Вокруг никого не было: в это время дня улица вымирала, все предпочитали отсиживаться в самую жару дома.

Я взял его за руку.

— Как вас зовут?

Он не ответил.

Я ещё не полностью вник в местные реалии, и не знал, рискую ли, навязывая помощь постороннему человеку с глубокой деменцией. Но и оставить его прямо так не мог. Вытащил пачку салфеток, намочил водой из бутылки, обтер ему лицо и шею. Поколебался и приложил горлышко бутылки к губам. Вряд ли меня потащат в суд из-за того, что я дал немного воды недееспособному старику без разрешения на то его родных.

Огляделся опять, и с облегчением увидел, что в нашу сторону быстро шагает полная женщина лет сорока.

Она буквально подбежала к месту, где мы сидели.

— Папа! Господи, я ищу тебя по всей округе!

Посмотрела на меня.

— Вы давно тут сидите?

— Нет, минут пять. У него солнечный удар, я дал ему немного воды…

— Не оправдывайтесь, Янон, и огромное вам спасибо за помощь.

Ну, спасибо вам, Элькана. Янон Вайцман — наша новая знаменитость. Теперь меня знает половина Иерусалима.

— Не за что. Ему надо бы привлечь и принять холодный душ перед этим.

— Да-да, мы так и сделаем. Папа, пойдем — она легонько потянула отца за руку, и тот послушно поднялся. Потом опять взглянула на меня.

— Янон, приходите к нам сегодня на ужин в восемь часов. Мы живём в двадцать четвертом доме, второй этаж, квартира пять.

— Спасибо, я не хочу вас утруж…

— Вы не утруждаете, наоборот. У нас будет полно народу, все будут рады вас видеть. Извините, что не приглашали раньше.

Дочь с отцом медленно пошли вниз по улице, а я переваривал ее слова.

Извините, что не приглашали раньше.

Только дома я понял, что не ответил четким отказом — а значит, пойти придется — я не знал ее номера телефона и имени, и не мог не придти, отделавшись какой-то отмазкой. Может, в том была виновата моя немецкая щепетильность, но к восьми часам я уже вышел по адресу, решив, что посижу минут двадцать и уйду под первым же надуманным предлогом.

Дверь в пятую квартиру была открыта настежь, и там слышался шум множества голосов.

Интересно, в этой общине все приглашают на обычный субботний ужин половину округи, или только мне так везет?

Когда я зашёл, шум немного стих. Ко мне подошла та самая женщина, которая пригласила меня сюда днём, сопровождаемая высоким человеком, скорее всего, ее мужем.

— Добрый вечер — поздоровался я.

— Добрый вечер, Янон — поздоровался хозяин дома — Меня зовут Йоэль Гершон, я муж Талии. Спасибо, что помог моему тестю сегодня днём.

— Прости, что я не представилась, очень уж была сбита с толку — искала отца почти час! — извиняющимся голосом сказала Талия.

— Все в порядке. Как он себя чувствует?

— Ему уже лучше, но он пока отлеживается.

— Пойдем, я познакомлю тебя с гостями — сказал Йоэль.

Общество ничем не отличалось от того, что я видел в гостях у Мории и Гиллеля. Все те же группки, все те же разговоры, от которых я чуть не вывихнул себе челюсть, зевая. Еда была именно такой, как я помнил еще со времён армии. Значит, стол Мории был всего лишь приятным исключением из правил.

А самое печальное — здесь не было Лерера, на которого я мог любоваться, тем самым скоротав себе вечер.

Время тянулось мучительно медленно, но на меня никто, казалось, не обращал внимания, так что я просто сидел и ждал удобной минуты, чтобы уйти.

Внезапно я понял, что в гостиной стало тихо, и гости, которые до этого негромко переговаривались, теперь смотрят на хозяина дома.

О, нет. Только не это. Заключительная часть ужина, переходящая в долгий вечер, полный скуки. Мой персональный кошмар — послетрапезная проповедь, без которой прием пищи считается чуть ли не обжираловкой в хлеву.

Гершон обвел взглядом собравшихся. На мгновение мне показалось, что его взгляд остановился на мне, но он скользнул по моему лицу и отвёл глаза.

— Я хотел бы поговорить сегодня о центральном понятии нашей с вами традиции — о царе Машиахе — сказал он, и я сразу же напрягся, предчувствуя неладное.

— Не буду углубляться в дебри и повторять то, что все присутствующие уже давно читали, слышали и знают. Не буду говорить и про характеристики Царя: мы все с детства знаем их наизусть.

Гершон помолчал, и в комнате воцарилась уже совсем мертвая тишина.

— Сегодня я хотел бы поговорить о проповеди рава Леви, в которой он, как вы помните, объявил о приходе мессии и косвенно намекнул на скорый конец дней. Все мы примерно представляем, о ком из присутствующих может идти речь.

Я оказался под перекрёстным огнем множества взглядом. Так. Что это значит?!

— Разумеется, многие из нас задаются вопросом: каким образом нееврей может рассматриваться, как кандидат в мессии? — продолжил Йоэль, и я почувствовал, словно мне только что прилюдно отвесили пощечину.

Меня заманили на этот ужин, наприглашали кучу гостей, наверное, специально «на Машиаха», и теперь собираются со вкусом обсосать мое происхождение, как сочную мозговую косточку. Словно не я сидел прямо перед ними — человек из плоти и крови.

Я лихорадочно обдумывал план отступления. Уйти со скандалом, или дождаться паузы и незаметно улизнуть?

Нет, незаметно не получится — хоть и ненавязчиво, но я был под пристальным присмотром тридцати человек.

-…таким образом — донёсся до моего сознания голос Гершона — если принять факт, что Машиах является прямым потомком царя по мужской линии, то допустимо предположить…

Они притягивают за уши мое происхождение от царя Давида! Мне захотелось провалиться сквозь землю. Прямо сейчас и здесь мне шили родословную — наверное, чтобы не было стыдно показать меня другим.

Я что, должен быть польщенным?

Я резко поднялся, стул отодвинулся с бо́льшим грохотом, чем я ожидал, и теперь вся комната уставилась на меня, уже не скрываясь.

Хотел сказать что-то — гневное, оскорбительное, полное достоинства.

Но просто молча прошел за рядом стульев вдоль стола, направившись прямо к двери.

В речь Эльканы поверили самые отмороженные члены общины — те, что готовы были обсуждать мою персону, не смущаясь фактом, что мне это может не понравиться.

Хорошо, что таких мало. Надо было запомнить их лица, чтобы знать, от кого шарахаться потом на улице.

— Янон, постой! — за мной выбежал Йоэль.

— Идите к черту!

— Я только хочу, чтобы ты вышел уже из тени! Ты не можешь так и продолжать отсиживаться в стороне до самого конца! И сам это знаешь!

— И что, вы решили, что лучший способ «вывести меня из тени» — это обсуждать в моем присутствии в третьем лице, могу ли я быть Машиахом, если моя мать — шиксе?

— А молчать о том, что мы все скоро умрем — это как, нормально? — выплюнул Гершон.

— Кто вам это сказал?

— Неважно!

— Вы не хотите ничего говорить мне — неудивительно, что я тоже не собираюсь откровенничать с вами. Тем более, после того фарса, что вы сейчас устроили с отмыванием моей родословной от нежелательных… примесей.

— С чего ты это взял? Ты вообще слушал мои слова?! Я всего лишь ответил на вопрос, который волновал всех, кто прислушался к словам Эльканы, а не отмахнулся, как остальные маловеры в общине. Если мы докажем, что ты — по праву…..

— Так значит, вопрос, который волнует всех больше всего — это что я нееврей? Со всем остальным уже разобрались?!

К нам выскочила Талия.

— Янон, мне очень жаль, если тебя задела речь моего мужа. Но прямо сейчас вы привлекаете к себе ненужное внимание — все соседи слышат ваш спор. Может, зайдете обратно в дом?

— Там нас услышат ещё тридцать человек — это вам не мешает?

— Нет. Они верят в то, что ты — мессия. Они готовы отдавать тебе положенные почести, и…

— За что почести, Талия? За конец света?

— За то, что ты — спаситель человечества. Мы получили более чем достаточно знаков, чтобы поверить, что конец близок. Но ты сам не знаешь, на что способен! Тебе надо… — она взглянула на мужа, тот кивнул и она продолжила -…надо всего лишь вернуться в лоно религии. Как и подобает человеку твоего статуса.