У вас бывало такое, что вы внезапно слепли или глохли от сильного потрясения?

В моих ушах исчезли все звуки, кроме противного «пииии». Спина глухо болела, но мне было плевать. Я бросился к своему другу, наклонился над ним. Он лежал лицом вниз, и я уже знал, хоть и боялся признаться себе. Перевернул его, увидел мертвые глаза.

Вот так, просто. За одну секунду.

Писк в ушах прекратился, и теперь я мог слышать крики. Кажется, отчаянный вопль Навы и рыдания ее дочери — они выскочили на шум.

Я поднял глаза и увидел Йоэля Гершона. Он стоял на коленях перед телом Нерии, прямо рядом со мной, слегка раскачиваясь, словно на молитве.

Почему-то мне сразу стало ясно, что камень бросил он.

И горько — что промахнулся: булыжник-то предназначался мне.

Я набрал номер скорой помощи, хотя знал, что было поздно. В полицию не звонил — уже понял, как тут оно все работает.

И потом смотрел, как приезжает амбуланс, как Нерию накрывают тканью и на носилках заносят в машину, как его жена и дочь, пошатываясь, садятся туда же. Йоэля поблизости уже не было — я не знал, сбежал ли он, или его увели. На меня никто из присутствующих не смотрел, словно это не они участвовали в жестокой облаве ещё четверть часа назад. Все молча разошлись — слова были лишними, и так все было понятно. Для многих это убийство значило конец общины — и мне совсем не было их жаль.

Стекла и фары моей машины были разбиты, я тупо пялился на нее, пытаясь довести хоть одну мысль в голове до конца.

— Янон — треснутый голос Эльканы — идём, переночуешь у нас. Диспетчер скорой помощи вызвал полицию, и лучше, если на улице будет как можно меньше народу.

— Я поеду домой — не хочу подвергать опасности и вас тоже.

— Они уже ничего не сделают. Йоэль изгнан, можешь забыть про него.

— Забыть?! Вы не обратитесь в полицию? Блядь, он убил вашего брата!

— Он будет наказан, но это наше внутреннее дело, Янон. Я вижу, что ты и сам это понял, не вызвав полицейских, так что давай закончим этот разговор. Сегодня я просто хочу оплакать брата — похороны, скорее всего, будут лишь через пару дней****.

Он тяжело зашагал к своему дому, и я поплелся за ним, не пытаясь больше возражать.

Комментарий к Глава 23

*…а ты все не приходишь - отсылка к популярной песне “Мессия все не приходит”.

** Конечное исправление - термин в каббале. Если интересно: https://ru.m.wikipedia.org/wiki/Тиккун_

*** Подробнее: https://ru.m.wikipedia.org/wiki/Цимцум_

**** В случае насильственной смерти похороны обычно проводятся после судмедэкспертизы.

========== Глава 24 ==========

Глава 24

Смерть Нерии повлекла за собой последствия, которых все давно уже ожидали и опасались — резкий отток людей из общины. Впрочем, все давно к этому шло, и его гибель была лишь последней каплей — споры и распри стали слишком частым явлением во время субботних послемолитвенных проповедей (их не удалось избежать даже на похоронах и поминках Нерии, но об этом я совсем не хочу вспоминать), и многие захотели отделиться от двора, в котором слишком уж часто стали происходить слишком уж скверные события. Перевозочный грузовик теперь стал обычным явлением на улицах квартала. Синагога, по словам Лерера, который вернулся вскоре после похорон, не закончив путешествие, теперь практически пустовала, и это было самым явным признаком умирания общины.

Уезжали многие — но не все. Остались те, кто знал, что переезд лишь проглотит драгоценное время перед концом, и не тратили его на такие пустяки: Гиллель с семьёй, Элькана, Малахи.

Я гадал, будет ли Авшалом среди тех, кто уедет, или же останется рядом с семьёй и друзьями.

Он остался.

Праздники закончились, и внезапно оказалось, что у меня на руках осталось всего два месяца жизни, а я до сих пор не придумал, что хотел бы сделать напоследок.

Да, хорошо бы провести больше времени с семьёй. Сделано — теперь каждые выходные я ездил к отцу, который был удивлен таким неожиданным проявлением у меня семейственности. Даже спросил, не собираюсь ли я подумать о своих собственных детях, если так часто стал брать на руки Ноама.

Да, можно видеться чаще с Авшаломом. Тут от меня мало что зависело — частоту наших встреч определял он. Но даже этих нескольких часов в неделю мне хватало, чтобы быть счастливым — ещё полгода назад я и помыслить не мог о таком.

Да, попутешествовать. Я брал машину и в выходные исполосовывал на ней всю страну вдоль и поперек. Но это не было чем-то, что я мечтал сделать. Скорее, то, что было сделать до́лжно.

И поразвлекаться. Пара баров и ночных клубов — и меня уже тошнило от этого пункта в списке дел «напоследок». Во-первых, идти мне было не с кем, а одному — скучно. Во-вторых, в одном из клубов меня подловил Эзра, и спросил, знает ли Лерер, что я здесь. Разумеется, Лерер знал. А ещё он знал, что мне эти развлечения — поперек глотки. А ведь раньше я любил клубы.

В остальном моя жизнь продолжалась, как и раньше — без изменений.

Зато за ее пределами, во внешнем мире, творились очень странные дела — странные, если не знать, что именно последует за ними. Изменения климата, изменения политические, даже географические. На фоне постоянных землетрясений, наводнений, аномальной жары и аномальных холодов обострились международные конфликты и горячие точки по всему миру нагревались до состояния кипения. Количество самоубийств в эти дни зашкаливало — должно быть, люди неосознанно предчувствовали что-то, хотя их и лишили возможности знать — для их же блага.

В начале ноября на мне появилась ещё одна, последняя надпись.

Проснувшись и увидев на теле знаки, которых никогда ранее не видел — были ли они вообще плодом человеческого разума? — я с тоской стал дожидаться скорой и мучительной смерти от внутренних ожогов.

Но ничего не случилось. Не было ни боли, ни жжения. Ничего. Я так и не понял, в чем была на то причина, но старался лишний раз не думать об этом.

Снимки знаков я послал Элькане и Лереру. Оба позвонили мне в панике, воображая, как я корчусь в предсмертных муках. Я успокоил обоих, спросил, знакомы ли им эти символы. Как и ожидалось, ни в этот день, ни в последующие, мы не нашли ничего похожего ни в одном архиве истории письменности. Может где-то что-то и было — но не в пределах нашего доступа.

Как бы хорошо не хранились внутриобщинные тайны, вскоре обо всем стало известно и за пределами квартала, слух пошел по всем хасидским и даже литвакским дворам, и теперь я чувствовал себя очень неуютно за пределами тех немногих мест, где мог находиться, не натыкаясь на пристальные и порой весьма недружелюбные взгляды.

Я не знал, что стало с Гершоном, и даже не пытался расспрашивать о нем других. Какая теперь уже разница…

Пару раз меня на улицах подлавливали те, кто ему сочувствовал. Однажды подошли сразу двое (кажется, я видел их в тот вечер у Йоэля в гостях, но не был уверен), один из них был очень похож на Гершона — должно быть, брат или что-то в этом роде.

— Привет, узурпатор.

— Угу.

— Почему бы тебе не уехать отсюда? — спросил второй.

— Потому что это ничего не изменит.

— Пока ты здесь, нам нечего надеяться на спасение. Ты — самая падшая из душ, узурпатор.

— Это ты сейчас цитируешь учение другого лже-Мессии, если я не ошибаюсь — мягко сказал я*.

— Думаешь, если прочёл статью в Википедии, это даёт тебе право спорить с нами о том, чего не знаешь? — зло осведомился родственник Йоэля.

— Нет. Твой брат убил невинного человека — значит, он теперь такая же падшая душа, как и я. Пропусти, нам не о чем говорить.

Как ни странно, они меня отпустили. Но после этого я старался не ходить пешком по улицам своего старого района.

Я очень старался не прислушиваться к слухам, не читать и не смотреть новостей, но порой это было невозможно.