытство заставило их побежать к окнам и посмотреть, как Араик будет покидать школу. Вскоре его изящная, худенькая фигурка показалась на тропике перед входом. Видимо, черной одеждой он подражал рок-звездам… Тут маленький мальчик достал сигаретку, чем шокировал следящих за ним ровесников, запалил и вальяжной походочкой пошел прочь из этой преисподней. Безусловно, одноклассники и учащиеся на той же параллели пришли в тихий ужас от увиденного, и даже не подозревали, что пройдет всего год или полтора, и они глазам своим не поверят, когда на углу, недалеко от школы, увидят Араика целующегося с какой-то девицей, сомнительного гопниковского вида.
